Граничный Орден. Стрела или Молот - Н.В. Сторбаш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в жизни Карницкого никаких существенных изменений не предвиделось. Как только закончились дни отдыха и Адриан вернулся к службе, снова потянулись скучные однообразные будни.
Короткие беседы в колчанной, перечитывание «Ведомостей», обсуждения недавних дел с сослуживцами, вечерняя тоска… И никто не восхвалял доблесть не только Карницкого, сунувшегося в моровую деревню на свой страх и риск, но и Марчука, который стал истинным спасителем Хлюстовки. Словно так и надо было. Словно это не подвиг, а рутинное дело. И тяжелее всего было то, что такое безразличное отношение волновало лишь Адриана.
Марчук и думать забыл о Хлюстовке. Сидел себе спокойно в колчанной, читал заметки, торчал в архиве. А потом притащил бумагу, чернила и занялся неким сочинительством, и это были не письма.
Не один час Карницкий провел, наблюдая за своим старшим. Аверий мог долго сидеть с занесенным пером, размышляя о чем-то, потом вдруг бросался писать, не замечая высохших чернил. Порой он резко зачеркивал написанное или, напротив, дописывал что-то поверх строк. Если бы Адриан чуть похуже знал своего старшего, то решил бы, что тот вдруг занялся стихосложением. Но соединить в единой фразе поэзию и Марчука сумел бы только весьма изощренный ум. Неужто Аверий занялся мемуарами на склоне дней?
Два дня Карницкий караулил момент, чтоб заглянуть в записи Марчука и узнать, что же тот пишет, но старший никогда не оставлял ни листочка без присмотра. Даже перед выходом в уборную Аверий просушивал чернила, складывал бумаги в папку, папку убирал в мешок, мешок — за кресло, и лишь потом оставлял колчанную. А лезть в чужие вещи да еще и под взглядами второй пары орденцев у Карницкого духу не хватало.
— Марчук, Карницкий! Вызов! — провозгласил чернильник и тихо добавил: — Это Глузда́.
Аверий начал было собирать записи, но, услыхав имя, остановился и сказал:
— Карницкий. Сам справишься? Это тут, прям в Старополье. Если понадобится помощь, всегда можешь меня кликнуть.
Адриан ушам своим не поверил. Неужто? Значит, Марчук всё же оценил его способности? Несомненно, Аверий будет присматривать за ним, спрашивать, как идет дознание, но даже так лучше, чем вечно бегать хвостом за старшим.
— Конечно, справлюсь! Благодарю за доверие!
Жаль, что письмо уже отправлено, и нельзя дописать в конце о первом деле, доверенном исключительно ему. Отца бы порадовал столь быстрый успех сына.
Карницкий взял сумку, придал лицу значительный вид, чтоб заявитель не пожаловался на слишком юный возраст орденца, и пошел за чернильником. В присутственной комнате его ждал тот самый Глузда, ходил взад-вперед, нервничал. Оно и понятно. Не каждый же день сталкиваешься с иномирцем.
— Глузда, за твое дело возьмется вот этот Стрела, его звать Адриан Карницкий. Обращайся к нему «ваше благородие», понял? — грубовато сказал чернильник, что записывал обращения посетителей.
— Ваше городие… уродие… бородие, — забормотал Глузда, грязный тощий мужик в рваном замызганном тулупе.
— Можно просто «сударь», — поспешил сказать Карницкий, испугавшись, что мужик выдумает обращение похлеще.
— Здарь, здарь, — повторил мужик. — Чужак тама, чужак! Глузда видел! Чужак! Как есть чужак! Здарь!
— Карницкий, поговори с ним за дверью, а? — попросил чернильник. — Вонь от него страшенная.
— Идем, — сказал Адриан и, пересилив отвращение, продолжил приветливо: — Тебя Глуздой звать?
Мужик поправил драный картуз, приосанился.
— Глузда мы. Глузда! Глузда мы!
С трудом Карницкий вывел заявителя из орденского дома, отошел с ним в сторонку и принялся выведывать, какого же чужака увидал Глузда. Скорее всего, там должно быть что-то явное, броское, настолько несуразное, что даже этот юродивый сумел угадать попаданца.
— Значит, ты видел чужака? Как он выглядит? Почему решил, что чужак?
Глузда подпрыгнул, будто и думать забыл об орденце, а как успокоился, снова зачастил:
— Чужак тама. Чужак! Чужак тама! Здарь!
— Где чужак? — Адриан решил набраться терпению и идти по порядку.
— Так тама он. Сидит! Тама! Глузда видел. Здарь!
Последнее слово мужик выкрикивал так, словно ставил точку. «Хорошо, что не стал настаивать на 'благородии», — невольно промелькнуло в голове у Адриана.
— Где «тама»! Веди давай! Покажи чужака! — начал злиться орденец.
Глузда наконец сообразил, что от него требуется, и посеменил по улице, то и дело оглядываясь на Карницкого и даже поторапливал его:
— Тама! Идем! Тама! Чужак! Здарь!
На странную пару оглядывались прохожие, мальчишки передразнивали Глузду, повторяя его слова, и Карницкому постепенно становилось не по себе. Уж не подсунули ли ему свинью?
Глузда пробежал орденскую слободку, потом кожемячью, потом еще одну и остановился.
— Тама чужак, — прошептал он, указывая на скобяную лавку. — Тама он. Тама чужак. Бери! Бери его! Здарь!
— Так с чего ты вздумал, что он чужак? — еще раз спросил Карницкий, но внятного ответа не дождался.
Полоумный мужик вертелся на месте, оглядывался, пожимал плечами, притоптывал и шептал про чужака. Адриан вздохнул и побрел в лавку.
За широким деревянным прилавком стоял осанистый приказчик в красном жилете поверх долгополой рубахи, на голове сиял новенький картуз. Позади него расположились шкафы с множеством выдвижных ящичков, и все без подписей. С потолка свешивались плетеные корзины разных размеров, около двери из ведра торчали метлы, дальше громоздились блестящие кастрюли, сковороды, чайники, подсвечники и прочая медная, железная и оловянная утварь.
Приказчик приветливо улыбнулся, приподнял картуз, обозначая поклон.
— Чего изволите-с, ваше благородие?
Карницкий молча достал орденский амулет, выданный взамен прежнего, высосанного в Хлюстовке.
— А, так ваше благородие из Граничного Ордена? Никак случилось чего-с? Я всегда-с готов помочь.
Вежливость приказчика так сильно отличалась от нелепых выкриков Глузды, что Карницкому захотелось немедленно покинуть лавку, отвесить оплеуху дурному мужику и вернуться в колчанную.
Адриан сглотнул набежавшую слюну и, ощущая себя полнейшим олухом, сказал:
— В Орден поступили сведения, что в этой лавке может быть человек из
