Подарок рыжей феи (СИ) - Крыжановская Елена Владимировна "Зелена Крыж"

— Точно северное сияние! — изумлённо выдохнул Джордано. — Бывает же такое на свете! Прямо царство Снежной Королевы!

— Ага, — кивнул Розанчик. — Слава Богу, не так холодно. Но похоже. — Он постучал по сталактитовой колонне, — Гиацинт, что это, а? Какой камень?

Граф двинул плечом:

— Точно не скажу… То, по чему ты стучишь, кристаллический кальций. Те, непрозрачные, серо-жёлтые — ещё какие-то кальциты, а белые и коричневые колонны, видимо, соляные. Белые — галит, обычная кухонная соль, а остальные — не знаю. Только не ешь их, пожалуйста.

Несмотря на предупреждение, белую с серо-голубой полоской стену, Розанчик украдкой всё-таки лизнул.

— Солёная! Очень, — радостно сообщил паж.

Друзья засмеялись. Гиацинт обречённо махнул рукой:

— Материалист! На слово не верит. А если бы я сказал, что они ядовитые, из цианистого калия, например, ты бы тоже попробовал?

Розанчик надменно поднял брови:

— Наоборот, я тебе полностью доверяю. Ты ведь сказал, что это съедобная соль, ну вот, так оно и есть: экспертиза подтвердила.

Гиацинт приложил пальцы к виску, точно у него началась мигрень:

— Ты меня доконаешь! Так, пока ясно одно: мы действительно попали в другую сказку, где искрится северное сияние. Идёмте, посмотрим, куда ведёт этот зал с колоннами. Если я правильно помню, куда мы свернули в последний раз (в чём я отнюдь не уверен), он идёт точно на северо-запад, куда нам и нужно.

Алиса… то есть, теперь, кажется, Герда, ты нас сюда завела, вот и веди дальше. Только постарайся, чтобы следующая история не называлась "Путешествие к центру Земли"! Я тоже питаю к Жюль Верну нежные чувства,[1] но это не основание, чтобы навеки остаться в проклятой пещере. Надо срочно вспомнить произведение, где люди из пещерных лабиринтов выходят к морю, именно там, где и рассчитывали.

— Хм-м, — с сомнением протянула Виола. — Я что-то, кроме Тома Сойера, вообще не припоминаю сейчас пещерных историй. Но я постараюсь.

— Постарайся, солнышко.

Они шли и шли без конца.

Отблески пламени пробегали по бокам колонн, как ночные огни навстречу почтовой карете. Казалось, они стоят на месте, а стены быстро плывут им навстречу. От этого кружилась голова.

Топливо в первой "Эфедре" давно выгорело, от неё остался лишь крошечный уголёк, совсем не дающий света. Только по мокрым стенам с двух сторон мелькали огни, показывая направление галереи. Она шла прямо, без боковых ходов, но все очень устали, пол был скользкий, и в темноте они вечно спотыкались о наплывы сталактитов. Наконец, уже и Гиацинту это надоело и он приказал зажечь второй светильник.

— Давно пора, — Виола спокойно остановилась и взяла у Джордано второй факел. — Этот — ещё пригодится, когда больше совсем нечему будет гореть. Она хотела зажечь светильник один от другого, но пришлось потратить спичку, чтобы они снова смогли видеть друг друга и соляное царство вокруг.

— Который час? — Джордано старался придать голосу бодрый тон и отчаянно желал упасть где-нибудь и заснуть.

— Полпервого, — буркнул Розанчик. — Ночь давно. Слышь, капитан! Мы собираемся когда-нибудь делать привал?

— Ты к кому обращаешься? — спросил Гиацинт. — Ко мне или к Виоле?

— К тебе.

— Тогда — нет, пока не собираемся. Должен ведь этот коридор куда-то привести. Вот там и остановимся.

— Если не свалимся раньше, — проворчал Розанчик. — Меня уже ноги не держат!

— Потерпишь, — сквозь зубы бросил Гиацинт, продолжая идти вперёд.

— Ну я пить хочу! Здесь же воды полно, дай только остановиться!

— Перебьёшься.

— Чего ты? — примирительно вмешался Джордано.

Капитан кинул на него злой быстрый взгляд, но промолчал. Виола, на ходу отогнувшись назад, выглянула из-за плеча мужа, быстро прижала палец к губам и повернула горизонтально, делая обоим мальчишкам знак закрыть рот на замок.

— Тоже устала, солнышко? — хрипло спросил он. Виола не останавливалась:

— Да. Я всю прошлую ночь не спала. Волновалась за сегодня.

Гиацинт коротко засмеялся, не разжимая губ:

— Не зря волновалась. Смешно, но я тоже почти не спал вчера. Занят был.

Она всё время держала мужа за руку и поэтому вполне представляла, что за ночь он мог разобрать весь "Геснер" по досочкам.

— Расскажи, как ты сбежал от них?

Он перекосил щеку в кислой ухмылке:

— Настроения нет. Потом.

— Мы же всё равно идём молча, а так будет быстрее. И легче, — попросила Виола.

— Ладно.

.

[1] Фамилия Жюля Верна означает по-французски “ольха” (verne) (фр.) Ольха (Alnus) — род деревьев и сам Жюль Верн прекрасно помнил об этом, что явствует из его мемуаров.

33.

Мальчишки насторожились, готовые слушать. Гиацинт в общих чертах коротко рассказал о своём пребывании на "Геснере" и о вчерашнем побеге, не останавливаясь особенно на драматических подробностях, чтобы не терзать нервы друзей раскалённым железом, угрозами, шурупами, режущими пальцы и прочими "прелестями" плена. Зато, они от души повеселились, представив, как взбесились Неро` и Тацетта наутро, узнав, что камера пуста, а окна и двери целы.

Он умолчал о беседе с Омелой, решив рассказать позже, и забыл упомянуть, что ел по-человечески только раз, четыре дня назад, а до этого двое суток и потом — трое, пил только лунный свет, пока вчера ночью не появилась маленькая фея и не спасла его.

Друзья и жена достаточно хорошо знали Гиацинта Ориенталь и понимали, что он говорит не всё. Но им хватало того, что они видели искалеченный медальон и могли представить себе всю обстановку на "Геснере". Особенно, зная "горячую любовь" к графу Чёрного Тюльпана и увидев воочию "кроткий нрав" Тацетты.

— Короче говоря, — закончил граф свою историю, — чёрта с два меня теперь заманишь ночью на банкет, особенно без оружия!

— Так был ведь всё-таки нож, — вмешался Розанчик.

— Гм… Оказался чисто случайно в кармане. Повезло, — усмехнулся Гиацинт. Розанчик довольный хмыкнул:

— У тебя всё чисто случайно. А потом мы лично двоих в морге видели, и третий был еле жив. Шикарная работа!

— Ты` видел? — спокойно спросил Гиацинт.

Паж смущённо потупился:

— Н-не я, девчонки. Но я представляю.

Граф невесело кивнул:

— Теперь представляешь. Получил ответ на свой давний вопрос в Бельведере?

Розанчик тяжко вздохнул:

— Получил… И не только я.

— Да, и я могу теперь уверенно ответить на тот вопрос. Ведь, когда стреляешь или наносишь удар, не всегда знаешь, чем закончилось.

Джордано согласился:

— Разумеется, наверняка не знаешь. Но Тацетта, к примеру, вряд ли ещё жив.

— Да, пожалуй. Если и жив, то в очень тяжёлом состоянии. Всё-таки, две пули, почти в упор… А вот твой, — граф обращался к Розанчику, — скорее всего, остался в живых.

— Откуда ты знаешь? — с надеждой спросил паж.

— Видел, как вошёл клинок. В грудь, скользнул по рёбрам и насквозь, под ключицей. Там ничего жизненно опасного не задето; даже если проткнул верхушку лёгкого, спасут, если захотят. У них на корабле есть отличный врач.

— Откуда… А, ну да, — понял Розанчик, покосившись на правую руку Гиацинта. — Значит, думаешь, тот бандит остался жив?

— Думаю, да. Но суть дела не меняется. Главное, факт: ты с оружием в руках защищал свою жизнь. Это кое-что значит.

— Виола тоже, — заметил Джордано и несмело спросил: — А тебе правда было семь лет?

Граф усмехнулся:

— Естественно, было! И семь, и восемь, и девять… Не родился же я таким.

— Ты как разтакими родился, — с иронией заметил Джордано. — Я спрашиваю о другом, и ты знаешь, о чём именно.

— Люди, ну это ж нечестно! — устало возмутился граф Ориенталь. — Каждый раз, как мы оказываемся где-нибудь ночью, при свете огня, вас тянет на разговор об убийствах.

Джордано не возражал:

— Так получается, не сердись. Но сейчас повод действительно есть.