Синдзи-кун: никто не уйдет обиженным - Виталий Хонихоев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Получи-ка! — девушка срывается с места и бьет копьем, мужчина блокирует, я сижу на месте и мои пальцы сжимают древко копья, которое лежит рядом со мной и сухая трава не дает увидеть его со стороны. Я смотрю как они обмениваются ударами, как уворачиваются и блокируют, как сталкиваются их орудия, высекая искры и думаю о том, что такова природа человека — вечная борьба. Если не с кем-то снаружи, то с самим собой. Согласно Сунь Цзы, война — это путь обмана. Пальцы сжимаются вокруг теплого древка, копье словно живое в моей руке, оно пульсирует и тянется куда-то вперед.
— Погоди! — кричит девушка, падая на колено и поднимая оружие над головой: — стой! — мужчина замирает с поднятым топором в руке, а я — я вскакиваю на ноги. Это — сигнал. Я с размаху метаю копье, и оно срывается с моей руки. Это копье не надо метать, оно — воплощенное желание смерти и оно находит свою цель.
— Омела? — хмурится мужчина, глядя на древко, торчащее у него из груди: — серьезно? Что за дурацкие суеверия… — тут он падает на одно колено и удивленно поднимает голову: — но… как?!
— Вот так. — отвечает девушка и отбрасывает волосы назад, открывая лицо: — так мы исполняем наши пророчества и перестаем быть рабами собственной судьбы. На Курукшетре аватара Кали сразила Махишу. На Курукшетре Махиша не был убит ни богом, ни человеком, ни зверем.
— Но омела?! — он оседает на землю и сразу становится как-то меньше. Жизнь покидает его, это видно невооруженным взглядом.
— И что теперь? — спрашиваю я у девушки, которая встает над телом Махиши-с-топором: — что дальше?
— А дальше … — начинает она и я ни капельки не удивился бы, если бы она сейчас ударила меня в спину, но небеса трескаются и все вокруг замирает.
Я открываю глаза и вижу обеспокоенное лицо Акиры. Голова кружиться, во рту стоит неприятный привкус.
— Чертов Ганеша — жалуюсь я, хватаясь за голову, которая, кажется, сейчас расколется на части: — он менталист! Я получил дозу самых идиотских галлюцинаций, которые только могут приснится человеку.
— Как ты себя чувствуешь? Что с головой, сильно болит? — беспокоится Акира: — мы сейчас вернемся в офис и разнесем там все, я Юки вызову и Хикэру с нами пойдет…
— Только время зря потеряли — качаю головой я: — не было никакой Куркшетры, никаких ответов на вопросы, была только иллюзия да дымовая завеса…
— Это… не совсем так. — медленно говорит Акира, она замерла и ее глаза остановились на чем-то позади меня: — даже, наверное, совсем не так. Разве что я тоже под галлюцинациями нахожусь. Обернись, Син.
Я поворачиваю голову, уже понимая, что я увижу позади себя. В комнате для медитаций, на большом овальном камне в Песчаном Саду — сидит девушка с копьем и ее босые ноги зарываются пальчиками в песок.
— Это я — говорит она: — я слышал ты собираешься драться с Богами? Тогда тебе пригодится помощь той, которая уже наваляла им однажды.
Глава 12
Песок. Песок был в волосах. Песок был в обуви. Песок на зубах и песок за шиворотом рубашки, которая когда-то была белой. Песок был вокруг — куда не кинь взгляд, до самого горизонта, волны, холмы, горы песка. Дюны. Ветер создал из песка скульптуры, больше всего похожие на застывшую поверхность моря или озера в бурную погоду. При мысли о воде — она сглотнула пересохшими губами. Чего бы она только не отдала сейчас за бутылку воды — обычную пластиковую, пусть даже поллитровую, но конечно было бы лучше — большую бутылку, на полтора литра, такую, с ручкой, с запотевшей от холода поверхностью. Она криво усмехается. Да, нет ничего дороже воды в пустыне.
— Сакура? — шепчет она пересохшими от жары губами и морщится, когда губа трескается и кровь бежит по подбородку. Сакура не отвечает. Она облизывает треснувшую губу и вытирает кровь рукавом. На рукаве остается полоса — даже не красная. Кровь моментально высыхает, оставляя бурые пятна.
Ладно, думает она, ладно. Она доберется до ближайшего населенного пункта, до ближайшего оазиса и уж тогда, восстановив силы — она снова сможет подняться в воздух. А когда она поднимется в воздух… тогда она узнает, где она и сможет вернуться в Японию. Потому что вот эти дюны и триллионы тонн песка вокруг — никак не могут быть на островах Хонсю или Сикоку, это не Окинава или Хоккайдо. Она не дома.
— Сдается мне, Тотошка, что это не Канзас. — говорит она вслух, просто чтобы услышать звук своего собственного голоса. Голос звучит странно — будто бы через металлическую бочку, которую поставили далеко-далеко, но все равно его слышишь — гулко и невнятно.
Ничего, думает она, ничего, надо только идти прямо. Вот так — левой, левой, правой. Да, два, два — раз. Потому что каждый человек делает правой ногой шаг чуть больше и в результате — через некоторое время движения без ориентиров — начинает кружить на месте. Она это знает. Сильная, толчковая нога у нее — правая, потому она делает два коротких шага левой, подтягивая правую ногу следом и только потом — шагает с правой.
— У тебя не выйдет — говорит Кэйя и она стискивает зубы. Да пошел ты, думает она, пошел ты…
— Смотри — ты делаешь два шага левой, якобы выправляя свой курс, но на самом деле — ты просто заворачиваешь не в правую сторону, а в левую. Ты идешь по кругу, просто чуть большему. Неужели это не понятно? Впрочем, чего еще от тебя ожидать, А-тян? Ты никогда не отличалась умом…
— Отвали — бросает она через плечо: — конечно я это знаю. Но… через каждые десять шагов я перехожу на обычный шаг, компенсируя эту разницу. Получается синусоида и, в конечном итоге…
— Она замыкается в круг — кивает Кэйя: — просто чуть больше. Иногда я поражаюсь твоей никчемности, А-тян. Но только иногда. Потом я вспоминаю, что это
