Могила Таме-Тунга - Константин Нефедьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Несчастные! Вы идете неправильно. Я укажу вам путь. Будьте внимательны!
Утром профессор, которого мужество не покинуло, сделал несколько шагов в сторону, откуда доносился таинственный голос, и обнаружил на одном из деревьев свежий глубокий надрез. Пройдя еще немного, он нашел второй надрез, а за ним и третий. Это был путь, указанный неизвестным доброжелателем.
Странное путешествие по зарубкам продолжалось несколько дней. Отряд забрел в такие непроходимые дебри, что люди, бывалые путешественники по сельвасам, потеряли ориентировку. Зарубки на деревьях исчезли…
И тогда из чащи вышел индеец.
Он был высок, строен, хорошо сложен. Правильные черты лица с выразительно горящими, проницательными глазами, светлый цвет кожи делали его похожим на сильно загорелого европейца. Принадлежность к аборигенам южноамериканских лесов выдавали его одеяние, состоявшее из коротких кожаных штанов с тесемчатой бахромой, оружие — копье и татуировка синей и красной тушью в виде цветка монстеры чуть выше локтя…
Индеец знаком предложил удивленным людям следовать за ним.
Через несколько дней он вывел отряд к главному руслу реки Топажос и там так же таинственно исчез, как и появился.
Все эти дни проводник хранил молчание и лишь когда надо было указать направление или же предупредить об опасности, он бросал два-три слова.
Суеверные носильщики со страхом смотрели на проводника, стараясь держаться от него подальше. Профессор пытался было заговаривать с ним, но индеец молчал.
Что это за человек, Грасильяму так и не мог узнать, но в одном он почему-то был уверен: таинственный незнакомец стремился увести экспедицию подальше от истоков Телис-Пириса. Почему?
Какое-то время профессор Грасильяму внимательно разглядывал полулежавшего перед ним человека.
— Что же вам угодно, сеньор Мартино? — наконец спросил он.
— Я знаю, профессор, вы всю жизнь отдали раскрытию тайны племени лакори, но вам не всегда сопутствовали удачи…
— Напрасно вы считаете меня каким-то неудачником, — вдруг ощетинился Грасильяму.
— Знайте, сеньор, я самый счастливый человек на земле. Гипотеза профессора Грасильяму, увидите, восторжествует!
— Мне кажется, — пытался слабо улыбнуться Мартино, — для полноты вашего счастья не хватает пустяка: увидеть своими глазами живого лакорийца. Правда?
Грасильяму встрепенулся, насторожился: не насмехается ли над ним Мартино.
— У вас есть основания утверждать, что лакорийцы до сих пор сохранились?
— Самые веские, но дело не в этом.
— Черт возьми! — не выдержал профессор. — Как не в этом? Что же может быть важнее!
— Вы, кажется, хорошо знакомы с профессором Гароди, директором Национального музея? — невозмутимо спросил Мартино.
— Да, он — мой друг!
— В таком случае, вы слышали, что на него было совершено покушение? Я знаю человека, который совершил это покушение.
На лбу профессора проступила испарина.
— Почему же вы не заявили в полицию?
— Это исключается.
— Я вас не понимаю…
Мартино, не обращая внимания на волнение профессора, тем же спокойным голосом продолжал:
— Известно ли вам, профессор, что в день покушения на сеньора Гароди у него находилась одна вещь…
— Какая вещь?
— Так вот, запомните: это и есть самое важное. Сеньору Гароди эта вещь едва ли не стоила жизни и причинит еще немало бед, если все мы будем поступать, как…
Арари и Лакури. Вы меня поняли, профессор?
— Послушайте, Могуена, Мартино, или… как вас лучше называть? Вам не надоело ломать мне голову всякими загадками? Я, кажется, был достаточно терпелив…
Мартино негромко рассмеялся, но тут же лицо его исказилось от боли, и он приложил ладони к вискам. Прошло несколько минут, пока он снова смог заговорить.
— Дорогой профессор, я пригласил вас именно для того, чтобы вы больше не ломали голову над всякими загадками. Очень трудное положение, в котором я сейчас оказался, вынуждает меня обратиться за помощью…
В этот момент дверь в палату приоткрылась, и вошел новый посетитель. Это был профессор Элиас Гароди.
Эваристо Грасильяму и Элиас Гароди были старыми друзьями. Их дружба зародилась еще в колледже. Потом они вместе участвовали в археологической экспедиции Макса Шмидта, производившего раскопки «кухонных куч» возле реки Каракараи, и оба едва не погибли при наводнении. Это сблизило их на всю жизнь.
Эваристо Грасильяму, как и Элиас Гароди, был убежденным холостяком, целиком отдавшимся науке. Увидев входившего в палату друга, Эваристо сразу же забросал его вопросами:
— Ты? Как? Здоров? Зачем сюда?..
— Обо всем по порядку, дружище, не торопись. Только я вышел из больницы, как получил это письмо и сразу же помчался сюда, — сказал Гароди, протягивая распечатанный конверт. Письмо оказалось копией такого же, какое получил и Грасильяму. Друзья вопросительно посмотрели на Мартино, о котором в первые минуты встречи они даже позабыли.
Мартино представился профессору Гароди, извинился за доставленное им беспокойство. Он хотел еще сказать что-то, но в палату вошел старший врач.
— Сеньор, — обратился он к Грасильяму недовольным голосом. — Я разрешил вам свидание не больше двадцати минут, а вы устраиваете здесь чуть ли не научное заседание. Прошу, сеньоры, оставить больного в покое. Он нуждается в отдыхе.
Милости просим завтра!
Смущенные ученые попятились к двери.
— Одну минутку, доктор, — остановил врача Мартино. — Извините, сеньоры. Мне действительно трудно говорить сейчас. Давайте отложим наше свидание до завтра, а пока вам небезынтересно будет познакомиться с тем, что я здесь записал. — И Мартино протянул Грасильяму свой блокнот…
— Ну, что скажешь, дружище, обо всем этом? — спросил Гароди, когда они шли к ближайшей стоянке такси.
— Чрезвычайно странная личность этот Мартино, но он заслуживает серьезного внимания. Кстати, что с тобой произошло, старина? Где Жоан?
Гароди вздохнул и вместо ответа предложил поискать укромный уголок, где можно было бы перекусить и обо всем спокойно потолковать.
— Нет ничего проще: пойдем ко мне в отель, — сразу же согласился Грасильяму, сам нуждавшийся в пище и отдыхе.
Спустя четверть часа друзья находились в гостинице, ожидая, когда слуга подаст обед и бутылку вина, которую Грасильяму предложил распить в честь встречи.
— Со мной произошло чертовски непонятное происшествие, — начал Гароди свой рассказ, по привычке трогая кончиками пальцев надбровья, как бы проверяя, на месте ли мысли. — Я был в музее, захожу в свой кабинет и, к своему удивлению, вижу за моим письменным столом совершенно незнакомого человека. Он держал в руках индейскую книгу, страницы которой сделаны из какого-то неизвестного мне прозрачного материала, со странными рисунками. Об этой пластинке я расскажу тебе позже подробней. Так вот, я вошел в тот миг, когда незнакомец собирался сунуть пластинку в карман. Прежде чем я успел произнести хоть слово, этот джентльмен — если он только заслуживает называться джентльменом — бросился ко мне и, — каков нахал! — ударил по голове моей же собственной палкой. Я потерял сознание и прозрачную пластинку, которую этот негодяй унес с собой. Мне ее чертовски жаль.