Шекспир - Михаил Морозов

XIX. «ГАМЛЕТ»

О «Гамлете» написано огромное количество исследований и комментариев на разных языках. Число библиографических названий (статей и книг), относящихся к «Гамлету», измеряется, вероятно, цифрой, близкой к двадцати тысячам. Это не случайно. Белинский справедливо назвал «Гамлета» «блистательнейшим алмазом в лучезарной короне царя драматических поэтов».[61]

Омлоти, старинная форма имени Гамлет, встречается в древних скандинавских сказаниях. Исследователи разложили это слово на составные части; собственное имя Анле и Оти, что значит «неистовый», «безумный». Повидимому, притворное безумие Гамлета искони входило в эту повесть. Возможно, что эпитет «неистовый», «безумный» также намекает на ту скрытую страстность, которой с самого начала был отмечен образ Гамлета. Так в трагедии Шекспира, когда Лаэрт хватает Гамлета за горло (сцена похорон Офелии), тот говорит о себе: «Хоть я и не вспыльчив и не опрометчив, но есть во мне опасное…» Страстность вырывается со всей силой, когда Гамлет, разжав стиснутые зубы Клавдия, вливает ему в рот отравленное вино: «Кровосмеситель, убийца, проклятый король Дании, пей!» И тут же добавляет иронически: «Где же твоя жемчужина?» — в кубке не оказалось жемчужины, так как король вместо нее бросил в кубок яд.

Повесть о Гамлете впервые записал в конце XII века датский хронограф Саксон Грамматик. В древние времена язычества, — так говорит эта написанная на латинском языке повесть, — правитель Ютландии был убит во время пира своим братом Фенгом, который затем женился на его вдове. Сын убитого, молодой Амлет (так называет его Саксон Грамматик), решил отомстить за убийство отца. Чтоб выиграть время и казаться безопасным в глазах коварного Фенга, Амлет притворился безумным. Все его поступки говорили о «совершенном умственном оцепенении», но в его речах таилась «бездонная хитрость», и никому не удавалось понять скрытый смысл его слов. Так и у шекспировского Гамлета слова полны скрытых значений. Это притворное «умственное оцепенение» было отчасти подсказано и личными свойствами Амлета, ибо, по словам Саксона Грамматика, это был человек, у которого кипучая деятельность перемежалась с упадком сил. «По совершении дела он впадал в бездеятельность», — пишет Саксон Грамматик. Друг Фенга, «человек более самоуверенный, чем разумный» (будущий Полоний), взялся проверить, точно ли безумен Амлет. Чтобы подслушать разговор Амлета с его матерью, он спрятался под солому постели. Но Амлет был осторожен. Войдя к матери, он сначала обыскал комнату и нашел спрятавшегося соглядатая. Он его убил, разрезал труп на куски и, сварив эти куски в кипящей воде, бросил их на съедение свиньям. Затем он вернулся к матери, долго «язвил ее сердце» упреками и оставил ее плачущей и скорбящей. Фенг отправил Амлета в Англию в сопровождении двух придворных (будущие Розенкранц и Гильденстерн), тайно вручив им письмо к английскому королю с просьбой умертвить Амлета. Как и Гамлет, Амлет подменил письмо, и английский король послал на казнь вместо него двух сопровождавших его придворных. Английский король ласково принял Амлета, много беседовал с ним и дивился его мудрости. Амлет женился на дочери английского короля. Затем он вернулся в Ютландию, где во время пира напоил Фенга и его придворных пьяными и зажег дворец. Придворные погибли в огне, Фенгу же Амлет собственноручно отрубил голову. Так восторжествовал Амлет, который, по словам Саксона Грамматика, «превзошел Геркулеса своими подвигами».

В 1576 году французский писатель Бельфорэ[62] воспроизвел это древнее сказание в своих «Трагических повестях». Для Бельфорэ, как и для Саксона Грамматика, в основе сюжета лежало осуществление кровной мести. Убив своего врага, Гамлет восклицает: «Расскажи своему брату, которого ты убил так жестоко, что ты умер насильственной смертью… пусть его тень успокоится этим известием среди блаженных духов и освободит меня от долга, заставившего меня мстить за родную кровь».

В восьмидесятых годах XVI века на лондонской сцене была поставлена пьеса о Гамлете, в которой (это все, что мы знаем о ней) появлялся призрак убитого отца. В 1596 году Томас Лодж писал о «бледном лице призрака, который кричит со сцены жалобно, как торговка устрицами: «Гамлет, отомсти!» Автором этой пьесы был, повидимому, Томас Кид. Его творчество знакомо нам по единственной дошедшей до нас его пьесе «Испанская трагедия» (1586), о которой мы говорили.

Зная потерянную для нас пьесу Кида, а также не только французскую повесть Бельфорэ, но, как показывают исследования, и старинную латинскую редакцию Саксона Грамматика, Шекспир создал своего «Гамлета».

По словам Офелии, Гамлет некогда был «зеркалом моды», владел «шпагой воина» и «языком ученого», обладал «внешностью придворного». И вот этот блестящий юноша поступил в университет. В английских же университетах того времени (Шекспир здесь, как и везде, описывал под чужеземными именами и одеждами окружавшую его английскую действительность) существовала целая бездна, отделявшая знатных богачей от бедных студентов. У современника читаем: «Люди знатные и богатые посылают своих сыновей в университет, как в лучшую школу фехтования и танцев». А между тем закон запрещал бедным студентам Оксфорда и Кембриджа просить подаяния на улице. Гамлет перешагнул через эту бездну и подружился с бедным студентом Горацио.

Гамлет является перед нами в «чернильном», траурном плаще. Его простая одежда лишена, как видно из текста, собольей опушки; на его башмаках нет розеток, которые тогда носили щеголи, а также актеры, исполнявшие роли «героев» и «любовников». Как и одежда, просты его речи. Характерно, что в отличие не только от короля, но и от норвежского принца Фортинбраса он всегда говорит о себе «я», а не «мы». Но в его речах есть то «изящество простоты», которое так неподражаемо умел передавать «лебедь Эйвона», как назвал Шекспира Бен Джонсон.

Мы впервые видим Гамлета уже находящимся во внутренней борьбе с окружающим его миром. Особенно характерно для него то, что за частными явлениями он мгновенно видит их общую причину. Поступок матери, так быстро забывшей былую любовь («еще башмаков не износила»), для Гамлета — типичное выражение несправедливости окружающего его мира. Гамлет всем своим существом чувствует отвращение к этому миру, где властвует «распухший от обжорства и пьянства» «улыбающийся негодяй», как называет Гамлет короля Клавдия, и где кишат Розенкранцы и Гильденстерны (по тонкому замечанию Гёте, эти два совершенно друг на друга похожих человека как бы являются представителями целого множества похожих на них, коварных, подлых и в то же время безличных людей). В таком мире, как «в заросшем плевелами саду», Гамлету не хочется жить. «Мир — тюрьма», — говорит Гамлет.