Последняя амазонка - Александр Майборода
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дубыня сходил к копне и принес новую охапку соломы. Солому бросил на землю недалеко от костра. Подкинул в костер веток и лег в солому на спину, закинув руки за голову. Он глядел прямо в небо, которое уже окончательно потемнело и покрылось россыпью звезд.
Луна висела над виноградниками, словно огромный янтарный диск.
Глава 31
Дубыня не заметил, как уснул, но утром, едва стало светать, проснулся.
Костер прогорел и тлел едва заметной сизой струей.
Рядом с костром дремал Хомка, опершись на копье. Как только он начинал дремать, копье выскальзывало из его рук и он просыпался.
Шпак спал, зарывшись головой в солому.
Дубыня встал, чтобы незаметно уйти, но Хомка, в очередной раз уронив копье, проснулся и, заметив собравшегося уходить Дубыню, сонным голосом поинтересовался:
— Дубыня, ты куда собрался так рано?
— Домой пойду, — ответил Дубыня.
— Ну, иди, — сказал Хомка и прикрыл глаза.
Если бы он видел, в какую сторону направился Дубыня, то был бы удивлен, потому что Дубыня пошел не в слободу, а направился прямо к лесу. А делать ему там было нечего.
Между тем, дойдя до леса, Дубыня уверенно нырнул в заросли. В зарослях он нашел едва заметную тропинку и пошел по ней.
Тропинка привела его к небольшой поляне, посредине которой стояло огромное кряжистое дерево. Ветви дерева были увешаны лоскутками разноцветной ткани.
Дерево было священным. Тот, кто хотел, чтобы его желание сбылось, должен был привязать к ветке небольшую ленточку и загадать желание.
Но Дубыня сначала направился к небольшой хижине, спрятанной среди деревьев. Низкая почерневшая крыша зеленела пятнами мха. Вместо окна в стене зияла узкая щель. Низкая дверь была приоткрыта — из нее тянуло прогорклым запахом дыма.
Дубыня замялся перед дверью, не решаясь открыть ее.
Однако долго думать ему не пришлось.
— Заходи, Дубыня! — послышался насмешливый женский голос из темной глубины хижины. — Али боишься?
— Не боюсь я ничего! — запальчиво проговорил Дубыня, при этом его лицо покраснело от того, что хозяйка хижины догадалась о причинах заминки.
Чтобы не удариться головой о нависшую перекладину, Дубыня вошел в хижину с низким поклоном.
Посредине хижины в очаге из нескольких камней горел небольшой огонь. Дым уходил в отверстие в крыше.
Над огнем на железном треножнике висел котелок — судя по запаху, в котелке варилось мясо.
Глиняный пол вокруг очага был застелен заячьими шкурками. Стены были увешаны пучками трав.
Из угла, где стоял стол, вышла женщина в светлом сарафане с полотенцем через плечо. В руке она держала большую деревянную ложку с травами — петрушкой и укропом.
Дубыня низко поклонился:
— Здравствуй, Гава.
Гава — сестра отца Дубыни, поэтому приходилась ему тетушкой. Еще в детстве она получила от бабушки тайные знания ведовства.
Люди уважают и ценят ведуний, но боятся их. Поэтому Гава жила в лесу, в хижине, оставшейся от бабки.
Гава была почти на десять лет моложе матери Дубыни, следовательно, всего лишь на восемь лет старше его.
Это была привлекательная молодая женщина — овальное лицо с правильными чертами, большие серые глаза. Только волосы, спадающие волной на плечи, казались седыми, словно выбеленный лен. На самом деле они были редкого оттенка — иссиня-черными.
Гава отбеливала волосы, чтобы казаться старше своего возраста — люди почему-то считали, что знания и мудрость приходят с сединами.
— Здрав и ты будь, племяш, — ответила тетка Гава, высыпала содержимое ложки в котелок и предложила: — присаживайся к столу. Сейчас угощу тебя чем-то вкусненьким. Похлебку будешь?
Не дожидаясь ответа, она взяла со стола миску и принялась накладывать в нее из котелка мелконарезанное мясо.
Подала Дубыне, который примостился на лавке у стола.
Гава присела рядом, подперла рукой подбородок и поинтересовалась:
— Ну, как ты? Когда женишься?
Дубыня взял ложку:
— Жениться-то недолга.
— Так что же мешает? Парень ты видный, смирный. Тебя девицы должны любить.
— Девицы, может, и любят, но мне надо, чтобы я любил.
— Так ты не нашел подходящую девицу?
— Нашел…
Гава заглянула в глаза Дубыне и догадалась:
— Э-э-э… Да, видно, неудачно влюбился. Что она, не любит тебя?
— В том-то и дело, что любит.
— Ну, так позови ее замуж.
— Позвал, а она отказалась.
Гава покачала головой:
— Догадываюсь, догадываюсь — не иначе ты полюбился с поляницей…
Дубыня отложил ложку:
— Так оно и есть.
— Зря ты с поляницей связался. Они праматери Макоше дают клятву, что никогда не выйдут замуж.
Дубыня тяжело вздохнул:
— Но сердцу-то не прикажешь.
— Плохо твое дело — поляницы замуж не идут, только сердца разбивают мужчинам.
— Я слышал, что все же иногда идут.
— Так, то старухи прибиваются к своим детям.
— И молодые, говорят, выходят замуж. Я слышал, что у рыбака Нажира жена была поляницей…
— Поляницы отдают мальчиков отцам.
— Но эта ушла к мужу.
— А ты мать свою совсем не помнишь?
— Нет.
— И отец тебе не рассказывал?
— Нет. А что это и ты, и Хомка так заинтересовались моей матерью?
— Ничего. Так, вспомнилось, — проговорила Гава, задумалась на минуту, потом сказала: — Похоже, ты что-то задумал. И что же? Говори. Не зря же ты ко мне пришел?
— Я хочу похитить свою поляницу! — в отчаянии выпалил Дубыня.
— Ого! Впрочем, не ново. Если, конечно, она согласна…
— Она согласна! Она любит меня. Она беременна от меня.
— Ого! Но она должна иметь на своем счету убитого врага, только тогда полянице разрешается любить мужчину.
Дубыня почесал голову:
— Она мне не рассказывала, сколько убила врагов. Но, думаю, их немало.
Заметив любопытный взгляд Гавы, Дубыня пояснил:
— Она же из первых среди поляниц.
Гава насторожилась:
— Как ее зовут?
— Величка…
— Величка?! Так Величка — воевода у них! Ты о ней ведешь речь?
— О ней… Ну, точно — ты рехнулся! — сказала Гава. — Теперь все понятно, почему она отказывается идти за тебя замуж. И напрочь забудь насчет похищения! Поляницы всю землю перевернут, если Величка пропадет. Да она и сама не дастся, чтобы кто-либо украл ее. Ты, конечно, парень сильный, но и она не слаба — любого мужа отмутузит за милую душу.
— Так затем я к тебе и пришел.
— А я-то чем тебе помогу?
— Там, где силой нельзя взять, там можно взять хитростью.
— Ага… — сказала Гава. — Поясни?
Дубыня оглянулся и, понизив голос, начал объяснять: