Тори (СИ) - Воля Алёна

— Ты о чем, Рит?

— О том, что я еще никогда в жизни не знакомила родителей с… со своим… парнем… после нескольких дней знакомства!

— Мы знакомы больше года.

— И что? Хочешь сказать, что обратил на меня внимание еще тогда? При первой встрече?!

— Да.

Он ответил так, что я прикусила язык. Вся злость исчезла в секунду. Что?!!!

— Серьезно? — спросила через пару минут.

— Ты была в голубых джинсах и черной футболке, а в ушах — серьги такие пушистые… длинные…

Кабздец! Он помнил даже такое! О, мама! Как так получилось, что столько времени я вообще не обращала на него внимание?!

— И почему ты… никак… ну… я даже не догадывалась…

— Это не важно. Главное, что сейчас ты в моих руках.

Ах вот как, значит! Зашибись! Я насупилась, понимая, что злюсь на пустом месте, но остановиться уже не могла. Да что он о себе возомнил?! Вломился в мою жизнь, устанавливая свои правила в чужом монастыре! Нормальный вообще?!

Остальную часть дороги к даче родителей мы проехали в полной тишине. Заехав во двор, и, останавливая машину, Виктор сказал:

— Успокоилась?

— Конечно! Ведь для этого достаточно щелкнуть пальцами! Разве нет?!

Он, глядя на меня, вдруг облизал губы:

— Ты красивая, когда злишься.

Поборов оцепенение, собралась с духом и вышла из машины. Димка побежал к дому.

— Идем. — Взмахнула рукой, и пошла на задний двор.

Глава 23

Реакция на Виктора была ожидаемой. Мама остановилась, протягивая руки к внуку. Папа выпрямился, вставая из ротангового кресла.

— Всем привет! — попыталась сохранить хладнокровие. — Знакомьтесь. Виктор. А это моя мама — Людмила Георгиевна. Папа — Игорь Владимирович.

— Добрый вечер. — Витя протянул руку папе и кивнул маме.

Когда первый шок отступил, мама пролепетала:

— Проходите, присаживайтесь… пожалуйста.

— Да. Хорошо. Сейчас. Я только продукты принесу. — И он, словно ни в чем не бывало, ушел.

Увидев вопросительные взгляды родителей, покачала головой:

— Мам, пап — все вопросы — потом. Я не могу… Дима! Ты куда полез?! — боковым зрением уцепив малого, крикнула в сторону. — Прекрати! Сколько раз можно просить?!

— Ну, ма!

— Ты сейчас завалишь забор!

— И что?

— Дим! Я плохо объясняю?! Слезь оттуда!

Лилька обняла шокированную маму, которая смотрела вслед за ушедшим Виктором взглядом полным недоумения и страха. Аркадий стал вынимать покупки из кульков.

— Игорь Владимирович, может, по коньячку?

— Люсь, где рюмки? Маргаритка, иди ко мне. — И он встал, обнимая меня очень крепко. — Здравствуй моя любимая. Ты похудела что ли?

— Немного, пап. — Вдохнув родной запах, застыла рядом с ним.

— Ты чего это?

— Сейчас расскажу…

Виктор вернулся с двумя огромными кульками. Поставил на стулья и повернулся к моему сыну:

— Дима!

Малой тут же слез с ограды и подошел к нам:

— Дядь Вить, пойдем купаться?

— Конечно. Только покажи дорогу. Где можно переодеться? — он повернулся ко мне.

— Идем. — Я вошла в дом и провела его в одну из комнат.

— Подожди пару минут. Я только с родителями поговорю и присоединюсь к вам…

— Оставайся. Мы ненадолго. — Он чмокнул меня в щеку и стал снимать брюки.

Вернувшись во двор, помогла сестре разобрать покупки. Димка побежал в дом и через некоторое время они вдвоем с Витей появились на пороге.

— Ма! А где надувной круг?

— Посмотри в кладовой. Справа. — Мой взгляд остановился на Михееве. Матерь Божья! На нем были тонкие спортивные серые брюки. Трапециевидный торс закрывала светло-серая майка. Он повернулся, глядя в проход, вслед за метнувшимся внутрь дома Димычем. Мышцы на торсе перекатились, распределяя нагрузку.

— Рита, дай нам полотенце, пожалуйста. — Глянул на меня. Мама закашлялась, подавившись водой из кружки. О, да. Андроид по имени Виктор пугал на инстинктивном уровне. Это я смотрела на его фигуру с отвисшей челюстью, так как все этапы привыкания прошла экстерном, но родные пребывали в тихом ах… шоке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да. Сейчас. — Прошла мимо него, задержав дыхание и достав два полотенца, вручила сыну: — Держи.

— Вить, я с вами. — Вдруг ожил Аркадий. — Идите. Я догоню. — И он скрылся в доме. Лиля уставилась на меня вопросительным взглядом.

Когда они все, наконец, ушли папа спросил:

— Муся, а этот Виктор… он кто?

— Па, наливай. Тут двумя фразами не обойдешься…

Рассказав все как есть, и, выпив три стопки коньяка, да, мы не голубых кровей, и все «тяжелые» спиртные напитки пьем из рюмок, откинулась на кресле, глядя на виноградный шатер, закрывающий небо.

— О, боже! Девочка моя! — папа подхватился, и, обнимая, сказал с укором: — Ты почему молчала?!

— Папуль, прости… но я понимала, что помочь вы не сможете…

— И что?!

— Да ничего. Не кипятись, пожалуйста. Смысл было рассказывать, а потом переживать еще и из-за вас!

— Рита!

— Пап, не заставляй меня оправдываться. Ты же понимаешь, что я поступила правильно.

— Как ты могла? Ну как?! Ни словом не обмолвилась! Мы же не чужие люди! — мама не могла не вмешаться.

— Мам! Ну, перестань!

— А все из-за твоего дурного вкуса на мужчин! Что ни воздыхатель — то царь жизни, то болван — аж уши холодные!

— Мне уехать? Чтобы не раздражать?

— Я заберу у тебя внука! Не хватало еще, что бы с ним рядом ошивалась эта горилла с глазами людоеда!

— Не разгоняйся. Это мой ребенок, а не твой.

— При такой непутевой матери…

— Люся, замолчи! — папа редко повышал голос, но судя по всему, в этот раз выдержка дала трещину.

— Что?

— Людмила! Ты переходишь все границы!

— Тихо-тихо! Пожалуйста. Не надо ругаться. — Я попыталась разрядить обстановку. — Па!

— Ты успокоишься когда-нибудь или нет?! — отец поднялся, стукнув по витиеватому поручню кресла. Мама молча моргала в ответ. — И что бы я больше никогда не слышал подобное! За что ты ее жалишь, словно оса?! За то, что она не пошла в твой род?!

Тут надо объяснить мои тонкие отношения с мамой. Родив первого ребенка — Лилю, она полностью посвятила себя материнству и была довольна своей старшей дочерью на все сто. Моя сестра унаследовала и голубые глаза, и хрупкий стан и белокурые волосы рода Толмачевых (маминого, разумеется).

А потом произошла неожиданная и непланируемая вторая беременность. Этого никто не ожидал, так как слабое здоровье и диагноз «бесплодие» маяковал по роду Толмачевых постоянно, словно вымпел, который передавался с непонятной рокировкой то от матери к дочери, то от сестры к племяннице.

Родилась я. Пузатая, щекастая, волосы — черные как ночь, глаза карие, фигура — контрабас. Копия папиной мамы. Ну, а кто любит свекровь? Единицы. Моя мама под эту категорию не попадала, относясь к родне своего мужа с легким пренебрежением: «Лавочники, что тут скажешь?»

Всю жизнь я пыталась завоевать ее любовь. Бесполезно. Козырное первое место навсегда было занято старшей сестрой. Благо, у нас двоих достало ума сохранить дружбу и не ссориться по этому поводу. Но, как бы там ни было, роли любимиц были распределены еще при рождении: Лиля — мамина дочь, а я — папина.

— Игорек…

— Помолчи, прошу! Хоть раз в жизни — ты можешь поддержать и пожалеть ее?! Она пережила такое! А ты!!!

Папа сделал пару шагов к столу, налил в рюмку коньяк, выпил одним махом, и, брякнув ней о столешницу, ушел в дом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Между нами воцарилось тяжелое молчание. Извиняться за то, какая я есть — устала, а потому удержалась от комментариев. Лиля, не говоря ни слова, налила себе вино. Увидев мамин насупленный и с тем же вопросительный взгляд, скривилась:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ма, успокойся. Пришла пора расслабиться. Не будет у меня детей. Я — пустышка, и пора принять реалии жизни.