Флот решает всё (СИ) - Батыршин Борис Борисович

— Тела были спрятаны в небольшой балке. Их успели разыскать гиены и грифы, да и жара, сами понимаете… Всё же трупы доставили в Новую Москву, и наш друг Тимофей как раз занимается ими. Честно говоря — не завидую, занятие малоприятное…

Матвей представил себе мёртвые тела — посиневшие, раздутые, обглоданные падальщиками — и его передёрнуло.

— Однако же, кое-что он установить сумел. — продолжал штабс-капитан. — по меньшей мере один из гонцов был убит не стрелой, не афарским ассегаем, а вот этим.

И он выложил на стол две пули — тёмно-серые, с тупым, обрезанным кончиком, и глубоко отпечатавшимися следами винтовых нарезов.

— Американские, калибр.44−40. — заявил землемер Егор, повертев смертоносные кусочки свинца в пальцах — Сильные патрончики, такие подходят и к револьверам, и к винтовкам-магазинкам Винчестера со скобой Генри. Гильзы искать не пробовали?

Матвей, неплохо изучивший своего напарника по дальним вылазкам в саванну, едва сдержал усмешку — землемер случая козырнуть своими знаниями в области огнестрельного железа. Хотя — вопрос насчёт Гильз показался ему толковым. Сыщики из романов с продолжением, печатавшимся время от времени в «Ниве», обычно начинали свои расследования с обследования места происшествия — и подчас обнаруживал какую-нибудь важную улику. Ту же гильзу, хотя бы…

Видимо, Остелецкому пришло в голову то же самое.

— Вы многовато от нас хотите, молодой человек. Убийство произошло не в гостиной и даже не на городской улице, а в саванне. Судя по найденным следам, мёртвые тела везли к этой балочке на лошадях. Мы, конечно, попытались пройти по следам копыт, чтобы отыскать то место, где этих бедняг подстрелили — но куда там!

— А остальные? — спросил Матвей. — Остальные убитые — их тоже застрелили?

— Тимофей говорит, пока непонятно. А может, и вовсе не будет понятно — если в других телах и были такие вот пульки, сейчас они, может статься, в желудке какой-нибудь гиены, и мы так ничего на этот счёт и не узнаем. Но и этих двух довольно, чтобы понять — дело тут неладно. Много вы видели у Афаров современных винтовок?

— Что об этом думает Ашинов? — спросил землемер. — Вы ведь наверняка уже с ним потолковали, обсудили?..

— Обсудил, а как же… — кивнул штабс-капитан. — Собственно, о результатах поисков он от меня и узнал, после чего ударился в панику: то кричал, что убийцы были посланы за ним персонально, то принимался бормотать о каких-то своих недоброжелателях, нанявших в Европе головорезов для нападения на Новую Москву. А когда справился с паникой — немедленно объявил всеобщую мобилизацию. Так что вам, молодые люди, не стоит расставаться пока с оружием — мало ли, как дело обернётся?

Матвей кивнул. Вот, оказывается, зачем Остелецкий собрал возле «штабной хижины» свою личную свиту — готовится к неприятностям. Что ж, вполне разумно…

— В-общем, посмотрим, как оно сложится дальше. — подвёл итог штабс-капитан. — Винтовочки вы, конечно, держите под рукой, но и всё прочее забрасывать не стоит. А я пока попробую кое-что разузнать….

И поднялся с плетёного из тростника табурета (продукция местных умельцев, приобретённая на новомосковском рынке) давая понять, что разговор закончен.

* * *

Абиссиния,

залив Таджура,

поселение «Новая Москва»

Из «штабной» хижины Матвей прямиком отправился в фотолабораторию. Она располагалась в армейском шатре, под самой крепостной стеной — Остелецкий не стал менять место дислокации своего отряда, наоборот, отхватил под его нужды изрядный кусок внутреннего дворика крепости. Молодой человек уже предвкушал, как расставит на столе из скверно обструганных досок баночки с реактивами, как плотно запечатает полог и окошки парусиновыми клапанами — и тогда начнётся таинство проявления изображения на стеклянных прямоугольниках, особым образом покрытых желатиносеребряной фотографической эмульсией. Это называлось «сухой коллоидный процесс» — в отличие от «мокрого коллоидного процесса», требовавшего немедленной, до высыхания, обработки экспонированных пластинок, такие пластинки можно брать с собой в экспедиции. Правда, светочувствительность их гораздо ниже, но, несмотря на это, он уже наловчился делать довольно приличные снимки неподвижной натуры — зданий, пейзажей, даже людей, если те давали себе труд попозировать, не шевелясь и не сходя с места.

Подойдя к шатру, Матвей обнаружил, что входной полог слегка отдёрнут. А ведь ему полагалось быть зашнурованным снизу доверху — он сам вчера проделал это, когда перед тем, как отправиться спать, отнёс в фотолабораторию аппарат и кофр с отснятыми пластинками. Кто-то забрался внутрь в его отсутствие? Но здесь нечего делать посторонним — если кто и навещал шатёр, то сам Остелецкий да изредка медик Тимофей, разделявший страсть гимназиста к фотографии. Остальных же отпугивала едкая вонь реактивов, батареи стеклянных пузырьков, но, главное — страшные кары, обещанные штабс-капитаном всякому, что будет хватать руками тонкое оборудование.

Винтовку, вопреки совету штабс-капитана, Матвей с собой брать не стал. Незачем, если поднимется тревога, добежать до соседнего шатра, где под охраной часового в сколоченных из реек пирамиде составлено было оружие группы — дело нескольких секунд. Но револьвер он постоянно носил с собой, в мягкой кожаной кобуре на поясе — и сейчас потянулся к его рукоятке. Не то, чтобы он ожидал неприятностей, но мало ли?

В лаборатории никого не было — во всяком случае, на первый взгляд. Но когда он повернулся к стеллажу с химической посудой — проверить, всё ли на месте? — за спиной, из отгороженного парусиновой ширмой угла, где стояла койка (Матвей иногда, засидевшись допоздна за обработкой фотопластинок, оставался там на ночь) раздался шорох.

— Ни с места! Бросай револьвер, и не дёргайся, пристрелю!

И характерный щелчок взводимого курка, от которого сердце провалилось куда-то в желудок, а колени сделались ватными.

«…вот попал! И ведь на помощь не позовёшь…»

Матвей медленно разжал руку, револьвер упал на пол, чувствительно зашибив пальцы на правой ноге. Но он даже не дёрнулся — а вдруг неведомый психопат и правда, пальнёт? Доказывай потом, что ты и в мыслях не имел сопротивляться…

Незваный гость показался смутно знакомым — невысокий, чернявый, в холщовой рубахе и таких же штанах, с физиономией, прикрытой до самых глаз грязным платком, обильно заляпанных глиной, он зажимал под мышкой то ли узелок, то ли свёрток. Но не к свёртку был прикован взгляд гимназиста — в лицо Матвею смотрело дуло кургузого револьвера. Он сразу узнал систему — «Бульдог» английской фирмы «Веблей» с шестью патронами в гладком барабане. Матвей сам приценивался к такому в оружейном магазине, ещё в Москве, но в итоге отдал предпочтение американскому, системы.Джонсона. Жаль только, сейчас эта большая, мощная пушка валяется без всякого проку на земле и ничем не может помочь своему владельцу…

Однако, показывать чужаку своей растерянности Матвей не собирался.

— Что вам тут надо? Воровать пришли? Так я сейчас кликну на помощь!

— Вот только вякни словечко, и мигом схлопочешь свинцовую пилюлю! — окрысился чужак. — А то возомнил о себе, сопляк, бомбист недоделанный…

Умом Матвей понимал, что стрелять он не станет — часовой с карабином рядом, в двух шагах, возле палатки-арсенала, да и во дворе крепости полно вооружённых людей, сбежать не получится.

Чужак, видимо, думал так же — он осторожно, вдоль парусиновой стенки, скользнул к выходу и, скорчив напоследок, угрожающую физиономию, исчез. Матвей же стоял, словно Лотова жена, обратившаяся в соляной столб — так потрясло его это слово, «бомбист», которое он меньше всего ожидал услышать в подобной обстановке. И прошло не меньше минуты, прежде чем он вновь обрёл способность внятно размышлять.

Что делать — вот сейчас, в эту самую минуту? Что-то нужно, это понятно… Погнаться за чужаком, стрелять, задерживать? Поднимется суматоха, придётся объяснять — на бегу, наскоро, а злодей тем временем наверняка скроется. Пойти, рассказать Остелецкому? Да, это надо сделать в любом случае — и попросить в двух молодцов из его «свиты», чтобы вместе с ними разыскать «вора». Он ведь наверняка скрывается где-то тут, в Новой Москве, куда ему деться…