Клюква со вкусом смерти - Наталья Хабибулина

колхозников. – Товарищ Нигай сказал, что у вас всё было спокойно. А убийство Анфисы Гребковой и странная смерть Михея Ботыжникова? Это вы называете спокойствием? Самое интересное, что вы все изначально не поверили в виновность бедного парня, обвиняли неизвестного человека с болот, но ни один из вас – ни один! – не попытался вступиться за Михея, написать письмо в прокуратуру с опровержениями! Предпринять хоть что-то, чтобы его спасти! Вам же лень сдвинуться с места! Чего проще – сидеть по домам и чесать языками! И, если бы не письмо брата Гребковой, вы так бы и продолжали «тухнуть» в своем «болоте». А, между прочим, вы все здесь знаете друг друга не понаслышке, все друг у друга на виду. И, тем не менее, шушукаетесь по углам, а когда вас просят придти и рассказать нам, что кому известно, становитесь глухими, слепыми! А как должны мы в вашем людском «болоте» разобраться? Где ваши активисты? Таким образом, я своей властью, если ваш председатель для вас не авторитет, приказываю всем немедленно разойтись по домам. И больше трёх – не собираться! Арестую!

После этих слов толпа в течение пяти минут безропотно рассеялась, Нигай поспешил уйти быстрее других.

Баташов засмеялся:

– Да-а, Андрей Ефимович! Вы оратор!

– А-а, «цицеронить» – не проблема, был бы толк… – с досадой махнул рукой тот и пошел назад в Правление вслед за Баташовым.

За ними протиснулся Загоскин, который сейчас чувствовал себя довольно неуютно, и поспешил сесть за свой рабочий стол, затрещав арифмометром, беззлобно огрызаясь на насмешки главного агронома Бородулина, который лишь из окна следил за стихийным митингом, щуря взгляд.

Вскоре из чайной вернулся Трейгер, мучительно вздыхая.

– Что с вами? – обеспокоенно спросил Дубовик. – Вы больны?

– Нет, просто моя застарелая язва, которую я, кстати сказать, приобрел в знакомом вам учреждении, не выносит таких блюд, что подают в здешней чайной. Ужасно!

– Так, может быть, мне, как представителю того учреждения, попытаться как-то исправить положение? – с ироничной улыбкой посмотрел подполковник на Трейгера. – Вы и, в самом деле, готовы обвинить меня в антисемитизме, – он укоризненно качнул головой.

– Не вас конкретно, – буркнул болотовед

– Ну, и на том спасибо! А вообще-то, вы бы продумали свой рацион перед походом в лес. У вас есть с собой необходимые лекарства?

– Не извольте беспокоиться!

– Благодарю, вы сняли с меня груз ответственности за вас. На этом и закончим расшаркиваться друг перед другом. Пора собираться. Путь вам предстоит неблизкий и непростой…

– А у меня, Андрей Ефимович, – оторвался, наконец, от своих исследований Герасюк, – для тебя сообщение: колбасу собака ела, в умеренных дозах, грамм сто-двести. Устраивает?

– Спасибо, Петр Леонидович, вполне! – подполковник подмигнул приятелю.

Глава 10.

Трейгер в компании Герасюка и Кобякова, наконец, отправился в лес.

Перед этим Дубовик подошел к приятелю и тихо сказал:

– Ты следи за этим… – он кивнул на болотоведа. – Хлипкий он какой-то, – и покрутил пальцами у головы. – Может, фляжечку возьмёшь? Организуем… Тем более я в долгу перед тобой. Да и вам с Кобяковым не помешает.

– Всё свое ношу с собой, как черепаха, – Герасюк постучал пальцем по правому боку.

– Откуда «дровишки»? Ты же вчера весь запас опустошил? – удивился Дубовик.

– Старичок-сторож снабдил, сбегал к продавщице домой, ещё ночью, – отвел глаза в сторону Герасюк.

– Шустрый ты, однако, не по-черепашьи! – усмехнулся подполковник.

До болот шли часа полтора.

Трейгер какое-то время молчал, потом пристроился рядом с Герасюком и спросил:

– Скажите, а вы давно знаете подполковника?

Эксперт покосился на болотоведа и пожал плечами:

– Ну, давно или недавно… Это не имеет значении. Просто, я знаю его очень хорошо!

– Скажите, а мне ничем моя эскапада не обернется? Верите, не знаю, что на меня нашло… Будто, кто за язык тянул… И ведь, чувствую, что надо бы замолчать, а нет!.. Может, мне по возвращении извиниться перед ним? А? Как вы думаете?

– Ни за что! – твердо сказал Герасюк. – Он очень умный человек, и ваши слова воспринял именно так, как вы и говорите. Извинения будут выглядеть, как признание несомненной вины. А вообще, он не обращает внимания на… – эксперт замолчал, подбирая слово покорректней.

– Дураков, вы хотите сказать? – вздохнул Трейгер.

– Ну, вы сами сказали. Хотя, дураком вас не назовёшь, скорее, наоборот. Но поступок ваш, несомненно, дурацкий. И, поверьте, если бы подполковник усмотрел в ваших словах злой умысел, оскорбление, то просто убил бы!..

– Как?! – отшатнулся Трейгер, побледнев.

– Да, словами, словами! – дружески похлопал его по плечу Герасюк. – А говорили вы так и, в самом деле, от страха. Что поделаешь – атавизм! Но… не тушуйтесь! Всё устаканится! – Он дотронулся до внутреннего кармана куртки: – Кстати, о стаканах, может быть, по глотку? Для лучшего продвижения по пересеченной местности? Степан Спиридонович! Вы не против? – окликнул он шедшего впереди Кобякова.

– С удовольствием! – участковый остановился, поджидая своих спутников.

А в кабинете участкового Дубовик просматривал все списки жителей деревень Потеряево и Глуховки, которые по его просьбе подготовил Баташов.

Пока никто не вызывал никаких вопросов, все были свои, местные или из соседних районов. Чужие даже в войну не задержались – ехали от немцев дальше, на Урал.

Теперь, когда стало известно, что провокатор Горелов был казнен в годы войны в Молдавии, и никак не мог жить здесь, стало трудней определить статус преступника.

Баташов знал, практически, каждого. Отмечал тех, кто здесь родился, кто приехал до войны, кто позже, но таких было немного.

– Здесь, в основном, все с рождения живут, от прапрабабушек-прапрадедушек до правнуков. Сейчас, правда, молодёжь всё больше в сторону города посматривает. Урбанизация! Нам бы сюда культуры побольше! Да на всё рук не хватает!.. – вздохнул председатель.

– Список тех, кто был на фронте, проверит Ерохин, в областном военкомате. Может быть, кто-то из них был в Молдавии, там пересекался с Гореловым и Гребковой? И мы неправильно поняли, кого именно она имела в виду? – задумчиво произнёс Дубовик.

Позвонил генерал:

– Слушай, Дон Жуан, ты что сотворил с прокуроршей? Примчалась ко мне, как фурия, сказала, что твоё расследование зашло в тупик, что ты «ловишь рыбку в мутной воде», выдвигаешь какие-то фантастические версии, совершено несостоятельные, и при этом не даёшь работать прокуратуре. Они не могут провести объективную проверку – ты всех взбаламутил. Что произошло-то? – чувствовалось, что Лопахин сердит.

– Да-а, верно говорят, что женщина друг дьявола, но не человека, – раздосадовано проговорил Дубовик.

– А ты что, её за друга держал? – с иронией спросил генерал. – Тогда ты просто дурак, Андрей Ефимович! Хоть бы посулил ей что-то, пусть