Грани миров - Галина Тер-Микаэлян

— Хуже всех? — удивился он. — Да ведь после катастрофы я носился, как горный козел.

Она покачала головой:

— В мозг твой глубоко вошел осколок стекла и торчал оттуда. Мне с помощью Асият, нашей акушерки, пришлось извлекать его железными щипцами. Но, слава аллаху, ты пришел в себя, а значит, скоро будешь здоров.

Сергей недоверчиво усмехнулся и вновь потрогал свою голову. Ему не хотелось обижать женщину, но скрыть своего недоверия не удалось:

— Итак, вы хотите сказать, что у меня из мозга торчал осколок, и вы его вытащили с помощью этой… Асият? Что этот мужчина, — из глубины его подсознания неожиданно вынырнуло имя, — что Прокоп с размозженными нижними конечностями через три дня после травмы начал упираться ногами? Его тоже лечит эта… Асият?

Он внезапно замолчал, потрясенный до глубины души — сколько же совершенно незнакомых имен ему удалось с такой легкостью запомнить! Черноволосая женщина поняла его удивление по-своему и укоризненно возразила:

— Асият — мудрая женщина. Она сестра моей матери, она научила меня лечить раны и принимать роды у наших женщин.

— Разве вы никогда не обращаетесь к докторам?

— Пять лет назад мой муж Рустэм обращался к докторам — он просил, их дать справку, чтобы мы могли продавать на базаре в Дербенте сыр из козьего молока — его делают наши женщины. Но доктора нашли в сыре, в молоке и в крови наших женщин какой-то микроб и не дали справку. С тех пор мы больше к докторам не обращаемся.

— Но ведь любой из вас может заболеть, — возразил Сергей, — есть болезни, которые может вылечить только врач. Бывают травмы, когда без хирурга никак не обойтись.

— Мы, хвала аллаху, не болеем такими болезнями, и хирурги нам тоже не нужны. Если человек повредил свое тело, то у него две дороги — или жить, или умереть. Мертвому хирург не поможет, а живые выздоравливают сами. Посмотри на Прокопа — три дня назад его ноги напоминали раздавленный помидор и болтались из стороны в сторону, как обломанные сучья деревьев, а лицо было белым, как известь. Мы с Асият обложили ему ноги горячим мхом с болот, и прошло только три дня, а лицо его порозовело, он уже не чувствует боли и шевелит пальцами на ногах.

«Черт возьми, каменный век какой-то — обложили травами! Надо их как-то убедить».

— Если кости срастутся неправильно, Прокоп не сможет ходить, понимаете? Обязательно нужен врач, иначе ему придется до конца жизни ездить в инвалидной коляске.

— Он будет ходить через неделю, — твердо сказала женщина, — ты и мальчик Юра тоже поправитесь раньше, чем доктора доберутся до нашего села. Поэтому доктора нам не нужны, и даже их справки не нужны — сыр и мясо мы теперь продаем рутульцам и лезгинам. Они не боятся нашего микроба, и он никогда не причинял им вреда. Мы сами договариваемся о ценах, и всем это выгодно. В Рутуле сейчас секретарь райкома партии празднует свадьбу дочери — он сделал нам большой заказ. Наби с Садыком как раз везли туда сыр и мясо, когда встретили автобус. Мой муж Рустэм сказал, что ваш шофер заблудился — поехал не прямо, а свернул направо.

— Заблудился? Но почему же на повороте не было указателей?

— Кому придет в голову свернуть с широкой дороги, где асфальт, на узкую тропу? Наши мужчины сами расчистили этот путь от моста до главной трассы, чтобы можно было везти товар в объезд. Через горы, конечно, ближе, но грузовик по скалам не проедет. Никто кроме нас тут не ездит, потому и Садык не ожидал вас встретить — растерялся, наверное, не успел затормозить.

Вздрогнув, Сергей закрыл глаза и мысленно вернулся к тому мгновению, когда тяжелый трейлер, вынырнув из-за поворота, помчался навстречу их автобусу.

— Садык не мог затормозить, мы были слишком близко, — сказал он, проглотив вставший в горле ком, — но он мог ехать прямо — трейлер смял бы автобус, как игрушку, и вряд ли сам получил бы серьезные повреждения. Во всяком случае, ваши Садык и Наби, скорей всего, остались бы живы. Садык же попытался спасти людей в автобусе и свернул в пропасть.

— Мы не знали этого, — сказала она, слегка наклонив голову, — Айгази будет счастлива — ее Садык поступил как мужчина!

— Счастлива? Но люди все равно погибли, — в голосе Сергея прозвучала горечь, — стоило ли им идти на эту жертву?

Лицо женщины стало суровым и торжественным.

— Молчи, — сказала она, — они погибли не зря, они спасли тебя, Ирину с Прокопом, мальчика Юру и грудного ребенка.

— Да, вы правы, простите, я сам не знаю, что говорю.

— Тебе нужны крепкий сон, хорошая еда и беседа с умным человеком — тогда сила и разум быстро к тебе вернутся. Ирина рассказала, что ты ученый, занимаешься микробами. Мой муж Рустэм тоже умный человек — он долго учился, и много повидал в своей жизни. Когда он вернется, вы найдете, о чем поговорить. Можешь встать, но много пока не ходи, а то закружится голова.

Сказав это, она поднялась, набросила на плечи темный платок и вышла. Сразу же после ее ухода в комнате появилась девочка лет двенадцати-тринадцати и поставила на стол тарелку с лавашем и глубокую миску, над которой поднимался пар. Запах приправ внезапно пробудил у Сергея мучительное чувство голода, но вид кусочков теста, плававших в жиру, заставил его поморщиться — конечно, это был не «первый стол» и даже не «пятый». Однако голод не тетка, поэтому он осторожно подцепил кончиком ложки белый шарик, положил его в рот и почувствовал вкус мяса.

— Это хинкали, — застенчиво пояснила девочка, — старая тетя Айше говорит, что души тех, кто ожидает погребения, больше всего любят запах хинкали. Поэтому пока тело моего брата Наби не упокоится в земле, во всех домах моего отца на столе будет каждый день стоять хинкали. Может быть, Наби сейчас сидит за этим столом, — она с таким убежденным видом указала на стул напротив Сергея, что он вздрогнул и поперхнулся.

— Гм, однако! И сколько же у твоего отца домов?

— Четыре, — она, кажется, немного удивилась его вопросу, — ведь каждая жена должна иметь свой дом, разве нет?

— Да, конечно, это резонно, ничего не скажешь.

Девочка убежала, и тут же вернулась, поставив перед ним маленький кувшинчик.

— Молоко. Я с утра корову доила.

Сергей откашлялся и впервые внимательно посмотрел на малышку. Его поразили красота лица девочки и та грация, которой было наполнено каждое ее движение. Он всегда с некоторой опаской относился к детям, но тут не удержался и спросил:

— Как тебя зовут?

— Халида, — длинные ресницы вспорхнули кверху, ярко-карие глаза смотрели на него с нескрываемым интересом.

— Халида? Это твоя мама сейчас со мной разговаривала?

— Да. Мою маму зовут Фируза, она третья жена нашего отца, — застенчиво пояснила она.

— У тебя, кажется, есть брат Ильдерим, — стоило захотеть, и имена мгновенно выплывали из его подсознания. Им даже овладело ребяческое желание щегольнуть неожиданно обретенной памятью, — твоя мама сказала, что вы с Ильдеримом подружились с Юрой.

— Да, — прошептала она. — Когда хоронили его маму, он много плакал, а теперь все время молчит. Тетя Ирина сказала, что у него никого больше нет, и Ильдерим хочет, чтобы Юра остался у нас. Моя мама тоже говорит, что неплохо будет, если Юра будет жить в нашем доме, потому что у нее только двое детей — Ильдерим и я.

— Мне кажется, что двоих детей за глаза достаточно.

— Тетя Сабина родила четырех сыновей, тетя Мариям пятерых, и даже у тети Лейлы, младшей жены, уже трое. Но я — единственная дочь в нашей семье.

— Братья-то тебя не обижают? Не таскают за косички?

Лицо маленькой Халиды осветилось нежной улыбкой, и она отрицательно покачала головой:

— Нет! Все мои братья меня любят, а отец говорит, что я свет его очей. Мы хотим, чтобы Юра тоже стал нашим братом.

— Это уж Юра сам должен решить. Он родился и вырос в Москве, там его дом, его друзья, его тетя.

— Да, он говорил, ее зовут Наташей. Мама говорит, что мы и ее позвали бы сюда, только она учится в институте.

— Юре тоже нужно учиться в школе.

— У нас есть школа. Раньше всех детей учила одна тетя Сабина — географии, истории и русскому языку. Мой отец тоже мог бы учить детей, потому что он знает все на свете, но ему некогда — ведь он председатель сельсовета. Поэтому он послал моего самого старшего брата Гаджи учиться в Дербент. Теперь Гаджи вернулся — он окончил институт и теперь учит нас в школе математике, физике и химии. А его жена тетя Сурая учит нас биологии и еще учит писать и читать совсем маленьких детей.

— А ты умеешь читать и писать по-русски?

— Мы учимся только по-русски — Гаджи и отец говорят, что на нашем бежитинском языке не издают книг и учебников, а я очень люблю читать про животных. И еще люблю их рисовать. В прошлом году Гаджи привез из Махачкалы много учебников и еще привез «Жизнь животных» Брема — целых шесть томов! Только в нашем лесу есть звери, про которых там ничего не написано.