Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта - Максим Северин

Если рассматривать мою работу по обеспечению безопасности того отряда, в котором я находился, то я считаю ее успешной: мне удалось выявить иностранных разведчиков, проникавших на афганскую территорию; приходилось вместе с переводчиками выезжать на улаживание конфликтов, которые возникали из-за недопонимания друг друга между нашими военнослужащими и местным населением; удалось мне выявить и духовного лидера, который вел работу в близлежащих селениях. Конечно, агентурная работа, которую я проводил на территории Союза, и агентурная работа в Афганистане — это большая разница. Различия заключались прежде всего в основе методов работы с людьми: если на территории Союза во внутреннем округе мы приобретали агентов, которые работали главным образом на патриотической основе, то в Афганистане патриотов своей страны и режима, в общем-то, не было, там все были патриотами только своей семьи, своего клана, своей деревни, и если ты оказывал помощь целому клану или деревне, то еще было возможно работать. Поэтому выполнять одну из наших задач, заключавшуюся в выявлении среди населения окрестных аулов лиц, которые, к примеру, могли сбивать нашу авиацию на взлете и посадке, без ведения агентурной работы было невозможно. И приходилось работать с местным населением, а это очень тяжело и далеко не всегда удавалось, тем более что разговаривать приходилось через переводчика, но кое-какую упреждающую информацию мы все же получали, что в итоге позволило нам эффективно закончить свою службу.

Если говорить о конкретных примерах, то могу рассказать один такой случай. По границе, на горной гряде, стояли наши посты, которые напрямую просматривали пакистанскую территорию. Там, на этих постах, постоянно находились наши люди, которые периодически сменялись. Мы получили задачу выдвинуться в одно из ущелий, подождать и перехватить продвигавшийся к территории Афганистана караван. Высадившись с вертолета, засели в горах, подготовив засаду. Я не был старшим группы, но у меня были немного отличные от других задачи, и я имел право самостоятельно принимать решения; определив, что в районе прохода каравана стоит наш приграничный пост, а до подхода каравана еще ориентировочно два дня, я получил разрешение командира и отправился туда. Командовал постом офицер, татарин по национальности, прозвище его было Шейх. Я сказал ему, что мы ожидаем караван, и попросил огневой помощи. Выпили мы с ним за знакомство бутылку водки, подружились и договорились о взаимодействии, потом я вернулся к засаде своего отряда. Когда начал подходить караван, Игорь Шейх, оставив на посту всего одного солдата, подвел с другой стороны восьмерых своих людей, и мы закрыли караван огнем с обеих сторон. Ведя огонь с господствующих высот, быстро подавили сопротивление: человек восемь пришлось пристрелить, после чего мы спустились вниз и стали проверять документы убитых моджахедов. Подошел и Игорь со своей группой. И вот мы видим, как один солдат, по фамилии Сершинлаускас, тащит кожаный мешок сантиметров в 60 высотой. Я закричал ему: «Ну-ка иди сюда! Что ты там тащишь?» Он сделал кислую мину и ответил, что это так, ерунда. Тут Игорь прикрикнул на него, и солдат неохотно отдал на мешок. Когда мы его развязали, то там оказались доллары, полный кожаный мешок свернутых в пачки купюр. Но это был 1982 год, что мы тогда понимали в этих долларах? А так как это все-таки денежные средства, то из-за них могло возникнуть множество проблем: принесешь на базу — будут спрашивать, где взял, а с валютой тогда было строго, начались бы обыски, допросы… Игорь вял этот мешок, сунул туда гранату РГ-42 и бросил его по откосу ущелья. Сработала граната, доллары разлетелись, а солдат сказал нам: «Дураки вы, хоть и офицеры!» Мы посмеялись и вскоре закончили свою работу и отправились обратно. А потом, несколько лет спустя, мне из Прибалтики от Эдика пришло письмо, в котором он, в знак благодарности за то, что остался жив, звал нас в гости и спросил, помним ли мы тот мешок, который мы подорвали. Оказалось, что он все-таки потом собрал все, что можно было собрать, и на эти деньги открыл у себя крупную фирму, производившую что-то для яхт. Игорь Шейх сейчас жив-здоров, и, когда мы теперь с ним встречаемся, я припоминаю ему этот случай. Тогда он делает злое лицо и говорит: «Ты лучше не вспоминай, а то сейчас достанется». Игорь сам мастер спорта по боксу, был чемпионом ВДВ, и получить от него оплеуху можно запросто.

Мы не считали себя героями — мы выполняли то, что нам приказывали, но быт, который был нам организован, был весь сделан нашими руками, и забота как таковая со стороны государства нами не ощущалась. Да, нам дали домики. Дали кровати, но там было негде умыться, баню мы построили сами, предусмотренные в войсках пункты санитарной обработки до нас не доходили, и все приходилось устраивать самим. Эта неустроенность, постоянное ожидание того, что тебя могут подстрелить, опасность минометного обстрела, особенно в первые месяца три, от этого было очень тяжело, тяжело было и морально привыкнуть. Грубо говоря, всегда хотелось покушать, и повкуснее, а рацион был очень скудный: консервы, ржаные сухари закладки 45-го года, правда, если размочить в воде, то их можно было попытаться съесть. Но это я имел в виду строевые подразделения, нашу же группу снабжали отдельно — у нас даже был шоколад, сгущенка, сало мы заказывали через летчиков, и когда мы выходили на разведвыход, то обычно брали с собой именно сгущенку, воду, сухари и сало, таскать с собой консервы, которые были слишком тяжелыми, было бессмысленно — брали побольше боеприпасов, гранат, бинокли. Такой набор продуктов максимально придавал сил: сгущенка — незаменимый источник углеводов, сало употреблялось в небольшом объеме, но это очень высококалорийный продукт, и, съев его немного на пустой желудок, чувствуешь себя сытым. Так мы питались на боевых выходах, а когда приходили обратно, то у нас была полевая кухня, где обычно готовилась гречка, которую ты уже ненавидишь, потому что каждый день либо она, либо макароны, либо «шрапнель», и кушать хотелось не потому, что голоден, а хотелось просто нормальной еды, чтобы хлеб был порезан и лежал в хлебнице, чтобы лук был не головкой, а нарезан салатом… Все это в целом и постоянная тревога оттого, что находишься в чужой стране, в отрыве от семьи, и то, что питание и быт не организованы, — все это сильно давило морально, сказываясь на настроении. Прямо скажу, что спасала только водка, не то чтобы мы там пьянствовали, но выпивали, чтобы снять напряжение. Водку нам не завозили, иногда мы разживались спиртом у летчиков, иногда через Военторг в Кандагаре покупали спиртное, нелегально туда привезенное, а в основном брали сахар, дрожжи и делали самогон, который получался качественный.