Ловец снов - Стивен Кинг

– По небу плывет кораблик, не простой, а золотой, паруса на нем стоят, чистым серебром горят, вот дремота к нам идет, глазки милые сомкнет, спи, дитя, Господь с тобой, пусть хранит он твой покой…

Последняя нота плывет в воздухе, и на мгновение мир благоговейно замирает. У Генри на глаза наворачиваются слезы. Дебил смотрит на Бивера, покачивающего его в такт песне. На замурзанной физиономии выражение блаженного восхищения. Он уже забыл разбитую губу, ссадину на щеке, пропавшую одежду, потерянную коробку для завтрака. И говорит Биверу «ио ас», почти одними согласными, которые могут означать все что угодно, но, как ни странно, Генри превосходно понимает, как, впрочем, и Бивер.

– Больше не могу, – говорит он и, сообразив, что по-прежнему обнимает парнишку за плечи, убирает руку. Лицо слабоумного немедленно омрачается, на этот раз не от страха или капризного нетерпения избалованного, не получившего чего-то ребенка, но от искренней неподдельной грусти. Огромные капли брызжут из поразительно зеленых глаз и прокладывают чистые дорожки на черных щеках. Он берет руку Бивера, кладет себе на плечо и требует:

– Ио ас.

Бивер в панике оглядывается на дружков.

– Так мне мать пела на ночь, – говорит он, – и после этого я всегда спал как убитый.

Генри и Джоунси переглядываются и хохочут. Не слишком умно с их стороны: еще испугают парнишку, и тот снова начнет подвывать, но с собой ничего не поделаешь. А мальчик, вместо того чтобы заплакать, вдруг улыбается им широкой солнечной улыбкой, обнажившей два ряда белых, тесно посаженных зубов, и снова смотрит на Бивера, не отпуская его руки.

– Ио ас, – командует он.

– А, блин, спой снова, – требует Пит, – давай.

Биву приходится повторять куплет еще три раза, прежде чем парнишка отпускает его и позволяет остальным впихнуть себя в штаны и порванную майку, ту самую, с номером Ричи Гренадо на спине. Генри так и не забыл этой навязчивой подробности и иногда вспоминает ее в самые неподходящие моменты: после того как потерял девственность на вечеринке университетского братства под звуки «Дыма над водой», несущиеся снизу из динамиков; после того как открыл газету на странице некрологов и увидел чарующую улыбку Барри Ньюмена над тройным подбородком, когда кормил отца, пораженного болезнью Альцгеймера в несправедливо раннем возрасте пятидесяти трех, упорно считавшего, что Генри не Генри, а кто-то по имени Сэм. «Настоящий мужчина всегда платит долги, Сэмми», – сказал отец, и когда сглотнул следующую порцию овсянки, по подбородку побежала струйка молока. И в такие минуты колыбельная Бивера вновь звучит в ушах, и ему ненадолго становится легче. Нет костяшек, нет игры.

Наконец им удается надеть на мальчишку почти все, если не считать красной кроссовки. Он пытается натянуть ее самостоятельно, но почему-то пяткой вперед. Бедняга совсем беспомощен, и Генри просто теряется в догадках, зачем эти трое над ним издевались. Даже если не обращать внимания на плач, подобного которому Генри никогда не слышал раньше, как можно быть такой гнусью?

– Давай помогу, парень, – говорит Бив.

– Агу? – переспрашивает слабоумный с таким комическим недоумением, что Генри, Джоунси и Пит снова хохочут. Генри знает, что смеяться над больными нехорошо, но не может сдержаться. У парня слишком забавная физиономия, совсем мультяшная.

Но Бивер только улыбается.

– Надеть кроссовку, старик?

– Соку?

– Да, сеньор, все ваши старания бесплодны. – Бив отбирает у него кроссовку, и парнишка с живейшим интересом наблюдает, как тот сует в нее его ногу, уверенно затягивает шнурки и завязывает концы бантиком. Когда он выпрямляется, слабоумный смотрит сначала на бантик, потом на Бивера, стискивает его за шею и громко чмокает в щеку.

– Если вы проболтаетесь хоть одной живой душе, что он это сделал… – начинает Бивер, но при этом довольно улыбается.

– Да-да, ты больше никогда не будешь с нами водиться, хрен моржовый, – ухмыляется Джоунси. Он подбирает коробку для завтраков и протягивает мальчику: – Это твое, парень?

Тот расплывается в восторженной улыбке человека, встретившего старого друга после долгой разлуки. И хватает коробку.

– Уби – Уби-Уби-Ду, я сецас тее пиду, – поет он. – Поа а аоту.

– Верно, – соглашается Джоунси. – Работы по горло. Прежде всего вот что мы сделаем: доставим тебя на хрен домой. Тебя ведь Дуглас Кэвелл зовут, верно?

Мальчик грязными руками прижимает коробку к груди, любовно гладит и тоже чмокает, совсем как Бивера.

– Я Даддитс! – восклицает он.

– Прекрасно, – кивает Генри, беря мальчика за руку. Джоунси следует его примеру, и вдвоем они поднимают Даддитса с земли. Мейпл-лейн всего в трех кварталах отсюда, и они будут там минут через десять, если, конечно, Ричи с дружками не шляются поблизости, задумав устроить им засаду. – Давай домой, Даддитс. Мама наверняка беспокоится.

Но сначала Генри посылает Пита выглянуть из-за угла здания. Когда тот возвращается и рапортует, что берег чист, а путь свободен, Генри решает добраться до подъездной дороги. Как только они выберутся на улицу, к людям, никто их не тронет. Но рисковать Генри не намерен. Он высылает Пита вперед еще раз, наказав ему проверить дорогу до самых ворот и свистнуть, если все в порядке.

– Ои уши, – уверяет Даддитс.

– Может, и ушли, – говорит Генри, – но все же лучше, если Пит посмотрит.

Даддитс стоит, безмятежно рассматривая картинки на коробке, пока Пит идет на разведку. Он самый подходящий для таких заданий человек. Генри не преувеличил: если Ричи с приятелями задумают наброситься на них, Пит включит свои реактивные двигатели и оставит врагов в пыли.

– Тебе нравится этот мультик, старина? – тихо спрашивает Бивер, взяв у него коробку. Генри с интересом наблюдает, заплачет тот или нет. Но слабоумный не плачет.

– Ои Уи-У, – объявляет он. Волосы у него вьющиеся, золотистые. Генри по-прежнему не может понять, сколько ему лет.

– Знаю, что это Скуби Ду, – терпеливо кивает Бив, – но они никогда не меняют одежду. Пит прав. Ну просто «трахни меня, Фредди», верно?

– Ай! – Он протягивает руку, и Бивер отдает коробку. Слабоумный прижимает ее к себе и улыбается им.

Чудесная улыбка, думает Генри, улыбаясь в ответ. Почему-то вспоминаешь, как мерзнешь, когда долго плаваешь в океане, но потом вылезешь на песочек, закутаешь костлявые плечи и спину, обтянутые гусиной кожей, и снова становится тепло.

Джоунси тоже улыбается.

– Даддитс, – спрашивает он, – а который из них пес?

Слабоумный озадаченно морщит лоб.

– Пес, – повторяет Генри. – Который из них собака?

Теперь Даддитс, совершенно сбитый с толку, поворачивается к нему.

– Покажи Скуби Ду, – просит Бивер, и лицо Даддитса проясняется. Он тыкает пальцем в картинку.

– Уби! Уби – Уби-У! Эо аака!

Все хохочут. Даддитс тоже смеется, и в этот момент слышится свист Пита. Они пускаются в путь и добираются чуть не до половины дороги, но тут Джоунси осеняет:

– Подождите! Подождите!

Он бежит к облупленному окну офиса, прилипает лбом к стеклу, загораживаясь ладонями от солнечных лучей, и Генри вдруг вспоминает, зачем они пришли. «Киска»! Джин-как-ее-там. Кажется, это было тысячу лет назад.

Минут через десять Джоунси зовет:

– Генри! Бив! Сюда! Оставьте парня!

Бивер бежит к Джоунси. Генри поворачивается к слабоумному и строго говорит:

– Стой здесь, Даддитс. Прямо здесь. Никуда не уходи, ладно?

Даддитс таращится на него сияющими зелеными глазами, все еще обнимая коробку. Потом кивает, и Генри присоединяется к друзьям у окна. Приходится потесниться. Бивер ворчит, что какой-то мудак наступил ему на ногу, но все в конце концов улаживается. Вскоре появляется удивленный их исчезновением Пит и втискивает физиономию между плечами Генри и Джоунси. Вот они, четверо мальчишек, торчат перед пыльным окном бывшего офиса, прижав ладони к вискам, чтобы лучше видеть. А пятый смирно стоит позади, на спутанной дорожной траве, благоговейно прижимая коробку для завтраков к узкой груди и глядя в осеннее небо, где солнце пытается прорваться сквозь облачный заслон. За грязным стеклом (на котором остаются полумесяцы их детских лбов) – большая пустая комната. На немытом полу рассыпаны белые сплющенные личинки, в которых Генри узнает гондоны. На стене, той, что прямо напротив окна, висит доска объявлений, к которой пришпилены карта северной части Новой Англии и полароидная фотография женщины, поднявшей юбку. Но никакой «киски», все скромно прикрыто белыми трусиками. И она вовсе не школьница. Ей не меньше тридцати.

– Святой Боже, – охает Пит, пронзая Джоунси презрительным взглядом. – И мы тащились сюда за этим?!

Джоунси, похоже, уже готовый оправдываться, внезапно расплывается в улыбке и тычет большим пальцем через плечо.

– Нет, – качает он головой. – Мы пришли за ним.

6

Генри вышвырнуло из воспоминаний грубым, но действенным толчком: осознанием поразительного и совершенно неожиданного факта. Он насмерть перепуган, и довольно давно. Обезумел от страха. Нечто новое упорно маячило как раз за порогом разума, сдерживаемое необычайно яркими воспоминаниями о первой встрече с Даддитсом, и теперь рванулось вперед с угрожающим воплем, собираясь занять свое законное место.