Пламя Этерны - Вера Викторовна Камша
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, это было разумно – минувшее имеет над нами слишком большую власть. Те, кто держит на плечах настоящее, должны быть свободны и от привязанностей, и от долгов, и от сожалений, но весенняя Кэртиана пьянила и печалила. Может, дело было в людской суете, а может, в захлестнувшем город цветении или стремительных острокрылых ласточках… Одинокий протянул руку, и могучий каштан медленно склонил ветви навстречу чужаку. Сильные пальцы коснулись цветочной грозди, и путник чему-то улыбнулся. Он мог обернуться стариком, юношей, женщиной, леопардом, драконом, наконец, но предпочитал оставаться самим собой. Внешность – единственное, что оставило ему пламя Этерны. Страж Заката надеялся, что кто-то когда-то любил его именно таким. Или ненавидел. В том, что первую свою жизнь он прожил воином, Одинокий не сомневался, но все остальное… Было ли ему что терять? Хотелось верить, что было.
Иногда он пытался придумать себе человеческое прошлое, но выдумки или таяли, как облака, или давили неподъемными ледяными глыбами. Вечный странник, он сочинял сказки о забытом счастье, а те не сочинялись. Он видел себя умирающим от удара в спину, ожидающим пыток и казни, идущим сквозь чужие зависть, злобу, презрение, страх, но только не счастливым. Отчего-то казалось, что ненависти в его жизни было больше, чем любви, а боли больше, чем радости, и все равно Страж Заката предпочел бы знать о себе все.
Торжественный колокольный перезвон вернул странника в Кэртиану. Смертные всегда и всюду молят небо о милости, не зная, что тех, кого они называют богами, больше нет, а взвалившие на себя их ношу не вправе отвлекаться ни на что. Дело Одиноких, их долг, жизнь и смерть – Рубеж, который отбирает у своих защитников почти всю силу. И пока в сгоревших мирах идет бой, смертным отвечают раттоны. Как легко сжечь зачумленный город и этим остановить заразу, но кто возьмется одолеть беду, выловив всех чумных крыс? Раттоны – чумные крысы Ожерелья, и их становится все больше. Теперь они подняли голову и под этими каштанами. В полную силу зараза еще не вошла, Кэртиана не знает, что смертельно больна, и в этом ее счастье, увы, не слишком долгое.
Воин отпустил ветку и присоединился к изливавшемуся из храма людскому потоку. Его не замечали. Не «не видели», а именно не замечали, зато он замечал и запоминал всё. Одетый в черное и алое чужак медленно шел залитыми солнцем улицами, наслаждаясь тем, что ступает по твердой земле, дышит полной грудью, видит цветы, слышит детский лепет и шум юной листвы. Грязь, старость, злоба, несправедливость здесь тоже были, но воин не думал о них, так же как не думал о завтрашнем дне. Он не создавал этот мир и не мог быть им создан – Страж Заката не найдет былую родину даже случайно, – но ему хотелось любить, и он полюбил Кэртиану. Почему так вышло, воин не понимал, похоже, он стал Одиноким прежде, чем это слово сорвалось с губ последней уцелевшей ады.
Чертоги Архонта с их вечными празднествами в честь вернувшихся с Рубежа и уходящих на Рубеж были прекрасны, но он не находил в них радости, наверное, это тоже выползло из его убитого прошлого. Страж Заката верил Архонту и стратегам, ценил своих товарищей, любовался адами и не чурался их ласк, но буйное веселье было не по нему, а каждая поднятая чаша отзывалась в сердце невнятной тоской. Однажды он покинул празднество прежде срока, беглеца не удерживали, зачем? Зов своего Стратега защитник Рубежа услышит всюду, а, услышав, окажется, где до́лжно, но передышка между боями принадлежит ему. Воин бездумно брел великой Нитью, пока его внимание не привлекла россыпь серебряных, отливающих алым искр, и он, сам не зная почему, свернул с дороги. Думалось, ненадолго, но рядом засмеялась юная женщина, ей ответил мужчина, а ветер принес запах цветущей сирени – тогда тоже была весна…
С тех пор этот мир жил и дышал за спиной Одинокого. С тех пор, залечив раны и набравшись сил, он, возвращаясь на Рубеж, проходил через Кэртиану, прощаясь и запоминая, а защищая Ожерелье, защищал в первую очередь ее. Так было, но так больше не будет. Схватки становятся все длинней и неистовей, следующая передышка почти наверняка выпадет слишком поздно. Раттоны сделают своё дело, и его вечность лишится части смысла.
Если б только он мог задержаться! Но место Стража на Рубеже, а вёсны… что ж, они приходят во все живые миры и, пока горит Закат, будут приходить. Люди наделены волей и разумом, они могут и должны дать отпор собственной гибели, только как им это объяснишь? Одинокий несколько раз пробовал говорить с кэртианцами – его не понимали. Вот и тот рыцарь, которому он сказал, что совесть выше и чести, и закона… Казалось, что человек понял, но честь схватила кинжал и ударила.
Вспоминать оказавшийся бесполезным разговор Одинокий не любил, но случившееся тогда отшвырнуло раттонов на несколько веков. Для Ожерелья – миг, для почти обреченной бусины – не столь уж и мало. Жаль только, что тот, кто подарил своему миру четыреста лет надежды, не дождался ни благодарности, ни понимания…
Улица заканчивалась возле остатков древней стены, к которой лепились торговые ряды. Прошлый раз здесь расстилались поля, которые топтали воины Франциска Оллара, бастарда, пожелавшего стать великим королем и ставшего им. Оллария Франциска поглотила прежнюю Кабитэлу. Новое или поглощает старое, или убивает, новое считает себя вечным…
Толпившиеся на площади горожане с улыбками расступались, пропуская черноволосого всадника на породистой лошади, и Одинокий невольно залюбовался. Человек был молод, красив и счастлив, как может быть счастлив лишь… человек, живущий единым сверкающим мигом. Он любил и был любим – Одинокий чувствовал это, как чувствовал весну. Подхваченный волной чужой солнечной радости, Страж Заката пожелал влюбленному сберечь свое счастье и выбросил мимолетную встречу из головы. Утром он простится с Кэртианой и, скорее всего, навсегда, но зачем об этом думать, когда солнце еще даже