Ожог - Артем Тихомиров

— Он умер.

Максим не находил, что ответить. Почему-то он думал только о том, что сейчас незнакомая женщина в его квартире положит трубку. Но она чего-то ждала. Теперь его молчание выглядело затянувшимся.

— Это значит умер, совсем? Вы не пошутили? Мертвый?

— Да… можно сказать, что мертвый.

Максим сообразил, что рано обрадовался хорошему дню.

— Так он живой или…

— Нет, я сказала вам!

У Максима затряслись руки.

— А что случилось?

Женщина молчала, потом сказала кому-то в стороне о полотенцах на кухне, а писатель ждал, думая, что он, наверно, до сих пор не проснулся.

— Пожалуйста, скажите… в чем там дело? Он у меня был позавчера!

— Он сгорел, — сказала женщина. Голос ее стал низким, хриплым, будто у курильщика со стажем. Может быть, из-за сдерживаемого плача. — Он него почти ничего не осталось.

— Пожар?

— Нет.

— Объясните толком! — вскричал Максим.

— Я ничего не знаю, откуда мне знать… мне позвонили и сказали приехать…

— А кто вы?

— Сестра его, старшая…

Максим чуть не треснул себя по лбу за несообразительность. Разумеется, только Валерия могла приехать к нему домой, потому что она единственная близкая родственница Кочнева.

Кажется, она плакала. Максим чувствовал, как приближается шквал паники и вот-вот на него обрушится. Вчера он целый день звонил Кочневу — и тот, вероятно, уже был… сгоревшим?.. Что это за ахинея?

— Валерия? Я вас раньше не видел, но Дмитрий рассказывал… У вас там милиция?

— Да.

— А труп уже увезли? — Зачем я спрашиваю? Писатель обтер потную ладонь о домашние брюки.

— Трупа нет. От него один пепел остался, немного пепла. — Валерия объясняла так невозмутимо, будто обсуждала прогноз погоды на завтра. — Точно не знаю, мне сказали, что опознавать нечего, осталась только одежда…

— А что милиция говорит? Что случилось?

— Ничего не говорит. Я не знаю. — Валерия издала какой-то утробный звук.

Максим закрыл глаза, не в силах представить, что там происходит, и подумал о черной тетради.

— Скажите, мне можно приехать? Сейчас?

— Приехать? — Женщина мало что соображала. — Зачем?

— Ну, я его давний друг, к тому же… я помогу вам чем-нибудь… Вы там одна? Аллы нет?

— Нет, — сказала Валерия. — Ну приезжайте, не знаю, разрешит вам милиция или нет.

— Скажите, они произвели опись вещей?

— Что?

— Ну, опись того, что есть в квартире.

— Не знаю, я не понимаю. Но они спрашивали, пропало что-нибудь или нет, нет ли там моих личных.

— Вы не помните, там есть где-нибудь черная тетрадь, толстая такая, старая, обложка по краям немного истрепана.

Валерия помолчала.

— Нет, не видела.

Максим вздохнул и соврал:

— Вообще-то тетрадь моя. Хочу ее забрать.

— Забирайте, если будет можно.

— То есть, я приезжаю?

— Хорошо…

Он хотел уже положить трубку, но решил спросить еще кое-что.

— А кто обнаружил… ну, что такое случилось?

— Соседка, из квартиры рядом. Она увидела, что входная дверь открыта…

А у порога это…

— А время?

— Соседка… нашла его в половине восьмого утра сегодня.

Максим сглотнул. Не факт, что это произошло утром. Скорее всего, вчера.

Поэтому Дмитрий не отвечал на звонки…

— Ладно, я еду.

Писатель положил трубку и пошел искать свои документы. Если он еще застанет милицию на месте, его обязательно допросят. Вопросов не избежать.

Сгорел? Как это понимать? Люди просто так не сгорают, если не гибнут на пожаре, хотя… Максим вспомнил необъяснимые случаи самовозгорания и недоуменно почесал затылок. Валерия говорила, что трупа нет, а одежда есть.

Нет трупа…

Максим посмотрел на себя в зеркало, висящее в кабинете, и увидел, что от лица отлила вся кровь. Его друг был мертв, превратился… Во что превратился? Внезапный приступ ужаса едва не заставил Максима отказаться от идеи ехать на квартиру Кочнева, но он вспомнил про тетрадь. Идея заполучить дневник самоубийцы казалась привлекательной. Не осознавая этого, Снегов думал о ней весь вчерашний день, а сейчас она манила его и вовсе не казалась омерзительной. Максим не хотел, чтобы тетрадь пропала вместе с вещами, которые потом будут отправлены за ненадобностью на помойку. Снегов решил, что этого не допустит.

Он быстро собрался и выскочил из дома. До стоянки добрался практически бегом.

Дина появилась в классе и направилась к своему обычному месту, по пути здороваясь с теми, кто уже пришел. В помещении стоял легкий гомон.

Одноклассники Дины вяло пережевывали немудреные новости.

Она бросила рюкзак на парту, открыла его, мысленно готовясь к разговору с Сержем. Настроение у ней было плохое. Хотя этой ночью обошлось без кошмаров, проснулась она с тяжелым ощущением. Во рту возник металлический привкус, и все чаще ей чудилось, что она улавливает запах горелого.

Утром за завтраком Дина начала склоняться к мысли, что чем-то серьезно заболела, а все эти странности и галлюцинации — только артподготовка, после которой болезнь начнет генеральное наступление. Дина тщательно изучила всю себя перед зеркалом в ванной. Тело оставалось таким же, никаких изменений, ничего подозрительного. Внешне, по крайней мере. Но не очень хорошо выглядело лицо, все эти синяки под глазами и бледность создавали неприятное впечатление. Дина еще подумала, что похожа на наркоманку.

Нервы у нее расшатаны до предела, это надо признать. На почве депрессии постепенно развивается психоз.

Дина вынула из рюкзака толстую общую тетрадь, посмотрела на нее, словно видела впервые, и положила на парту.

Должна была начаться алгебра, один из самых, по ее мнению, гнусных предметов, сущее проклятье для «гуманитариев». С точными дисциплинами у Дины всегда были проблемы, она еле-еле балансировала на грани четверки и тройки и не прилагала усилий к тому, чтобы выправить положение. Когда дело касалось бессмысленной, на ее взгляд, борьбы за оценки, Диной овладевала апатия, а ведь, по большему счету, это ненормально.

— Дин, запасной ручки не найдется?

Она обернулась к Саше Зотову, который обычно сидел позади нее, и протянула ему ручку. У него никогда не было все в порядке, чего-нибудь да недоставало. Зотов улыбнулся, поглядел на нее странно и сел, занявшись своим сотовым.

Сержа не было. Дина осмотрела класс и постаралась вспомнить, что именно хотела ему сказать, однако в мыслях царил хаос. Время текло медленно, одноклассники подтягивались по одному, не слишком воодушевленные будущим уроком. Звонок все не звучал. В класс заглянула и исчезла классная руководительница, учительница литературы. Когда она ушла, кто-то рассмеялся, разговоры возобновились.