Муж и жена - Тони Парсонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Попытайся объяснить это моей жене.
— Жена твоя ничего не узнает.
— Но я-то буду знать. Ты не понимаешь. Я не хочу заводить другую женщину. Я хочу вернуть свою жену. Чтобы все было так же, как раньше.
— Мне просто смешно смотреть на вас, женатиков, — хихикнул Эймон. — Вы жалуетесь на недостаток эмоций под брачным одеялом. Но вам не хватает смелости осмотреться и поискать чего-нибудь на стороне. Ты точно знаешь, что тебе нужно, но смелости у тебя не хватает, чтобы это получить.
— Так брак на том и стоит, — не сдавался я.
— На чем, на разочаровании? На безысходности? Потере иллюзий? На том, чтобы спать с кем-то, кто тебе уже не нравится? Звучит чертовски привлекательно, Гарри. Здорово. В таком случае я лучше останусь холостяком.
— Мне все еще нравится Сид, — уверенно заявил я.
Я иногда наблюдал за лицом Сид, когда она не видела, и был поражен, насколько очаровательно она выглядела, насколько глубокие чувства она вызывала во мне, даже ничего для этого не делая.
— К тому же я думаю, что я ей тоже все еще нравлюсь. Я хочу сказать, когда она вспоминает обо мне.
Эймон рассмеялся моему заявлению.
— Я хочу сказать, что брак не кончается с завершением медового месяца, — проговорил я.
— Но медовый месяц — самая лучшая часть брака.
— Не придумывай ничего по поводу наших сексуальных отношений. Тут все в порядке, когда у нас на это хватает сил. Просто я не знаю. Похоже, что из наших отношений исчезла какая-то искра. Сид все время занята на работе. Или приходит домой уже уставшей. Или отключили горячую воду. Раньше так никогда не было.
— Женщины меняются, Гарри, — сказал Эймон, откидываясь на спинку стула. — Тебе необходимо понять, что женщина меняется в зависимости от периода ее жизни.
— Как это?
— Ну, например, с тринадцати до восемнадцати лет женщина подобна Африке — девственной территории. С восемнадцати до тридцати — Азии. Она так же горяча и экзотична. От тридцати до сорока пяти она подобна Америке: уже вся исследована, но еще полна богатых ресурсов. С сорока пяти до пятидесяти пяти ее можно сравнитьс Европой; немного устала, чуть выдохлась, но все еще обладает множеством достопримечательностей. Ну а с пятидесяти пяти и дальше — она как Австралия. Все знают, что она где-то внизу, но мало кто захочет отправиться туда. — Он поднялся.
— Когда ты вернешься, тебе придется подыскать пример получше.
— Да-а. — грустно протянул Эймон. — Когда вернусь. Извини меня.
Он вышел в туалетную комнату. На студии мы решили, что Эймон возьмет отпуск на столько времени, сколько ему понадобится, чтобы привести себя в порядок. Я знал: он расстроен тем, что надо прерывать шоу. Но телестудия настаивала, чтобы он полностью избавился от привычки к наркотикам, прежде чем его снова выпустят в эфир. Поэтому мы организовали этот обед, чтобы я постарался уговорить Эймона обратиться за профессиональной помощью.
Эймон вернулся за стол, его глаза слезились, а кожа приобрела пергаментный цвет. «Неужели опять?» — подумал я. Я дотронулся до кончика своего носа, и он промокнул салфеткой остатки белого порошка на кончике своего.
— Ой, — хихикнул он.
— Послушай, на Харли-стрит есть один врач. Она лечит… переутомление. Студия хочет, чтобы ты показался ей. Я пойду с тобой.
— Вот это да! Черт побери, я уже давно не ребенок. Мне не нужна ничья помощь.
— Послушай, Эймон. У тебя огромный талант. А в настоящее время ты рискуешь его потерять.
— Мне не нужна помощь, Гарри.
— Если ты не покажешься этому врачу, то в конце концов потеряешь свое шоу.
— Я в порядке.
— Ты определенно разрушишь свое здоровье.
— Это мое дело.
— Возможно, у тебя будут проблемы с полицией.
— Да пошли они куда подальше!
— Ты совершенно точно запихаешь в нос все свои кровно заработанные деньги и спустишь в унитаз.
— Что хочу, то с ними и сделаю.
— И пенис твой уменьшится.
— Что?
— Ты слышал.
Минуту он неподвижно смотрел на меня:
— Как там зовут этого врача?
В этот момент сработал виброзвонок его мобильного телефона. Трубка словно забилась в конвульсиях. Эймон начал говорить, хотя телефоны здесь были запрещены. Это звонила его бывшая подружка, Мем. Он тут же чуть не прослезился, запустив дрожащие пальцы в свою растрепанную шевелюру.
— Я не преследую тебя… Неужели двадцать сообщений? Не может быть. В любом случае я просто хотел повидать тебя, мой маленький лимонный пломбирчик! Зачем? Поговорить с тобой, объяснить… Мем, мы можем опять начать все сначала… Я хочу быть единственным мужчиной, для которого ты танцуешь… Пожалуйста, малышка…
Два бизнесмена за соседним столиком с презрением смотрели на него.
— Что это за комедиант с мобильным? — спросил один из них. — Здесь не разрешено пользоваться мобильными телефонами.
— Ту-ту, — сказал другой, изображая придурка с мобильным. — Я еду в поезде…
Эймон набросился на них обоих.
— Телефон ведь не звонил, так?! — бушевал он. — Он включен у меня на вибрирующий сигнал. Поняли? Так что нет никакой чертовой разницы между мной, говорящим по телефону, и вами — гребаными бизнесменами, обсуждающими финансовые рынки, Тайгера Вудса или что-то там еще, что занимает ваши куриные мозги!
«А он прав, — подумал я, делая знак официанту, чтобы нам принесли счет. — Ему следует включить это в свое выступление».
Но, Боже мой, он так раскипятился, что готов был взорваться. И пока два бизнесмена грозили набить нам физиономии, я размышлял над словами Эймона по поводу женщин и их схожести с различными частями света. Если следовать его теории, то мою жену можно сравнить с Америкой. Хотя после года с небольшим брака она еще не до конца исследована.
Иногда мне кажется, что я совсем не знаю ее.
* * *Сам не знаю почему, я стал то и дело проезжать мимо дома Джины. Знал ведь, что там никого нет. Новые жильцы еще какое-то время не должны были въезжать. И даже мечтательная няня вернулась в свою Баварию. Но для меня эти поездки казались успокаивающими, что ли…
Даже если учитывать, что это не мой дом и уже не дом Пэта. Никаких теплых воспоминаний не связывало меня с этим местом. Я проезжал мимо, представляя себе, что всего лишь неделю тому назад в комнате моего сына лежали его вещи. В шкафу — одежда (из чего-то он уже вырос), на кровати — одеяло с изображением его любимых героев «Звездных войн». Когда я думал обо всем этом, то не чувствовал себя так одиноко.
Я объезжал вокруг дома, тоскуя как старый любовник. И тут вдруг я увидел велосипед Пэта.