11/22/63 - Стивен Кинг

При условии, что мне не удастся все изменить. Но теперь, когда я увидел их, реальных людей, живущих реальной жизнью, получалось, что другого выхода у меня нет.

Глава 7

Как рассказать о семи неделях, проведенных в Дерри? Как объяснить, почему я возненавидел этот город и начал его бояться?

Не потому, что он хранил секреты (а он хранил), не потому, что там совершались ужасные преступления (а они совершались) и некоторые остались нераскрытыми. С этим покончено, сказала девчушка по имени Беверли, и мальчишка по имени Ричи это подтвердил, да и я тоже пришел к такому выводу... Вот только тень, накрывавшая этот город со странным центром-котловиной, никуда не делась.

Ненавидеть Дерри меня заставило предчувствие надвигавшейся неудачи. И ощущение тюрьмы с эластичными стенами. Если бы я захотел уйти, они бы выпустили меня (с готовностью), но если бы остался, только сдавливали бы сильнее и сильнее. Сдавливали бы, пока не лишили бы способности дышать. И – самое худшее – вариант с бегством я теперь не рассматривал, потому что уже увидел Гарри до того, как он охромел и обрел доверчивую, чуть изумленную улыбку. До того, как он превратился в Гарри-Жабу, прыгающего по а-ве-ню.

Я увидел и его сестру. И она перестала быть именем в старательно написанном сочинении, безликой маленькой девочкой, которая любила собирать цветы и ставить их в вазы. Иногда я лежал без сна, думая о том, как в хэллоуинский вечер она хотела выйти на охоту за сластями в костюме принцессы Летоосень Зимавесенней. И без моего вмешательства этого не случится. Зато ее будет ждать гроб после долгой и безуспешной борьбы за жизнь. Гроб будет ждать и ее мать, имени которой я еще не знал. И Троя. И Артура, которого все звали Таггой.

И я не знал, как бы сумел ужиться со своей совестью, если бы позволил этому случиться. Потому остался, но мне пришлось нелегко. А когда я думал о том, что все это придется повторить в Далласе, мой разум вскипал. По крайней мере, говорил я себе, Даллас – не Дерри. Потому что второго такого города, как Дерри, просто быть не могло.

И как мне все это рассказать?

В мою бытность учителем я постоянно делал упор на простоту. И в художественной литературе, и в документальной прозе существуют только один вопрос и один ответ. Читатель спрашивает: Что случилось? Случилось вот что, отвечает писатель. Это... И это... А еще это. Будьте проще. Только так можно все разъяснить.

Так что я постараюсь, но вы должны помнить, что в Дерри реальность – тонкая корочка льда на черной воде глубокого озера. И тем не менее.

Что случилось?

Это случилось. И это. А еще это.

В пятницу, мой второй полный день в Дерри, я пошел в «Супермаркет на Центральной». Подождал до пяти часов пополудни, полагая, что в это время в магазине будет особенно большой наплыв покупателей: по пятницам выплачивали жалованье, и многие люди (под людьми я подразумеваю жен, потому что в 1958-м один из законов жизни гласил: «Мужья продукты не покупают») именно в этот день делали основные закупки. В толпе я мог затеряться, не привлекая к себе внимания. Чтобы еще больше облегчить задачу, я зашел в магазин «У. Т. Грант» и купил чинос и синие байковые рубашки. Вспомнив Бесподтяжечника с дружками у бара «Сонный серебряный доллар», также приобрел рабочие ботинки «Вулверин». По пути к супермаркету периодически пинал мысками бордюрный камень, пока не сбил их.

Как я и надеялся, народу в магазине хватало, ко всем трем кассам выстроились очереди женщин с полными тележками. А немногочисленные мужчины обходились корзинками, и я последовал их примеру. В свою положил сетку яблок (стоивших дешевле грязи), сетку апельсинов (почти таких же дорогих, как в 2011-м). Под ногами чуть поскрипывали вощеные половицы.

Чем именно занимался мистер Даннинг в «Супермаркете на Центральной», Бевви-На-Ели не сказала. Точно не работал управляющим – в маленьком закутке со стеклянными стенами, расположенном за отделом «Овощи-фрукты», сидел седовласый господин, которому Эллен Даннинг могла приходиться внучкой, но никак не дочкой. И на столе стояла табличка с надписью «МИСТЕР КАРРИ».

Минуя молочный отдел (меня позабавила надпись на плакате: «ВЫ ПРОБОВАЛИ «ЙОГУРТ»? ЕСЛИ НЕТ, ВАМ ПОНРАВИТСЯ, КОГДА ПОПРОБУЕТЕ»), я услышал смех. Женский смех. По интонациям безошибочно угадывались эмоции: «Ах ты, проказник». Я свернул в дальний проход и увидел у мясного прилавка группу женщин, одетых по той же моде, что и три дамы в «Кеннебек фрут». «МЯСНАЯ ЛАВКА» – гласила надпись на деревянной табличке, подвешенной на хромированных цепях. «РАЗДЕЛКА ПО-ДОМАШНЕМУ», – прочитал я ниже. И уже в самом низу: «ФРЭНК ДАННИНГ, СТАРШИЙ МЯСНИК».

Иногда жизнь преподносит совпадения, какие не выдумать ни одному писателю.

Смешил дам именно Фрэнк Даннинг. Сходство с уборщиком, которому я преподавал курс английского языка и литературы для получения аттестата, казалось чуть ли не сверхъестественным. Я видел перед собой Гарри, только с совершенно черными, а не седыми волосами, да и доверчивая, чуть изумленная улыбка стала вульгарной и ослепительной. Не приходилось удивляться, что у прилавка толпились женщины. Бевви-На-Ели думала, что он белый и пушистый, и почему нет? Да, ей то ли двенадцать, то ли тринадцать, но она женщина, а Фрэнк Даннинг умел очаровывать. И знал про свои таланты. Только по этой причине цвет женской половины Дерри тратил заработанные мужьями деньги в «Супермаркете на Центральной», хотя неподалеку находился чуть более дешевый «Эй энд Пи». Оно и понятно: красавчик мистер Даннинг, мистер Даннинг во всем снежно-белом (только на манжетах пятнышки крови, так он же, в конце концов, мясник), мистер Даннинг в стильном головном уборе, чем-то среднем между колпаком шеф-повара и беретом художника. Носил его мистер Даннинг, сдвинув на одну бровь. Клянусь Богом, выглядело эффектно.

В целом мистер Фрэнк Даннинг, с розовыми, гладко выбритыми щеками и аккуратно подстриженными черными волосами, смотрелся Божьим даром для домохозяйки. Когда я подходил к нему, он как раз завязывал шпагатом, размотанным с висевшей возле весов катушки, сверток с мясом, потом черным маркером размашисто написал цену. Протянул сверток даме лет пятидесяти, с румянцем школьницы на щеках, в домашнем платье, на котором цвели большие розы, и нейлоновых чулках со швом.

– А это, миссис Левескью, фунт немецкой копченой колбасы, тонко нарезанной. – Он доверительно склонился над прилавком, чтобы миссис Левескью (и другие дамы) уловили завораживающий аромат его одеколона. Как думаете, он пользовался «Аква велвой», подобно Фреду Туми? Я думаю, что нет. Я думаю, что такой чаровник, как Фрэнк Даннинг, отдавал предпочтение чему-то более дорогому. – Вы знаете, что бывает от немецкой копченой колбасы?

– Нет, – ответила миссис Левескью, чуть растянув слово: «Не-е-ет». Другие дамы захихикали в ожидании ответа.

Взгляд Даннинга прошелся по мне и не заметил ничего интересного. Когда же он вновь посмотрел на миссис Левескью, в его глаза вернулся фирменный блеск.

– Через час после того, как вы ее съедите, в вас просыпается жажда власти.

Не уверен, что дамы поняли, о чем речь, но залились веселым смехом. Даннинг отправил радостно улыбающуюся миссис Левескью на кассу, и когда я пересекал границу слышимости, он целиком и полностью сосредоточил свое внимание на миссис Боуи, чему та, я в этом не сомневался, безмерно обрадовалась.

Он милый человек. Всегда шутит и все такое.

Но глаза у этого милого человека оставались холодными. Голубые при общении с обожавшим его дамским гаремом, они изменили цвет, когда он взглянул на меня. Я могу поклясться, они стали серыми, цвета воды под небом, с которого вот-вот повалит снег.

Супермаркет закрывался в шесть вечера. Когда я покинул его с несколькими покупками, часы показывали пять двадцать. На Уитчем-стрит, буквально за углом, находилось кафе «Ленч для вас». Я заказал гамбургер, кусок шоколадного торта и стакан колы. Вкус торта меня поразил – настоящий шоколад, настоящие сливки. По ощущениям, не хуже, чем рутбир Фрэнка Аничетти. В кафе я, как мог, тянул время, а потом неспешно направился к каналу, около которого стояло несколько скамеек. С них я видел фасад «Супермаркета на Центральной», под углом, конечно, но видел. Я наелся до отвала, но тем не менее съел один из купленных апельсинов, выбросил кожуру через бетонную стену в канал и наблюдал, как ее уносит вода.

Ровно в шесть свет в больших окнах-витринах супермаркета погас. В четверть седьмого из двери вышла последняя дама. Остальные либо шагали с сумками вверх по Подъему-в-милю, либо толпились у телеграфного столба с белой полосой. Подъехал автобус с надписью «КОЛЬЦЕВОЙ ТАРИФ ОДИН» в окошечке над лобовым стеклом и увез всех. Без четверги семь из супермаркета начали выходить сотрудники. Последними появились мистер Карри, управляющий, и Даннинг. Обменялись рукопожатием и разошлись. Карри скрылся в проулке между супермаркетом и соседним обувным магазином, вероятно, направился к своему автомобилю, а Даннинг двинулся к автобусной остановке.