Слово - Сергей Алексеев

– И все-таки, где рукопись? Я приехал за ней из Питера, из университета, – Гудошников держал себя в руках, старался говорить мягче. – Эта рукопись не может принадлежать одному человеку, это национальное достояние, и вы должны понимать.

– Хотите продать за границу и купить паровоз? – Жиляков смотрел уверенно, независимо и этим злил Никиту. – А что? Вам дадут за нее паровоз, может быть, даже два. Смотрите, не продешевите. Только сначала отыщите ее! Я не смог остановить извозчиков там, возле монастыря, а здесь остановлю! И горжусь этим! Можете меня арестовать, расстрелять… Со мной делайте что хотите.

Он отвернулся и стал смотреть в окно. Жилка на его белом виске успокоилась, улеглась, словно ему и впрямь было все равно, что с ним сделают.

Гудошников долго смотрел в спину Жилякова. Вести разговор дальше было бессмысленно, следовало уходить, но он никак не мог сдвинуться с места. Над головой снова раздался стук детских ног, скрип деревянной лестницы и разнобой голосов. Никита развернулся и под этот шум пошел к выходу.

Целую неделю Гудошников жил в подвале чека, ожидая, когда наконец освободится Муханов; целую неделю рыскал по городу в поисках бывших соседей Христолюбова и извозчиков, хоронивших его. Извозчиков – хмурых, бородатых мужиков – он нашел на пристани, где они сидели в ожидании какой-нибудь работы. Сидели они молча, одинаково скрестив руки, глядели без любопытства, с тоской, а отвечал Никите за всех один:

– Знать не знаем… Сказано было закопать – закопали. А как звали упокойника – не ведаем.

– Кто вещи у старика забирал? Кто еще на похоронах был? – напирал Гудошников.

– Нам овсом заплатили, а кто вещи забирал – не знаем… Муханов спустился в подвал через неделю, когда ударили первые заморозки. Пришел невеселый, молчаливый.

– Беспризорников я вроде как арестовал и в монастырь отправил, – будто между прочим сообщил он. – Двух красноармейцев туда послал, охранять и печи топить. Жрать нечего, так пусть хоть в тепле сидят.

– Не могу… – тихо сказал Гудошников. – Ты меня таким способом не агитируй.

Предводителя компании беспризорников – лысого, в струпьях, мальчишку – он встретил несколько дней назад среди собак, стерегущих базарную свалку. Пацан сидел на рыбной бочке и что-то жевал. Стая бродячих псов, расположившись полукругом, заглядывала ему в рот. Едва Никита приблизился, как серый кобель с обмороженными ушами поджал по-волчьи хвост и ощерился.

– А, это ты, инвалид! – обрадовался мальчишка, и кобель успокоился. – Оторвался от ментов или выпустили?

– Оторвался, – в тон ему сказал Гудошников.

– Я тоже! – пацан стукнул босой ногой по бочке. – Киря, вылазь!

Из бочки появился мальчишка лет пяти, в лохмотьях, в калошах, надетых на босую ногу. Никита вынул из кармана ломоть хлеба, разломил, протянул детям. Однако лысый забрал обе половинки.

– Мы седни уже хавали, – сказал он. – Утром съедим, Киря, потерпи.

Киря заплакал. Собаки, насторожившиеся было при виде хлеба, заскучали.

– А наших всех повязали, – вздохнул лысый. – Мы вот только вдвоем остались.

Гудошников отвернулся, сжал кулаки, до скрипа сомкнул зубы.

– Дай маленечко, – протянул Киря. – А то я спину чесать тебе не буду…

– Ладно, – смилостивился предводитель и, отщипнув кусочек хлеба, отдал мальчику. – Жуй, а то помрешь – хоронить придется.

– Вот что, орлы, пошли со мной! – сказал Гудошников и взял маленького за руку. – У меня тут один подвальчик есть, тепло, светло и мухи не кусают.

– Какой подвал, где? – насторожился лысый. – Я все подвалы в Олонце знаю.

– Да есть тут один, меня пустили и вас пустят. Пошли!

– Темнишь, дядя, – не поверил лысый, а Киря вырвал свою ручонку из руки Никиты и тут же юркнул в бочку. – В подвалы нынче не пускают.

– Ну, в чека тот подвал, у Муханова, у моего товарища, – объяснил Гудошников. – Он ругаться не будет, пустит.

– А иди-ка ты в баню! – посоветовал лысый. – Гуляй-гуляй, инвалид! А прикидывался – книжку старинную ищу! Гуляй!

Собаки заворочались, приступили к лысому вплотную – то ли защищая, то ли чуя запах хлеба у него за пазухой.

– Замерзнете ведь, ребятишки! Скоро зима!

– Ничё! С собаками мы не замерзнем! – рассмеялся предводитель. – С собаками тепло, не впервой! А ты иди, иди в свой подвал!

Муханов был понурым, озабоченным, красные от бессонницы глаза смотрели в пол.

– Арестовал-то арестовал, да ведь разбегутся, – рассказывал он. – Их ни теплом, ни кормежкой не удержишь. Зиму просидят, а весной – в бега…

– Эх, Серега, Серега, – вздохнул Гудошников. – И как! тебе все объяснить?

– Ты не объясняй, комиссар, – отмахнулся Муханов. – Кстати, у Жилякова той рукописи, которую ты; ищешь, нету. И не было.

– Откуда ты знаешь?!

– Я время зря не терял, – усмехнулся начальник чека. – Проверил – нету. Жиляков обмолвился, что рукопись будто в монастырь отдали.

– Что же теперь делать? – Никита лихорадочно стал пристегивать протез. – Все равно Жиляков должен знать, где рукопись! Должен! В какой монастырь? В здешний?

– Мы его вызовем, побеседуем, – сказал Муханов. – Но будет ли толк?.. Знать он, может быть, и знает, но не скажет, потому что обозленный, никому не верит.

Гудошников вспомнил разговор с Жиляковым в подсобной комнате бывшей семинарии. И согласился с догадкой Муханова – не скажет, потому что не верит…

– Да, кто закрывал здесь монастырь? – вспомнил Никита.

– Монастырь? А уполномоченный товарищ приезжал из Питера. Разулевич его фамилия. И наши местные товарищи… По округе ездили, подписи народа собирали – закрывать,. не закрывать… Большинство подписалось, закрывать, – Муханов вдруг рассмеялся. – Монахи-то наши, знаешь, что в прошлом году зимой удумали? Еду как-то, гляжу – везут воз льда, сами пешком идут. Один на плече безмен несет. Ну, думаю, точно оружие везут подо льдом. Я монахов в связях с бандитами подозревал… Говорю: что это у вас? А они – святая водичка! Мороз, дескать, бутылки-то лопаются, а мы льду напилили, освятили его и верующим везем. На крещение дело было. Они, черти, отвешивают на безмене лед и продают населению! За хлеб: фунт – на фунт!

– Кто приказал монастырскую библиотеку в грязь бросить? – перебил его Гудошников. – Кто велел иконы рубить?

Муханов замолк, перестал улыбаться и смерил взглядом Никиту.

– Уполномоченный приказал… А что делать с этой дребеденью, когда народ подписался закрывать монастырь?

– Ну, Серега! – Гудошников стукнул кулаком по нарам. – А ты куда смотрел?

– А я, если б тебя не встретил – сроду не знал бы, что эти книги нужны республике! – отпарировал Муханов. – Уполномоченный же специально из Питера приезжал. Ему-то, поди, известно было!.. А он извозчиков кликнул и велел выносить на дорогу… Дело по весне было, грязь… Я-то знал, что надо бороться с религиозными предрассудками, но как?!