Война и честь (Война Хонор) - Дэвид Вебер

— Дополнительные сокращения?! — повторил Хэмиш и что-то злобно пробормотал себе под нос.

Хонор порадовалась, что не расслышала отдельных слов.

— И как же они собираются оправдать новое урезание расходов на флот? — спросила она Вильяма и немало подивилась, что говорит спокойно. — У нас уже меньше кораблей, чем было в начале войны, — продолжила она. — И, как любят напоминать народу они сами, война еще не окончена.

— По крайней мере, официально, — сквозь зубы прорычал Хэмиш.

— Они планируют оправдать это в точности так же, как оправдывали все остальные сокращения, — ответил Вильям на вопрос Хонор. — Показав, какую долю военного бюджета они могут сэкономить за счет эффективности и боеспособности кораблей нового типа. Им не нужны все эти “устаревшие” корабли, мешающие развитию нового, выгодного, эффективного флота, который Яначек создает без чьей-либо помощи.

Хотя Хонор была полностью согласна с мнением Вильяма о бароне Высокого Хребта и сэре Эдварде Яначеке, она удивилась яростному сарказму и горечи, с которой прозвучали его последние слова. Александер-старший, напротив, был слишком взбешен, чтобы обращать внимание на детали.

— Это самая дерьмовая дрянь, которую они выдумали за последние месяцы, — бушевал Хэмиш. — Даже для них это просто новый рекорд!

— Это логическое продолжение всего, что они делали раньше, Хэмиш, — заметила Хонор. Ее голос звучал на удивление спокойно, но в жестких агатовых глазах покоя не было в помине, — Тем не менее я не ожидала таких объемов сокращения. Они уже срезали весь жир и мускулы, теперь они принялись за кости.

— Удручающе точный анализ, — согласился Вильям. — И вы правы, это — непосредственное, прямое следствие всё тех же доводов, которые они использовали на каждом шагу. Корабли нового типа мощнее, более живучи и требуют меньшего экипажа, а в связи с благополучной кончиной подоходного налога бюджет так резко ужался, что чем-то необходимо поступиться.

— Ты сказал “поступиться”? — гневно повторил Хэмиш. — Чтобы я что-то уступил этому лживому коварному тупоголовому кретину Яначеку! Да я...

— Уймись, Хэмиш, — сказала Хонор, не отрывая взгляда от Вильяма... и даже не задумываясь о том, как небрежно обратилась она к графу Белой Гавани. — Мы уже знаем, что они смотрят на бюджет флота как на своего рода копилку, куда можно беззастенчиво лазить за их драгоценными “мирными дивидендами”. Если мы будем психовать и сотрясать воздух, стараясь порвать их в клочья во время дебатов, то людям просто начнет казаться, что мы перегибаем палку. А они, соответственно, будут казаться более благоразумными. Как ни глупа их политика, нам необходимо держаться вместе и говорить об этой политике спокойно и взвешенно. Это особенно касается нас двоих. И вы это знаете.

— Вы правы, — сказал Хэмиш после короткой звенящей паузы и сделал глубокий вдох. — Итак, они собираются еще сильнее сократить нашу боеспособность, так, значит? — спросил он.

Его брат кивнул.

— И, полагаю, Юргенсен и его прикормленные аналитики из РУФ собираются поддержать Яначека? — фыркнул Хэмиш.

— Конечно собираются, — ответил Вильям, и теперь пришла очередь Хонор горько и возмущенно фыркать.

Никого не удивило, когда Яначек начал свой второй срок на посту Первого Лорда Адмиралтейства с вывода за штат Хэмиша Александера. Послужной список графа Белой Гавани был блестящим, но даже будь он совокупной реинкарнацией Горацио Нельсона, Того Хейхатиро, Реймонда Спрюанса, Густава Андермана и Эдуарда Саганами, этого было бы недостаточно, чтобы перевесить яростную личную вражду между ним и сэром Эдвардом Яначеком.

Но увольнение Хэмиша, по крайней мере, было ожидаемым, сколь бы мелочным и мстительным это ни было. Однако Хонор подозревала, что флот в целом был не меньше неё удивлен и возмущен, когда Яначек решил, что сэр Томас Капарелли и Патриция Гивенс тоже “заслужили отдых”.

Ну допустим, Капарелли действительно нуждался в отдыхе после огромного напряжения десяти лет на посту главнокомандующего Звездного Королевства. Но ведь не это послужило причиной его смещения. После возвращения с Цербера она достаточно хорошо узнала бывшего Первого Космос-лорда: Томас Капарелли никогда не стал бы подпевалой политической марионетки. Честность не позволила бы ему молчать, пока Яначек кромсает военный флот, а правительство в то же самое время увиливает от формального завершения войны с хевами. Так что Капарелли постигла та же судьба, что и графа Белой Гавани, хотя и несколько по другим причинам.

Приблизительно по тем же причинам “ушли” и адмирала Гивенс, несмотря на её феноменально успешный послужной список в качестве шефа Разведывательного Управления Флота. Видимо, её преданность Капарелли и тесные деловые отношения с ним в глазах Яначека в любом случае требовали увольнения в соответствии с принципом управления персоналом в просторечии именуемым “новой метлой”. Еще, правда, ходили слухи о фундаментальных разногласиях между Пат Гивенс и Яначеком по поводу пересмотра приоритетов разведки военного флота, но самым большим ее грехом был, безусловно, отказ подтасовать результаты анализа РУФ в угоду новому Адмиралтейству. Поэтому и она оказалась на половинном жалованье — в награду за её помощь по спасению Звездного Королевства.

Единственное, в чем никто никогда не заподозрил бы человека, пришедшего на смену Гивенс, — это в излишней самостоятельности. Адмирал Фрэнсис Юргенсен для королевского флота военного времени был своеобразным анахронизмом: флаг-офицер, получивший свой высокий ранг благодаря политическим покровителям, а не каким бы то ни было личным способностям. До войны таких офицеров было удручающе много, но с тех пор их ряды заметно поредели. Обыкновенно инициатором чистки был Капарелли, но слишком часто (и болезненно) причиной становились боевые действия неприятеля. К сожалению, при новом руководстве Адмиралтейства эти люди снова начали возвращаться. Хонор это казалось отвратительным, но неизбежным. В конце концов, ведь и сам сэр Эдвард Яначек на протяжении всей своей карьеры был образцом именно такого офицера.

У Юргенсена было одно достоинство, перевешивавшее любые недостатки: он понимал, что требуется Яначеку и политическому руководству. Хонор не готова была обвинить его в прямой фальсификации данных, хотя и не поручилась бы, что он на такое не способен. Но на флоте — особенно среди разведчиков — настойчиво поговаривали, что Юргенсен давно славится склонностью интерпретировать данные сообразно пожеланиям начальства.

— Что ж, полагаю, это было неизбежно, — сказал граф Белой Гавани, нахмурившись. — Им же надо откуда-то выжимать деньги для покупки голосов.

— Да, — согласился Вильям, — скорее всего неизбежно и, если честно, меня это особо не удивляет. В сущности, если быть совершенно откровенным, меня удивило — и привело в смятение — совсем другое из того, что сообщили мои информаторы.

— Другое? — Хонор пристально посмотрела на него, вслушиваясь в причудливые всплески неуверенности и огорчения, исходившие от Вилли.

Она всегда досадовала на то, что, обладая способностью читать эмоции, совершенно не способна улавливать стоящие за ними мысли. Как, например, в данном случае. Она была практически уверена, что очевидный гнев Вильяма направлен не на неё, но при этом она, без сомнения, была как-то с этим связана и, более того, именно из-за нее он был неподдельно огорчен.

— Да. — Вильям на миг скосил глаза в сторону, взглянув на портрет Пола Тэнкерсли, который Мишель Хенке заказала к последнему дню рождения Хонор. Пол, точь-в-точь такой, каким был при жизни, стоял напротив рабочего стола Хонор. Вильям лишь на мгновение позволил себе задержаться взглядом на его улыбающемся лице. Затем глубоко вздохнул, расправил плечи и повернулся так, чтобы видеть Хонор и графа одновременно.

— По моим источникам, Высокий Хребет и его союзники абсолютно уверены в том, что нашли способ серьезно подорвать доверие к вам, Хонор, и к Хэмишу. Для них, так же как и для нас, очевидно, что вы двое способны наиболее эффективно противодействовать этому безумию, но они полагают, что сумеют нейтрализовать вас до определенной степени... поскольку вам придется отвлечься от этой опасной темы.

— Когда рак на горе свистнет! — фыркнул граф, но Хонор, ощутив прокатившуюся сквозь неё бурю эмоций, скрывавшихся за голубыми глазами Вильяма, замерла, успокаивая внезапно сжавшийся желудок.

— Говорите, Вилли, — тихо сказала она, и он вздохнул.

— Завтра утром, — сказал он ей бесцветным голосом, — в колонке Соломона Хейеса будет напечатано, что вы с Хэмишем — любовники.

Кровь отхлынула от лица Хонор, но ее чувства поблекли рядом с раскаленной добела яростью, полыхнувшей от графа. У Вильяма не было эмпатических способностей, но все было ясно и так. Лицо Вилли превратилось в маску, а голос лишился последних обертонов, когда он заговорил снова.