Золотая братина: В замкнутом круге - Игорь Минутко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Арон Нейгольберг в это время находился в подвальном помещении в полном одиночестве. Под сводчатым каменным потолком все лампы были включены, среди сейфов разных размеров на полу расстелен ковер, и на нем разложен сервиз «Золотая братина» – все триста пятьдесят предметов и чудо-чаша в центре… Как бы сервирован стол на семьдесят персон. Старик медленно бродил вокруг сервиза, с трудом нагибался (в больных коленях потрескивало), брал в руки блюдо, кубок, тарелку, неторопливо, внимательно рассматривал, ударял ногтем большого пальца по краю или дну изделия – рождался тихий звон, как бы приглушенный вековой далью, из которой он прилетел под каменные своды. Скупой рыцарь среди своего несметного богатства.
Арон Нейгольберг замер, ощутив на себе пристальный, парализующий взгляд, и его тело покрылось холодным потом.
– Кто здесь?… – еле слышно прошептал он.
– Я, – последовал спокойный ответ. Голос принадлежал мужчине.
Преодолев ужас, хозяин ювелирного магазина резко обернулся. В старом кресле у стены вольготно развалился молодой человек в черном смокинге, черный галстук-бабочка подпирал воротник белой сорочки, на голове черная шляпа с белым пером, лицо четкой, безукоризненной лепки – все правильно, картинно, пропорционально, – черные волосы набриолинены, глаза черные, зрачков не видно. На левой щеке, под мочкой уха, странная родинка. Нейгольберг содрогнулся от гадливости, как будто ко рту ползет темно-коричневый паук.
– Кто… – Язык одеревенел. – Кто… вы? Как вы сюда попали?… Незнакомец усмехнулся и ничего не ответил.
– Чтобы все сразу поставить на место, – в бархатном голосе незнакомца звучали скука и лень, которые не знают времени, конца и начала, – объявляю вам, господин Нейгольберг: я – дух. И могу попасть куда угодно и в любое время. Для простоты нашего общения у меня есть имя: Каррах.
– Что такое? Почему? Что вам от меня надо?…
– От вас ни мне, ни моим коллегам ничего не надо. Ровным счетом ничего! Поразительно! Какие все люди одинаковые – в любом веке и тысячелетии, куда ни сунься. Я к вам, собственно, по поводу этого золотишка. – Незваный гость кивнул на ковер с предметами «Золотой братины».
– Что?… Не отдам! – взвыл Арон Нейгольберг. – Не отдам!.. – И старик устремился к двери.
– Стойте!
Властный окрик заставил замереть на месте обладателя золотого сервиза.
– Экий вы, Арон… – Молодой человек усмехнулся. – Давайте попросту: вы Арон, я Каррах. Возможно, нам предстоят долгие беседы. Но сегодня я вас задержу ненадолго. Вы присядьте, пожалуйста. А то мне, право, неловко: я сижу, а вы с вашими подагрическими ногами… Присядьте, присядьте!
Нейгольберг, сделав несколько неуверенных шагов, безвольно опустился в кресло у противоположной стены. Он плохо соображал, в висках запульсировала страшная мысль: «Я схожу с ума!»
– Успокойтесь, дорогой Арон, прошу вас! Вы в полном здравии. Просто вам надо поверить: все это существует.
– Что – существует?…
– Мы, духи, бессмертие, ад, рай. Так это у вас называется. Да мало ли еще что! Словом, все существует. Не поверите – действительно свихнетесь. Поверили?
– Поверил, – покорно согласился Арон Нейгольберг, и ему почему-то ужасно захотелось плакать.
– А вот этого не надо! Никаких слез. Итак… Хочу вам дать несколько советов. Но сначала один вопрос: вы хотите быть абсолютным обладателем сервиза «Золотая братина»?
– Я уже им обладаю абсолютно! – Старик, отринув все страхи и нелепость, даже абсурдность происходящего, гордо выпрямился в кресле. – Абсолютно!
– Увы, Арон, увы! Очень в этом сомневаюсь… – Каррах сокрушенно вздохнул. – Банальнейшая вещь. Согласитесь: вы изрядно надули этого… не нахожу нужных слов, ладно, пусть пока будет так… этого графа Оболина…
– Сделка есть сделка! Купля – продажа! И… я все по закону! Я не нарушил закон ни на йоту!
– Скажите, какой законник!.. Уверяю вас, мой славный Арон, все законники, попадающие в такие ситуации… Я имею в виду приобретение подобным образом сервиза или чего-либо равного ему. Впрочем, сделки, равные вашей, случаются крайне редко. Так вот, все законники обязательно кончают плохо.
Во рту у Нейгольберга пересохло.
– Как вас понимать?
– Вот так и понимать: с вашей позицией законника вы плохо кончите. И лишитесь сервиза.
– Никогда! Все документы в полном порядке!
– Нет, Арон, как хотите, с вами очень трудно иметь дело. – Дух по имени Каррах, похоже, действительно расстроился. – «В полном порядке…» Очень скоро, уже через несколько минут, вы убедитесь, какой это порядок… Нам надо поторопиться – они уже рядом.
– Кто? – прошептал Арон Нейгольберг, чувствуя, что близок к обмороку или помешательству.
– Сейчас увидите, черт бы вас побрал! Поспешим! Еще раз повторяю вопрос: вы хотите быть абсолютным обладателем этого… он уже мне просто отвратителен!.. этого мерзкого сервиза?
– Да! Да! Да! – завопил ювелир.
– Тогда вот вам мой совет: уничтожайте всех, кто проявит хоть малейший интерес к нему.
– Как… Как – уничтожайте? В каком смысле?
– В прямом: уничтожайте физически. Что, с вашими капиталами вы не в состоянии нанять убийц?
– Да как вы смеете?…
– Молчать! Если у вас нет выхода на подобных людей – а их пруд пруди, – я вам помогу, укажу адресок. Но желание, волю, если угодно, должны проявить вы. И начать надо с сегодняшнего покупателя сервиза…
– С графа Оболина? – хватаясь за бешено заколотившееся сердце, прошептал Нейгольберг.
– Давайте назовем этого господина пока «так называемый граф Оболин». Не уничтожите его – ох нахлебаетесь! Да и следующих, которые сейчас явятся, уничтожайте, Арон, безжалостно…
– Замолчите! Я не убийца! Я честный человек! Я все по закону!
– Вы идиот, Арон…
Послышался стук каблучков по ступеням лестницы.
– Как только решитесь, позовите меня. Мысленно. Или шепните: «Каррах». И я – тут как тут. И все-таки вы тупица, мой друг.
И красавец в черном смокинге и черной шляпе с белым пером стал таять в кресле: став сначала прозрачным, потом потеряв четкие очертания, он через мгновение исчез бесследно. Только остался в подвальной комнате еле уловимый запах серы. «Наваждение…» – успел подумать владелец ювелирного магазина. Дверь распахнулась без стука (такого раньше никогда не бывало!) – в темном проеме двери возникла Линда, лицо ее было искажено ужасом.
– Там… Скорее! – И женщина устремилась наверх.
Сердце на миг остановилось и тут же припустилось вскачь, и предчувствие огромной беды, сокрушительной опасности полностью заполнило Арона Нейгольберга, мгновенно вытеснив все остальные чувства. Он с трудом, задыхаясь, поднялся наверх.
В торговом зале хозяин магазина застал странную немую сцену: продавщицы, замершие на своих местах, бухгалтер, застывший над раскрытой книгой, даже всегда невозмутимый портье у двери (сейчас на его лице было крайнее, граничащее с идиотизмом изумление)… Все в полном молчании смотрели на троих посетителей, молодых людей, по виду очень уставших, невыспавшихся, небритых… Так оно и было: граф Алексей Григорьевич Оболин, Глеб Забродин и Кирилл Любин примчались в ювелирный магазин на такси прямо с вокзала, а ночь провели в поезде.
«Они имеют прямое отношение к „Золотой братине“». – почувствовал хозяин магазина и, собрав всю свою волю, стал спокойным, внимательным, вежливым:
– Здравствуйте, господа! Что вам угодно?
– Повторяю! – с негодованием и напором сказал Алексей Григорьевич. – Я граф Оболин.
– Что? – вырвалось у Арона Нейгольберга, на мгновение он застыл, как и остальные служащие.
Граф Оболин вынул из кармана пиджака паспорт:
– Вот! – Он протянул документ хозяину магазина: – Удостоверьтесь.
– Я не понимаю… – пролепетал Арон Нейгольберг, рассматривая фотографию в паспорте.
По-русски он ничего прочесть не мог.
– А это опись «Золотой братины», – продолжал граф Оболин, – произведенная в тысяча девятьсот первом году работниками Петербургского имперского банка. И подтверждение… Взгляните. Сервиз является родовой собственностью графов Оболиных. Так что…
– Но позвольте! Позвольте!.. – перебил старик. – Я… Я все же хочу понять: что происходит?
– Вы купили сервиз не у графа, – вступил в разговор Глеб Забродин. – Вам продал сервиз дворецкий Оболиных, Никита Никитович Толмачев. Он – вор. Ваша сделка с Толмачевым юридически несостоятельна.
– Извините, господа! – И Арон Нейгольберг стал воплощением достоинства и чести. – Все осуществлено в строжайших рамках закона. Один момент! – Старик медленно подошел (ревматические ноги, казалось, совершенно отказались сгибаться) к конторке бухгалтера, который почтительно отступил в сторону, хитрым ключом открыл нижний ящик, вынул из него плотный лист глянцевой бумаги. – Вот, господа, купчая. На ней подпись графа Оболина, печать…
Купчая в руках Алексея Григорьевича мелко подрагивала.
