Апельсиновый сок - Мария Воронова

Сколько лет ему тогда было? Кажется, девятнадцать, ведь сразу после школы он поступил в институт, не отслужив в армии. Возраст, в котором молодые люди очень интересуются зрелыми холеными женщинами. Хотя, какая зрелость? Веронике тогда еще не исполнилось и двадцати пяти. И пусть она считала себя почти старухой, но на самом деле выглядела как юная девушка.

В перерыве между заседаниями участники конференции вышли в фойе, где были накрыты столы с кофе и бутербродами. Ее, перспективного администратора и жену генерала, сразу пригласили за столик профессоров, где стали наперебой угощать кофе. Вероника принимала старомодные ухаживания, свысока поглядывая на студентов и аспирантов, толпившихся вокруг парт, принесенных из учебных классов и накрытых дешевой клеенкой. И вдруг ей так отчаянно захотелось к ним!

Ах, если бы Костя был жив, она стояла бы сейчас среди этих ребят, пила бы не кофе из фарфоровой чашечки, а невнятное пойло из пластикового стакана, и смеялась бы беспечно, рассказывая, как ей удалось на экзамене вытащить шпаргалку из трусиков.

Но никто не понял бы ее, подойди она сейчас к этой толпе, – ни профессора, ни сами студенты! Смерть Кости отобрала у нее не только любовь, но и веселую беззаботную молодость. Как недолго удалось ей побыть в девушках! В девятнадцать лет она превратилась в старуху, ровесницу своего мужа…

Душа срочно требовала сильной дозы болеутоляющего, и Вероника жадно всматривалась в толпу молодежи, пытаясь поймать на себе хоть чей-нибудь завистливый взгляд. Но молодые люди были заняты друг другом, им не было до нее никакого дела.

Смириться с этим она не могла! Вероника поднялась из-за стола, оставив кофе недопитым, и медленно пересекла фойе – так, чтобы все присутствующие могли оценить ее эффектную внешность и позавидовать: кто безупречной фигурке, кто густым светлым волосам, уложенным рукой превосходного парикмахера, а кто настоящим итальянским туфлям и сумочке. Хотелось думать, что ее сопровождает шепот: ах, неужели это та самая Смысловская? Такая молодая и красивая, а уже кандидат наук! А что вы хотите при ее-то муже? Если бы не выгодный брак, сидеть бы ей в поликлинике, она наверняка тупая, как все блондинки.

Так и не поняв, вызвала ли она зависть хоть у одного человека, Вероника вышла на лестничную площадку, где располагалась общая курилка. Судя по всему, публика еще не насытилась халявными бутербродами, поэтому на площадке она застала только двух незнакомых мужчин средних лет. Они коротко кивнули ей, дружно щелкнули зажигалками и вернулись к своей беседе.

– Способный парень этот Миллер, – сказал мужчина постарше, и Вероника невольно навострила уши. Из программки конференции она знала, что именно такую фамилию носит студент, вызвавший у нее острый приступ ненависти. – Уже сейчас у него полностью готова кандидатская, с которой не придется краснеть на ученом совете. Ему бы хоть небольшую поддержку, ручонку какую-нибудь волосатую, и в тридцать лет он мог бы стать профессором. Но увы…

– Что – увы? Его доклад наверняка произвел впечатление на наших маститых, кто-нибудь захочет поспособствовать развитию таланта.

– Да бросьте вы, коллега! Это сейчас ему позволяют резвиться и блистать, но аспирантуры мальчишке не видать как своих ушей. Хлопотать за него некому. Да он и сам не пойдет, даже если вдруг предложат. У него на шее маленькая сестра и мать-алкоголичка. На аспирантскую стипендию он их не прокормит. Сейчас он подрабатывает фельдшером на «Скорой помощи», там же и останется врачом, когда диплом получит. Бедный мальчик, я вообще не представляю себе, как он живет! Успевает и зарабатывать, и наукой заниматься, и на красный диплом уверенно идет. А ведь на нем вся домашняя хренотень, мать абсолютно невменяемая да еще сестра детсадовского возраста.

Вероника ужаснулась. Ей никогда не приходилось отвечать за кого-то, кроме себя самой. Но если сам ты можешь не поесть, то разве можно не накормить малолетнего ребенка и безумную мамашу? Она глубоко затянулась сигаретой, чтобы подавить горестный вздох. Она-то была уверена, что уже познала в жизни все самое тяжелое, но выходит, что вон сколько бед обошло ее стороной!

Она никогда не знала бедности и, в конце концов, всегда была свободна! Мать-алкоголичка – какой ужас! А детские болезни сестры? Интересно, сколько свиданий пришлось пропустить из-за них этому бедному красавчику Миллеру?

Но ведь кто-то же помогает ему! Какие-нибудь дальние родственники… Или та девушка, которую она придумала во время его выступления. Однако, если бы она была, мужчина, рассказывавший коллеге о страданиях юного Миллера, добавил, бы наверное: хорошо еще, что у него есть невеста, которая помогает по хозяйству.

И вот еще что непонятно: если этот мальчик знает, что ему придется работать на «Скорой помощи», зачем он тратит время и силы на научную работу? Или он тешит себя мыслями, что сестра вырастет, а мать умрет, и он сможет вернуться в большую медицину? Но если сестра еще ходит в детский сад, то когда это произойдет? А ведь после двух-трех лет работы на «Скорой» в большую медицину уже не возвращаются, и студент третьего курса должен это понимать. Его сегодняшние успехи забудутся через пару лет, да что там, через месяц никто из профессоров, присутствовавших на этой конференции, даже не вспомнит его фамилию!

Ее недавнее раздражение сменилось жалостью. Ведь кому, как не ей, сочувствовать человеку, знающему, что в его жизни нет будущего, но все равно пытающемуся бороться? Но за Веронику все решила судьба, а этот мальчик добровольно отказался от нормальной полноценной жизни и научной карьеры. Ведь он мог сдать сестру в детский дом, а мать в интернат, и кто бы осудил его за это?

Интересно, а она смогла бы так – отказаться от счастья, чтобы иметь возможность помогать родным? Нет, от жизни с Костей она не отказалась бы ни при каких обстоятельствах, да и не было у нее никого роднее Кости. А вот что касается хирургии… Допустим, не она бы сломала руку, а сестра стала бы беспомощным инвалидом, требующим постоянного ухода. Смогла бы Вероника ради нее уйти из клиники? Или сдала бы ее в дом инвалидов? Ведь уговорить свою совесть всегда легче, чем отказаться от желаемого. Если напрячь мозги, так можно не только себя оправдать, но еще и героем представить. Или жертвой – кому как больше нравится…

В общем, когда на площадку с сигаретой в руках вышел Миллер, Вероника смотрела на него уже совсем другими глазами.

Клуб Военно-медицинской академии, где проводилась конференция, они покинули врозь, но договорились встретиться у метро. У Вероники не было никаких иных намерений, кроме как поговорить с юношей в спокойной обстановке, подробно выяснить его обстоятельства, а потом подумать, нельзя ли что-нибудь для него сделать. Встреча была назначена подальше от любопытных глаз, поскольку Вероника не хотела волновать генерала, которому обязательно доложили бы, что его супруга ходит на научные конференции не ради науки, а ради молодых ученых.