Змеиное гнездо - Томас Гиффорд

– Дрискилл, рад познакомиться с вами, сэр. Я – Реймонд, секретарь и помощник мистера Саррабьяна. Мне кажется, вы не договаривались о встрече. Возможно ли, что я ошибся?

Дрискилл обернулся и обвел взглядом всю картину. Поздним воскресным вечером Реймонд был в настоящем костюме от Армани с большими подкладными плечами. Светлые волосы подстрижены так, что макушка казалась плоской, словно ждала удара дубинкой.

– Мне неожиданно пришло в голову заглянуть, Реймонд. Подумал, может, застану его дома.

– Ужасно сожалею, сэр. Он сегодня ужинает с кем-то из ООН. Вопросы благотворительности. Кажется, голодающие дети. Мистер Саррабьян оказывает помощь столь многим… Возможно, я сумел бы…

– Нет, не стоит. Просто передайте ему, что я забегал. Хотелось бы повидаться. – Бен достал свою деловую визитку и приписал внизу номер сотового. – Так он меня точно найдет.

Рэймонл почтительно принял карточку.

– Позвольте сказать, я ужасно огорчен кончиной мистера Саммерхэйза, сэр. Великий лидер. Выдающийся человек. – Он выдержал паузу, прежде чем продолжить: – Мистер Саррабьян был опечален этим известием.

– Я не знал, что они были знакомы.

– Мистер Саррабьян знаком со всеми, сэр, не так ли?

Дрискилл встал в дверях на террасу, ощущая ветерок, озирая с высоты город могущества и огромного богатства: отель «Плаза» далеко внизу слева, сад скульптур Метрополитен, театр «Делакорт» и все остальное. Эмпайр-Стэйт-билдинг и пара небоскребов ВТЦ, устоявшие три месяца назад против второй атаки террористов, призрачно маячили в густом тумане.

– Красивый вид, не правда ли? – В голосе Реймонда прорезалось ленивое вдохновение. – Мистер Саррабьян часто сидит здесь вечерами в задумчивости. Говорит, что общается с духами предков. Он, знаете ли, происходит из очень древнего рода.

– Не сомневаюсь, – отозвался Дрискилл. – Ну, не стану вам больше мешать, Реймонд.

– Как пожелаете, сэр. Я вас провожу.

В фойе Реймонд слегка поклонился, сотни зеркальных панелей повторили его движение. Тысячи зеркальных Реймондов. Целое войско.

– Доброй ночи, Реймонд.

– Доброй ночи, сэр.

Спускаясь в лифте, Дрискилл чувствовал себя так, словно только что совершил небольшое путешествие по кроличьей норе в жилище Сумасшедшего Болванщика. Впрочем, Тони Саррабьян славился своими сюрпризами, любил обманывать ожидания.

И все же обыкновение общаться с духами предков – даже для него немного слишком.

Дома Дрискилл, наливая себе стакан холодной воды из холодильника, прослушал сообщения автоответчика. Первое было от Элизабет. Она говорила напряженно, будто сдерживая слезы:

– Ох, Бен, я чуть с ума не сошла, пытаясь тебя отловить. Без Дрю так пусто. Я застряла здесь, в Эл-Эй10. Как будто на другой планете – не на той, куда мне нужно. Наплакалась вдоволь. Какой был замечательный старик! О, черт побери… Как ты держишься? Ох, милый, расскажи, что происходит – где ты? Я завтра вечером буду в Вашингтоне. Но, пожалуйста, позвони мне в «Хилтон» здесь, в Лос-Анджелесе. Буду ждать.

Он прислушивался, отыскивая следы разделившего их раскола. И, кажется, находил их в словах и между слов. Бесконечная борьба: желание Бена всегда видеть ее рядом, в Нью-Йорке, – и желание Элизабет втянуть его в политическую жизнь, представлявшуюся ей такой захватывающей, чтобы они могли чаще бывать вместе в постоянных разъездах. Как часто он вспыхивал – этот огонь в ночи отношений. Теперь, когда на нее предъявила права новая кампания, все стало еще хуже. Размолвка стояла между ними, даже когда они бывали вместе. От нее некуда было деться, оставалось только отводить глаза.

Он позвонил в «Хилтон» в Эл-Эй. Вышла. Не ждет у телефона. Конечно, не ждет. Ужинает с коллегами. Он назвал себя телефонистке и повесил трубку.

Захватив стакан ледяной воды во двор, он сел за стол под деревьями. В листве шелестел ветерок. Несколько окон, выходивших в общий садик, еще светились, кто-то крутил запись Стэна Гетца. Он узнал мелодию – одна из ключевых работ Гетца. Вытер лицо, хлебнул воды, возмещая утерянную за этот долгий воскресный день жидкость. Вашингтон, тайное убежище Тарлоу, разговор с Хокансеном, обратный перелет в Нью-Йорк, странная сценка у Саррабьяна. И теперь никак не удавалось расслабиться. Он вернулся в дом, щелкнул выключателем телевизора и нашел программу Си-эн-эн, повторявшую вечернюю передачу «Гонка за президентство».

В аэропорту Майами президента ждала торжественная встреча и выступление во время ланча, потом часовой банкет в «Мире Диснея» и митинг в городе, транслировавшийся по всему Югу.

Чарли отлично выглядел, улыбался, махал рукой. Линда шла за ним, тонкие волосы медового оттенка ровно в меру развевались на ветру, костюм от Шанель скрадывал выдающиеся бедра, всегда чертовски портившие ее фигуру. «Превосходная фигура, – как-то заметила она при нем, оценивая себя. – Ну, не превосходная, но в целом очень недурная – второй такой задницы не сыщешь во всем христианском мире!» Готовность подшутить над собой придавала ей особую легкость в общении. Об уме и говорить нечего. В конечном счете она, вероятно, была умнее Чарли. Зато он был политиком, лучше умел пускать пыль в глаза, и он был президентом.

Толпа в аэропорту – отличная. Плакатики с надписями: «Боннер – наш парень!» и «Не чини того, что не сломано!» – и все же нет в мире совершенства. Какой-то репортер спросил Боннера, известно ли ему, отчего полиция Лонг-Айленда молчит о деле Саммерхэйза. Президент, не сдержав вспышки раздражения, ответил, что понятия не имеет. Он произнес несколько слов о том, как тяжела для него потеря Дрю, а больше в аэропорту ничего интересного не происходило.

Мерцающая коробка совершенно заворожила Дрискилла: пещерный человек у своего костерка слушал рассказы минувшего дня: как Ог выслеживал сейсмозавра и как селение Буг выдержало атаку птеродактилей. На экране начались интервью.

Первым гостем оказался Летучий Боб Хэзлитт собственной персоной. Дрискилл ни разу до сих пор не потрудился рассмотреть этого человека вблизи, ни на что не отвлекаясь. Теперь представился отличный случай. Хэзлитт давал интервью в кампусе Йельского университета, из забитого книгами кабинета кого-то из преподавателей. Он был среднего роста, крепкого сложения, естественно розоволицый, с копной серебристых волос, всегда слегка взбитых. Короткий широкий нос, глаза цвета летнего неба и широкая улыбка. Он иногда пользовался слуховым аппаратом: сказались полеты на оглушающих реактивных самолетах во время парочки войн. Все знали, что он курит трубку, но перед публикой никогда с нею не появляется, потому что, как он частенько повторял: «с трубкой я похож на лошадиную задницу». Сегодня он сидел в глубоком кресле с приглушенным красно-зеленым клетчатым узором, одетый в неяркую синюю рубашку с открытым воротом и мягкие серые брюки – идеальный образ кандидата, отдыхающего после тяжелой дневной работы пересчитывать ребра врага.

Бернард Шоу открыл интервью вопросом, подходящим для первой подачи в софтболе:

– Мистер Хэзлитт, разумеется, все мы озабочены нарастанием предвыборной дискуссии. Я спрошу вас как человека, которому это, вне сомнения, на пользу, как нам понимать чуть ли не каждодневные слухи и разоблачения относительно кампании Боннера? Стоит ли им верить? Или нас затопил поток клеветы, ударов в спину и грязной игры?

– Ну, Берни, – протянул Хэзлитт, – это вопрос на пятнадцать долларов…

– Сэр, журнал «Форбс» ставит вас на второе место среди богатейших людей Америки, так что вы, возможно, позволите себе потратить пятнадцать долларов.

– Я просто подумал, не могли бы вы попроще сформулировать вопрос для простодушного провинциального дельца?

– Если бы мне попался где-нибудь простодушный провинциальный делец, я бы, конечно, постарался. Но я обращаюсь к вам, мистер Хэзлитт, а вам вряд ли удастся кого-нибудь убедить, что вы такой простяга-парень, какого любите изображать…

– Ну-ну, Берни… – хихикнул Хэзлитт. Для завершения образа ему не хватало только соломинки в зубах.

– Тем не менее выражусь проще. Как вы понимаете дело с Хэйзом Тарлоу? Вам, в отличие от некоторых наших зрителей, конечно, известно, что несколько дней назад в Сентс-Ресте, Айова, убит мистер Тарлоу – мистер Тарлоу, проводивший расследования для Национального демократического комитета и для юридической конторы «Баскомб, Лафкин и Саммерхэйз»… человек, по слухам, лично известный президенту. Как вы думаете, что это может означать для кампании?

– Ну, меня здесь вот что беспокоит: не скажу, что все так ужасно, мы ведь не знаем, насколько Белый дом и демократы связаны с этим человеком – но почему-то, когда речь заходит о Чарли – то есть о президенте Боннере, – каждый раз оказывается, что тут что-то есть. Каждый раз обнаруживается какая-то тайна, поднимается шум, и всем нам приходится беспокоиться и скрести в затылках, гадая, что бы это значило. Сказать по правде, сдается мне, это уже вопрос характера. Некоторые цыплята сами просят, чтоб их зажарили. Дело в людях, которыми он себя окружает. Вот за пару дней мы имеем убийство и смерть Дрю Саммерхэйза и начинаем задаваться вопросом: что происходит? Опять же эта дикая история с избиением жены – нет, Берни, я не поставлю на нее ни гроша, – но слухи ходят, администрацию окружает постоянный флер нездоровых сплетен. Не знаю, как это понимать, Берни, просто не знаю.