История Русской Церкви в период постепенного перехода ее к самостоятельности (1240-1589). Отдел первый: 1240-1448 - Митрополит Макарий

IV. Устройство и внутреннее состояние монастырей

Таким образом, мы насчитали более 180 монастырей, вновь возникших или восстановленных в два столетия монгольского владычества над Россиею кроме тех, которые продолжали существовать от прежнего времени. Но, как велико было число братий в каждом из этих монастырей – неизвестно. Знаем только, что в суздальском Спасо-Евфимиевом монастыре еще при самом преподобном Евфимии находилось 300 иноков, в чухломском Авраамиевом, также при жизни самого Авраамия, – сто человек, а из женских монастырей в московском Алексеевском подвизалось 90 черноризиц при знаменитой игуменье Иулиании († 1393) и в нижегородском Зачатиевском – 110 сестер во дни основательницы обители княгини Феодоры († 1377). Кроме того, о некоторых мужеских монастырях, как-то: Троицком Сергиевом, Андрониковом, Симоновом, Голутвинском, Высотском, Кирилло-Белоезерском, Ферапонтовом, Спасо-Прилуцком, Валаамском, – встречаются общие выражения, что монастыри эти были велики или что в них находилось множество братства, вследствие чего некоторые из них, например Троицко-Сергиев, Кирилло-Белоезерский, Глушицкий и Снетогорский псковский назывались иногда лаврами. А были монастыри, или монастырьки, малые, в которых обитало по шести, по пяти черноризцев, даже по три и по два. После этого утверждать, будто во дни монгольского ига монашество необыкновенно усилилось в России, будто целые толпы поселян и горожан поступали в обители, увлекаясь выгодами монастырской жизни, есть дело совершенного произвола. Даже по числу монастырей если монгольский период действительно превосходит два предшествовавшие столетия Русской Церкви, зато далеко уступает последующим: так, в течение одного XVI столетия (по указателю к «Истории российской иерархии») возникло у нас 100 монастырей, а в течение XVII вновь устроено 220.

Монастыри различались между собою по своей зависимости от высших властей, по значению своих настоятелей, по взаимному отношению друг к другу, по внутреннему устройству.

Все русские монастыри по законам церковным находились в зависимости от своих епархиальных архиереев. Но один монастырь, именно московский Симонов, еще при первом своем настоятеле Феодоре, взят был в непосредственное ведение Константинопольского патриарха и назывался патриаршею ставропигиею. Еще некоторые монастыри, преимущественно из основанных князьями, состояли в непосредственной зависимости от князей, каковы: Ольгов рязанский, Предтеченский полоцкий, Онуфриевский мстиславский и другие. Князья-покровители не только заботились о содержании и защите своих обителей, но и о внутреннем их благоустройстве, сами участвовали в избрании и переменах монастырских властей, сами судили их, а иногда и прочих иноков по делам монастырским. Местные епископы не имели никаких прав на эти монастыри и могли судить их настоятелей только по делам собственно духовным, и то вместе с князьями. Были также монастыри, принадлежавшие непосредственно митрополитам, исключительно от них зависевшие и считавшиеся их извечными: это Константиновский и Борисоглебский владимирские, Благовещенский нижегородский и Чудов московский.

Монастыри управлялись одни игуменами, другие архимандритами. Число последних, прежде очень ограниченное, теперь значительно возросло. Это имя носили настоятели монастырей: в Москве – Спасского, Симонова, Чудова, Петровского, во Владимире – Рождественского, в Суздале – Спасо-Евфимиева, в Ростове – Авраамиева, в Ярославле – Спасо-Преображенского, в Нижнем Новгороде – Печерского и Благовещенского, в Твери – Отроча, в Переяславле – Горицкого, в Новгородке Литовском – Лаврашевского, в Мстиславле – Онуфриевского и других. В Новгороде, несмотря на умножение монастырей, оставался один архимандрит юрьевский, и только однажды упоминаются два архимандрита. В Пскове постоянно упоминаются только игумены, а с начала XV в. иногда и архимандриты. Настоятели Киево-Печерской лавры именовались то игуменами, то архимандритами. Некоторые архимандриты, например преподобный Евфимий Суздальский, в качестве особого преимущества получали право священнодействовать в митре и с рипидами.

В числе монастырей большая часть были самостоятельные, не зависевшие от других монастырей, и были несамостоятельные, приписные к другим. Так, к Троицкой Сергиевой лавре были приписаны монастыри: Юрьевский Успенский на Войновой горе, Георгиевский в Раменце и Никольский на Шексне; к тверскому Отрочу – тверские же монастыри: Воскресенский за Волгою, Богородицкий на бору, Спасский во Зезях, Воскресенский и Богородицкий на Шоше, Воскресенский в Бардинском на Шеше и Богородицкий на Гостомле; к нижегородскому Спасо-Евфимиеву – Гороховский монастырь святого Василия на Клязьме. Приписные монастыри находились в полном распоряжении своих главных монастырей: оттуда получали настоятелей, туда давали отчет во всем. Между женскими монастырями не встречаем подобного подчинения одних другим, но были, кажется, женские монастыри, как бы приписные к мужским, составлявшие вместе с ними две половины одних и тех же монастырей под управлением одних настоятелей. К таким монастырям не без основания можно относить Хотьков, в котором приняли пострижение и погребены отец и мать преподобного Сергия Радонежского; Лазаревский Городецкий, где в 1367 г. во время вечерни страшный гром побил чернецов и черниц; тверской Богородичный на Шеше и новгородский Воскресенский на Красной горке, которые названы в летописях общими монастырями, хотя это название можно принимать и в значении монастырей общежительных. Самым же ясным доказательством существования у нас тогда общих (мужеско-женских) монастырей служат следующие слова митрополита Фотия новгородцам, направленные против этих монастырей: «Если в каком монастыре находятся чернецы, там бы черницы не были; но чернецы жили б себе в монастыре, а черницы себе в особом монастыре. Для того узнать, где исперва были чернецы, тут и ныне оставались бы чернецы, а где исперва были черницы, тут и ныне жили бы черницы. У чернецов пусть и попами будут чернецы, а в обители черниц избирать попов-бельцов с попадиами, вдовых же туда не посылать».

По внутреннему устройству монастыри наши разделялись на общежительные и необщежительные. К последнему классу принадлежала большая часть монастырей, особенно мелких, в области Новгородской: в них иноки сходились вместе только на церковные службы и более не имели ничего общего. Каждый сам заботился о себе, и своей келье, и о пище, и об одежде; особо держал правило в своей келье и в ней же трапезовал. Но самые замечательные как мужские, так и женские монастыри того времени были общежительные, например: Троице-Сергиев, Махрицкий, Андроников, Симонов, Высоцкий, Петровский, Снетогорский псковский, Савво-Сторожевский, Чудов, Кирилло-Белоезерский, Спасо-Евфимиев, Покровский Глушицкий, Спасо-Каменный, Спасо-Прилуцкий, Коневский, Павло-Обнорский, все четыре монастыря, основанные преподобным Авраамием Галичским, все три, основанные преподобным Макарием Унженским и др.; а из женских – Алексеевский московский и Зачатиевский нижегородский. Руководством при устройстве общежития монастырского служили у нас, кроме правил соборных, правила и наставления древних святых отцов – Василия Великого, Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника, Феодора Студита и других, как можно заключать из уставной грамоты псковскому Снетогорскому монастырю Суздальского архиепископа Дионисия и из послания в тот же монастырь митрополита Фотия.

Был ли для какой-либо нашей обители составлен свой особый письменный устав, изложенный во всех подробностях, на основании этих древних правил – сведений не сохранилось. О преподобном Сергии Радонежском сказано только, что когда он вводил общежитие в своей обители, то, распределив должности и послушания между братиями, он «повеле твердо всем блюсти, по заповеди св. отец, и ничтоже особь стяжавати кому, ни своим что звати, но вся обща имети». Для псковского Снетогорского монастыря Дионисий Суздальский в своей уставной грамоте дал следующие немногие правила: «Ни игумену, ни братии не иметь ничего своего, но все отдать Богу и Святой Богородице в монастырь. В келье не есть и не пить и у келаря не просить, а келарю и ключнику не давать ничего никому без игуменова слова. Есть и пить в трапезе всем вместе, а вне трапезы ничего не вкушать ни до обеда, ни после обеда и допьяна отнюдь не упиваться. Одеяние потребное брать у игумена и то обычное, а не из немецких сукон; шубы носить без пуху и обувь с онучами брать у игумена; лишних же одежд не держать. В церкви да поют по правилам и по уставу святых отец. Если игумен пошлет куда-либо мниха на службу, пусть идет без ослушания; без благословения же игумена никак не выходить никуда. Послушание и покорение иметь к игумену во всем: если кто начнет говорить вопреки игумену и воздвигать свары, таковой да будет заключен в темницу, пока не покается; а непокорливого мниха по первом, втором и третьем наказании изгонять вон из монастыря и не отдавать ему ничего, что было им внесено в монастырь». Впоследствии митрополит Фотий отменил эту уставную грамоту Дионисия на том основании, что он не имел права давать устав в чужой области или епархии. Взамен того митрополит повелел братии Снетогорского монастыря держаться устава святого Василия Великого, Иоанна Лествичника и других богоносных отцов, сделав и с своей стороны некоторые наставления игумену и инокам. В житии преподобного Кирилла Белоезерского находим такие заметки о введенном им уставе: «Был устав блаженного Кирилла, чтобы в церкви никто не беседовал с другим и не выходил из церкви прежде конца, а все стояли по уставленному чину и внимали славословию. Равно все подходили к Евангелию и для поклонения святым иконам согласно с уставом, по старшинству, чтобы не произошло замешательства. А сам блаженный никогда в церкви не стоял, прислонясь к стене, и не садился безвременно, и были ноги его, как столпы. К трапезе шли все также по старшинству, и садились за трапезою каждый на своем месте, и молчали. Не было слышно никого, кроме одного чтеца. Для братии всегда были три снеди, кроме постных дней, когда бывает „аллилуиа“. Сам же блаженный вкушал только от двух снедей, и то не до сытости, и не пил ничего, кроме воды. Восстав от трапезы, все отходили в свои кельи с молитвою и благодареним Богу, не вдавались ни в какие разговоры и никто не заходил к другому брату, кроме великой потребы... Был и такой обычай: если кто приносил какому-либо брату письмо или поминок, то и письмо нераспечатанное и поминок относились к святому. Равно если кто желал и из монастыря послать куда послание, то не смел послать без повеления отчего. В монастыре и в келье не позволялось никому ничего иметь своего и звать своим, а иметь все общее.