Семьдесят два градуса ниже нуля - Владимир Санин

Поэтому разные бульоны — мясные, грибные, рыбные — Петя готовил в Мирном. Заливал бульон в ведро, замораживал на свежем воздухе, вносил обратно, вываливал в пергаментную бумагу, упаковывал как следует и относил в холодный склад. Таким же образом заготавливал мясо, кур, рисовую, перловую и гречневую кашу, белый и черный хлеб. Работа была адова, и никакого отдыха не предвиделось — подоспел поход. А в походе Петя спал часа на полтора меньше всех — вставал готовить завтрак, в авралах участвовал наравне с товарищами, во время движения трясся в балке, а на стоянках кухарничал и подавал на стол. Алексей помогал как мог: доставал из ящиков на крышах балков брикеты бульона, мяса и каши, заготавливал для воды снег — «закалывал кабанчика», как говорили походники, чистил с Петей картошку (пока он одну, Петя десять) и помогал мыть посуду. Но теперь на Алексея рассчитывать нечего, пока батю не поставит на ноги — на шаг от него не отойдет…

Скучно сидеть без работы в балке… Все, что можно было сделать в дороге, Петя уже сделал: картошку почистил, фарш приготовил, кастрюли надраил. К Сомову, что ли, в кабину попроситься? Но разговаривать Сомов все равно не любит, за рычаги не пустит, злой без курева… Петя достал со стеллажа коробку из-под печенья и пересчитал сигареты. Осталось шестнадцать штук на восемь курильщиков. Если даже одну на троих после обеда, только на пять дней хватит. Обедать приходят — глотают, не разжевывая, лишь бы поскорее закурить. Что будет?!

Петя сокрушенно покачал головой. Припомнил неожиданно, что в левом углу в продуктовом ящике лежит большой пакет леденцов, которые, как известно, помогают курильщикам отвыкать от их вредной привычки. Достал пакет, прикинул: если штук по пять в день давать каждому, может хватить. С сочувственной улыбкой припомнил яростный вопль Игната: «От женщин отвыкли, от бани и кино отвыкли, а теперь от курева отвыкай, трах-трах-тарарах!» Тяжело придется ребятам…

Подумал о том, что нужно не забыть приготовить клюквенный морс, и потрогал рукой бак. Уже чуть теплый. Батина придумка: бак с герметической крышкой, завинченной болтами. На стоянке набьешь его снегом, подключишь теплоэлектронагреватель — ТЭН от бортовой сети, и получаешь больше ста литров воды. Хватает и на камбуз, и на мытье посуды, и на морс. Воздух на куполе сухой, носоглотку дерет наждаком, вот Петя каждому и дает в дорогу двухлитровую флягу с морсом, вешай ее в кабине и пей сколько хочешь.

Тягач дернулся, остановился, и Петя пребольно ударился спиной о плиту. Морщась, стал ждать нового рывка, но его не последовало: наоборот, Сомов чуть приглушил двигатель. Петя обул унты, оделся, вышел в тамбур и приоткрыл дверь. Ни зги не видно, снова низовая метель, будь она неладна. Соскочил на снег, тщательно прикрыл дверь тамбура и залез в кабину.

— Дульник начался, туда его в качель! — выругался Сомов.

И вдруг, рывком откинув дверцу, заорал:

— Куда прешь?!

В двух шагах слева прогромыхал Ленькин тягач. Ленька явно сходил с колеи куда-то в сторону. Сомов выскочил из кабины, бросился за тягачом, исчез в снежной пелене, но через минуту вернулся, шаря вокруг руками, как слепой.

— Говорил бате: не бери щенка! — усевшись на место, плачущим голосом проговорил он. — Ищи теперича иголку в сене! Сиди! — прикрикнул на Петю, который порывался выйти из кабины. — Еще тебя потом разыскивай!

— Но ведь нужно что-то делать! — захлебнулся тревогой Петя. — Нужно обязательно что-то делать!

НИЗОВАЯ МЕТЕЛЬ

Поземка при семидесяти градусах ниже пуля в Центральной Антарктиде — явление редкое и всякий раз вызывает удивление, потому что при сверхнизких температурах природа замирает: недвижим скованный холодом воздух, и снежные частицы мирно покоятся, тесно прижимаясь друг к дружке. Но вдруг устойчивое равновесие нарушается, где-то вздрагивает, просыпаясь от спячки, воздушная масса, и все вокруг приходит в движение: начинают кружиться в феерическом танце оторванные от поверхности снежинки, бритвой прорезает белую пустыню ветер, повышается температура. А через несколько часов словно устыдившись противоестественности своего поведения, природа вновь замирает.

Случается такое не каждый год, а тут дважды за ночь низовая метель!

В ту поземку, когда Гаврилов чуть не погиб, кое-какая видимость все-таки оставалась, колею можно было различить, и поезд ушел вперед.

Теперь же ветер усилился метров до десяти в секунду, и взметенные в воздух снежинки уничтожили всякую видимость. Водителям пришлось остановить свои машины: колея исчезла, и они рисковали свернуть в сторону и заблудиться или напороться на идущего впереди.

Обидное для походника явление — поземка, украденная видимость. В двух-трех метрах над поверхностью купола стелется пелена. Заберешься на кабину — над тобой чистое небо, ясное и безмятежное, и впечатление такое, будто стоишь ты по пояс в снегу. Спускаешься вниз — и полностью теряешь ориентировку в окружающей тебя белой мгле. Осыпай проклятиями природу, но терпи и жди, нет видимости — не искушай судьбу. Сколько будет кружить поземка — столько и жди.

В низовую метель, по заведенному Гавриловым порядку, водители должны были, не мешкая, собираться в камбузном балке. Это делалось для того, чтобы установить наличие людей и прояснить ситуацию. Покидали тягачи и брели вслепую по колее, добирались до камбуза и с облегчением снимали подшлемники с обожженных ветром лиц. В этот раз пришли все, кроме Гаврилова да еще Алексея, который воспользовался остановкой и вводил в батину кровь новокаин и глюкозу.

— Надо искать Леньку, — начал Давид, — машина у него безбалковая, заглохнет двигатель — пиши пропало.

— А как ты собираешься искать? — посасывая пустой мундштук, хмуро спросил Маслов. — Локатор из Мирного затребуешь?

— Щенок! — зло сказал Сомов. — Знать бы, как далеко он попер…

— Далеко не мог, — примирительно сказал Давид. — Осознал, что видимости нет, остановился и ждет.

— Я, к сожалению, в этом не уверен. — Валера покачал головой. — Не в Ленькином характере остановиться и ждать. Боюсь обратного: понял, что заблудился, и шастает в поисках колеи.

— Это уж точно, шастает, — кивнул Сомов. — Силы на рубль, ума на копейку!

— Злой ты, Василий, — неприязненно проговорил Давид.

— Все высказались? — тихо, подражая батиной манере, произнес Игнат. И, выждав паузу, спросил: — Какие будут предложения?

— Искать, — твердо сказал Валера.

— Как именно?

— Пусть Вася решает. В связке, наверно, цепью. Игнат ударил кулаком по столу — тоже батина манера, узнаваемая.