Бой песочных часов - Ольга Юнязова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В смысле? – удивилась Оксана. – Купить ей титул?
– Да ладно бы титул. Ей захотелось дворянское поместье и пару деревень крепостных крестьян.
– Скромно! – засмеялась Оксана.
– Я тоже сначала решил, что это шутка, но она не мытьем, так катаньем: «Хочу поместье, коттедж, ландшафтный дизайн. А рядом построим деревню для обслуги, ну садовников там разных, горничных, пастухов и чтобы еду нам выращивали экологически чистую». Я ей говорю: «Ты что? Я тебе Рокфеллер, что ли?», а она глазками хлопхлоп: «А что? Оно же может быть самоокупаемым. Вон у Ленки...»
Оказывается, муж какой-то ее подружки скупил земли убыточного колхоза и начал заново организовывать сельское хозяйство. Нанял нормальных мужиков, помог им поставить дома, купил технику. Разумеется, все в кредит, в ипотеку, но и дело получилось прибыльное, всем выгодное. Местное население постепенно подтянулось, пить бросили, работать начали. Клуб в деревне отремонтировали, школу снова открыли, Интернет провели. Народ из города в эту деревню возвращаться начал. Короче, когда я это все увидел, так меня и осенило: «Вот оно! Тоже так хочу!» Но в отличие от Инны, я понимал, какая это огромная работа, сколько придется самому грязь сапогами месить. А она своими фотомодельными мозгами видела только конечный результат: лужайка для игры в гольф, вертолетная площадка и она такая фотогеничная на фоне всего этого.
– И крепостные, ты еще забыл.
Рихард грустно усмехнулся и кивнул.
– И ты, значит, решил подарить Инне Трешку? И привез ее на праздник Купалы, чтобы она полюбовалась на своих будущих крестьян?
– Понимаю твой сарказм, но на самом деле все было не совсем так.
– А как?
Рихард не ответил, давая понять, что не намерен продолжать этот разговор.
– А правда, что ты в депутаты баллотировался? – сменила тему Оксана.
– Откуда ты знаешь? Впрочем, вопрос риторический.
– А почему тебя не выбрали? Впрочем, этот вопрос тоже риторический.
– И почему же?
– Что почему?
– Обычно говорят, что вопрос риторический, если и так знают ответ. Вот я и спрашиваю: почему меня не выбрали?
– Потому что выбрали кого-то другого, – развела руками Оксана.
– Логично! – усмехнулся Рихард. – Интересно, и что еще тебе рассказала Галина?
– Скажи честно: лес ты поджег?
– Ага, – кивнул Рихард. – И мост я сломал, и шины всем я проткнул. Может, и Сашку я заразил? Какие у вас еще есть проблемы? Давайте, списывайте все на меня. Рихард же рыжий...
– Да ладно! Что ты заводишься с пол-оборота?
– А надо как? С толкача?
– Это ты намекаешь на тот мопед?
– О боже! Он и эту историю рассказал?!
– Я, честно говоря, так и не поняла, что его так возмутило.
– Ну как же? Пока они ковырялись со своим металлоломом, лидером был он. А когда пацаны увидели мой мопед, то сама понимаешь...
– Только он был истинным лидером, – уточнила Оксана. – А ты купил голоса избирателей халявой.
– Тут ты права, – Рихард кивнул. – Я учел ошибку и не стал использовать этот прием во взрослой политической борьбе. Я честно написал программу, обозначил свои реальные возможности и объяснил народу, что пока они сами не начнут вкалывать как рабы, никто их из болота не вытащит.
– И что? Народ не проникся?
– Куда там! Видела бы ты программы моих соперников! Разве что золотых унитазов в каждую квартиру не обещали.
– Так, может быть, с мопедом – это была не ошибка? Цель оправдывает средства.
– А какая цель? Я вот подумал: какая у меня тогда в детстве была цель? Допустим, стать лидером. Допустим, я ее добился. И в чем было мое лидерство? Каждый день эти бездельники курили возле моего подъезда, заплевывая двор, в ожидании, когда я вытащу мопед. В благодарность они изрезали кожаное сиденье, исцарапали бак и залепили руль жвачкой. Не... Хватит с меня подобной благотворительности!
От Рихарда вдруг так сильно повеяло чувством обиды, что Оксане стало его нестерпимо жаль. Но не утешать же его, как ребенка! Она отвернулась к окну и закрыла глаза, сконцентрировавшись на этом странном чувстве жалости.
Она увидела худенького рыжего мальчишку, который, сжимая руль самоката, стоял и грустно смотрел, как ребята постарше играли в футбол плюшевым мишкой.
– Что? Не берут играть? – спросила она, подойдя к нему в образе Ксюши.
Мальчишка повернул голову и, нахмурившись, окинул ее сердитым взглядом.
– Я и сам не хочу, – буркнул он.
– А чего тогда смотришь?
Ричи прищурился и, сжав губы, собрался оттолкнуться и поехать.
– Подожди! – воскликнула Ксюша. – Я, кажется, с тобой разговариваю!
Он нарочито тяжело вздохнул и снова посмотрел на нее, изображая пренебрежение.
– Чего тебе?
– Дай покататься! – улыбнулась Ксюша.
– На, жалко, что ли, – и он отдал самокат.
Сделав небольшой круг, она снова подкатила к нему и спросила:
– А ты чего такой хмурый?
Паренек внимательно посмотрел на нее, размышляя, стоит ли ей доверять.
– Обещай, что не будешь смеяться!
– Не буду! – поклялась Ксюша, вскинув руку в пионерском салюте.
– Медведя жалко! – усмехнулся паренек.
– Какого медведя? – удивилась Ксюша. – Вон того, плюшевого?
– А обещала не смеяться!
– Да я не смеюсь! Просто не понимаю, он ведь неживой!
– Я знаю, – кивнул рыжик, – но все равно жалко. Мне кажется, он зовет на помощь, плачет... – Оксане показалось, что на его глаза навернулись слезы, но он глубоко вздохнул и растянул в улыбке потрескавшиеся губы. – Вот такой вот я странный.
– Так давай пойдем и отберем у них медведя! – решительно предложила Ксюша. – Я их не боюсь!
– Я тоже не боюсь, – ответил он. – Просто нет смысла спасать его.
– Почему?
– Потому что он неживой! – и резко развернувшись, Ричи начал уходить.
– Эй! – закричала вдогонку Ксюша, но не побежала за ним. Она поняла: он ушел, чтобы не расплакаться. «Странная патология», – подумала она и, положив самокат на асфальт, решительно зашагала в сторону футболистов.
– Отдайте моего мишку! – громко потребовала она, встав посреди поля и топнув ногой.
– Уйди, малявка! – заорал на нее один из парней.
– Сам ты малявка! – ответила Ксюша и бросилась наперерез нападающему отнимать медведя.
Игра остановилась.
– Ты что, с ума сошла? – покрутил у виска высокий чернявый паренек. – Зачем он тебе?
– Это мой мишка! – грозно мяукнула Ксюша.
– Да он же грязный весь, измажешься!
– Ну и ладно!
– Если он твой, то что он делал на помойке? – возмутился другой парень.
– Он там живет! А вы его схватили и пинаете.
– Ладно, пацаны, – сказал чернявый. – Сейчас что-нибудь другое найдем.
Ксюша хлопнула в ладоши, и с неба свалился нормальный футбольный мяч. Мальчишки обрадовались, а Ксюша взяла медведя и зашагала прочь, держа его на вытянутой руке за ухо. Подобрав самокат, она подошла к Ричи, отрешенно сидящему на скамейке.
– Вот, держи!
– И что я теперь должен с ним делать? – вздохнул он.
– Не знаю, – пожала плечами Ксюша. – Я тебе его спасла, дальше сам решай.
– Ты ничего не поняла, – грустно улыбнулся он. – Спасать надо не медведя, а меня!
– От кого?
– От жалости этой! Я всех вокруг жалею. Бездомных кошек, собак, голубей с обмороженными лапками, даже игрушки. Я понимаю, что это ненормально, но ничего не могу поделать.
– А еще ты слишком обидчивый! – сказала Ксюша, присаживаясь рядом.
– Какой есть, – опять нахмурился Ричи.
– Я думаю, что твоя обидчивость – это тоже жалость, только к себе.
– Наверное, – вздохнул он.
– А ты можешь вспомнить, когда и кого тебе было очень-очень жалко впервые в жизни?
Малыш Рихард сморщил конопатый лоб, вспоминая.
– Я смотрел «В мире животных». Показывали, как началась засуха, и звери шли на новые земли, спасаясь от жары и голода. Они были тощие и измученные. Из-за каждой лужицы, из-за каждой травинки дрались насмерть, затаптывая своих детенышей.
Оксана содрогнулась, представив эту картину.
– Но еще ужаснее было то, – продолжил Рихард, – что люди, которые снимали на камеры, даже не пытались помочь.
– А что они могли сделать? – почти по-взрослому спросила Ксюша. – Всех не спасешь. Такова эволюция... Выживает сильнейший.
– Я понимаю, – грустно кивнул Рихард. – Но не могу спокойно на это смотреть. И ты, наверное, права: мне себя жаль.
– А как ты относишься к животным? – спросила Оксана, открыв глаза.
Рихард настороженно посмотрел на нее.
– А почему ты спрашиваешь?
– Почему-то мне кажется, что ты должен их любить.
Рихард вернул внимание на дорогу, о чем-то напряженно думая.
– Надеюсь, ты имеешь в виду не зоофилию, – наконец ответил он.
– Как тебе не стыдно?!
– Мне?! Видела бы ты, чего эти мои «политические оппоненты» писали в своих газетенках. Факты извращались до полного маразма. Я уж не говорю о реальных грехах. Они были просто гипертрофированы. Вот я и думаю, может, кто-то и такую гадость написал?