Нет на земле твоего короля. Часть 1 - Сергей Щербаков

Аа-аа! — Антошка с размаху треснул чужую гитару о землю. Дека треснула, гриф отломился и повис на спутанных струнах. Слезы вновь рекой полились по его лицу, и он затрясся от рыданий.

— Гады! Предатели! Политики еб….ые!

— Антон! Антоха, е… твою мать! Смотри на меня! Антон!! — настойчиво затряс его за плечи Саша.

— Может ему врезать, чтоб успокоился! — посоветовал расслабленный Кешка.

— Я те сейчас сам врежу! — зло отозвался десантник.

— Не бзди, пацаны! Я вам свою гитару отдам, еще лучше, — успокаивал Васька расстроенных подростков. — Со звукоснимателем.

Мальчишки испуганно жались к гаражам. Антон уткнулся головой в грудь Саши и всхлипывал.

Глава 23

Такси мчало Лику с Мишей на выставку Кирилла. Мчало — это громко сказано, потому что на самом деле машина то и дело замедляла ход из-за неумелых водителей на дорогах.

— Лика, как ты думаешь, что Кириллу подарить на день рождения?

— Не знаю. Ты же его друг. Должен знать его пристрастия.

— А ты женщина. И тебе виднее, что любят мужчины.

— Вот уж нет. Тут ты ошибаешься. Женщины обычно дарят что-нибудь красивое, парфюм, например, или галстуки. А вам мужикам, это, как потом оказывается, вовсе и не нужно. Вам подавай какие-нибудь удочки или железяки.

— Это верно! Я бы за набор инструментов полцарства отдал. Кстати, насчет галстука. Это идея! Хотя, черт его знает. Ты не смотри, что Кирюха в заштопанной толстовке по квартире бродит, он на самом деле знаешь какой франт? Одевается, как денди лондонский. Просто ты его все время дома видишь, а посмотрела бы в другой ситуации — не узнала бы. Уверен, что сегодня он тебя приятно удивит.

На открытие выставки Лика и Миша в итоге все-таки опоздали из-за пробки, возникшей по дороге: какой-то новый русский на своем крутом «Ландровере» на перекрестке не уступил дорогу «шестерке». Шестерка втемяшилась в зад «Ландровера», скукожив свой передок, и в итоге, пока суть да дело пришлось приостановить движение. Потом они по пути забежали в универмаг в цветочный отдел купить цветы. Пока молоденькая девушка оформляла им букет, они обратили внимание на маленькую девочку лет трех, которая, настойчиво дергая мать и отца за одежду, жалобно канючила:

— Родители, ну, пожалуйста, я вас умоляю!

Лика и Миша, переглянувшись, прыснули от смеха.

Когда они поднялись на второй этаж городской филармонии, где в выставочном зале должна была пройти презентация фотовыставки Кирилла, телевизионщики уже вовсю снимали главного виновника торжества, которого со всех сторон облепили поклонницы и друзья. Выставка была специально приурочена ко дню рождения Кирилла. Юбиляр был на высоте, при бабочке, в шикарном смокинге.

— Ну, ты даешь, маэстро. Вырядился, как Де Ниро на вручении Оскара, — шепнул Миша на ухо другу. — Даю голову на отсечение — все девчонки твои.

— Не болтай глупости. Отвали, — отмахнулся Кирилл, вновь с улыбкой оборачиваясь к своим поклонницам.

— Кирилл, а когда вы снимали вот этот сюжет, вашей натурщице не было холодно по колено в снегу? — настойчиво осаждала фотохудожника высокая красивая блондинка в роскошном модном платье.

— А кто ее знает. Натурщицы всегда от меня шарахаются, либо в глубокий сугроб, либо на дерево норовят залезть, — отшучивался фотохудожник.

— Скажите, Кирилл, — прогундосил невысокий парень в очках, — я вот битый час смотрю на эту фотографию и не пойму, что в ней такого особенного. Ну, обыкновенный забор, как забор. В чем изюминка? Что тут художественного? Может, я чего-нибудь не понимаю?

— А вы внимательно приглядитесь, видите, по верху забора тянется тонюсенькая блестящая проволочка, вот это и есть изюминка.

— Ааа…, - многозначительно протянул озадаченный ценитель искусства.

Другой любитель фотографии принялся критиковать Кирилла за «зерно» на снимке, но маэстро тут же пресек выпад в сторону его творений.

— Я, дорогой батенька, целый год посвятил, чтобы его добиться в своих снимках, а вы меня ругаете.

Присутствующих больше всего привлекала левая стена зала, на которой экспонировались работы, посвященные обнаженной натуре. Миша пораженный замер перед парой фотографий, расположенных в центре. Он узнал в натурщице Лику. Ничто не указывало на нее прямо, лица не было видно, но он сразу узнал линию бедер, выхваченную лучом света, нежную округлую грудь со вздернутым соском. На одной фотографии Лика стояла, полуобернувшись в полумраке, черты лица спрятаны в тени, волосы гладко зачесаны назад, в согнутой руке длинный тонкий мундштук с сигаретой, от которой причудливой волной поднимался дым. На другой на Лике была широкополая шляпа с вуалью, полностью скрывающая лицо, на обнаженной шее притягивало взгляд изумительной работы ожерелье из сплетенных в старинном стиле узоров.

Лика наблюдала за сменой выражения лица Миши. Он боролся с ревностью, но мужественно старался не поддаться на ее провокацию. Она тихонько сжала его ладонь.

— Это искусство. Ничего более.

— Я готов убить все эти жадные глаза, пожирающие тебя на этой фотографии.

— Они не меня пожирают, а красоту снимка. Ты же понимаешь.

— И все равно, — упрямо тряхнул он головой. — Не хочу тебя ни с кем делить. Даже на фотографии.

— А как насчет таланта друга? Не оценишь?

— Куплю у него права на эти фотографии и дело с концом. Обвешу ими свои комнаты и буду единолично любоваться. Вот так.

— За это я тебя и люблю.

— За что?

— За искренность.

День рождения Кирилла справляли на следующий день на даче. На крыльце веранды играла магнитола. Стол был накрыт на лужайке под высокими рябинами, усыпанными оранжевыми гроздями ягод. Кирилл пригласил Лику составить ему пару в ламбаде. Несмотря на свой вес, Кирилл двигался легко и довольно быстро. Миша и остальные хохотали над ним, потому что со слухом у Кирилла явно было не в порядке, тут не слон наступил на ухо, а скорее динозавр из юрского периода, и двигался он не в такт, умудряясь наступать Лике на ноги. В итоге Лика, смеясь, высвободилась, и предоставила ему арену для единоличного выступления.

— А сейчас — соло! На сцене несравненный мастер восточного танца, великий Кирюх-бей! — воскликнул Миша и включил турецкую музыку.

Кирилл, нисколечко не смутившись, принялся исполнять танец живота, оголившись по пояс. На плече у него красовалась татуировка, симпатичный якорь на фоне спасательного круга. Такой татуировке позавидовал бы самый просоленный штормовыми ветрами «сороковых» морской волк. Когда-то в детстве ему искусно наколол по его просьбе Мишин брат, Артем. За этот рисунок Кириллу батя устроил такую взбучку, что запомнилось надолго — врезал по батонам по полной программе. Артему тоже тогда здорово досталось от матери за воплощение художественной идеи. Но все же через несколько лет Кирилл уговорил его сделать еще одну татуировку — на этот раз на груди. Так что ему было чем похвастаться, сняв рубаху.

На запах шашлыков заявились бродячие собаки Ксении Карловны. Старушка представила гостям своих питомцев. Самого большого черного пса звали Кавалер. У него была дружелюбная физиономия, густая черная шерсть как у медведя, и он никого не боялся, в отличие от других псин, которые прятались от шумной компании по кустам. Улыбчивый веселый Кавалер неотступно следовал по пятам за хозяйкой, виляя хвостом и уставившись на нее влюбленными треугольными глазами. Видно в прошлой жизни он был весельчаком.

— Мне кажется, он все понимает. Только сказать не может, — сказала Лика, наблюдая за огромным ласковым псом.

— Может на самом деле существует переселение душ, — добавил Миша. — Помните, как у Высоцкого в песне: «Может, этот гражданин был раньше добрым псом».

— Не люблю садовые участки, — сказал Кирилл, надевая рубашку. — Такое чувство, словно голый среди одетых, мимо люди прутся с остановки, глазеют на тебя, расхристанного, на твои жалкие приватизированные шесть соток. В деревне намного лучше.

— Да ладно тебе, все лучше, чем квартира. Где ты еще такие шашлыки забацаешь?

Над шашлыками, никого не подпуская, колдовал закадычный друг Кирилла, небезызвестный фотограф Володька Корольков. Он считал себя великим знатоком кавказской кухни. Утверждал, что женщин к приготовлению мяса на пушечный выстрел подпускать нельзя. Они все испортят. От мангала шел дурманящий запах мяса, Володька то и дела сбрызгивал мясо вином, и обмахивая куском картона, раззадоривая угли. Корольков был под стать Кириллу, такой же круглый, только пониже ростом, и несмотря на молодой возраст, с вдохновенной блестящей лысиной. Когда над его лысиной шутили, он всегда объяснял собеседнику, что лысина — это предмет гордости мужчин.

— Вот спросите у женщин, они вам скажут, чем знамениты лысые мужики!