Жюльетта. Том II - Маркиз де Сад

Я предстала перед ней в одном из тех умопомрачительных туалетов, которые просто не могут не соблазнить и не растопить самое ледяное сердце. Мне с самого начала улыбалась удача — я застала прелестницу одну. После первых комплиментов я вложила всю свою страсть в пламенные взгляды, но добыча ускользнула от меня, укрывшись под панцирем скромности. Тогда на смену взглядам пришли панегирики и кокетство; взявши герцогиню за одну руку, я воскликнула:

— Знаете, прелесть моя, если есть Бог на свете и если он справедлив, тогда вы, конечно же, самая счастливая женщина в мире, ибо вы, без сомнения, самая прекрасная.

— Это говорит ваша снисходительность, а я смотрю на себя беспристрастно.

— О, мадам, сама беспристрастность требует, чтобы все боги предоставили вам свои алтари, ведь та, кто восхищает вселенную, должна пребывать в самом роскошном храме.

Я взяла ее за руку, крепко сжала ее и начала покрывать поцелуями.

— Зачем вы льстите мне? — спросила Онорина, и на ее щеках выступила краска.

— Потому что я без ума от вас.

— Но… разве может женщина влюбиться в женщину?

— Почему же нет? Чем она чувствительнее, тем больше способна оценить и понять красоту будь то в мужском или в женском обличий. Мудрые женщины остерегаются связей с мужчинами, связей, сопряженных с опасностью… между тем они могут поддерживать друг с другом такие сладострастные отношения. Милая моя Онорина — я буду называть вас просто Онорина — разве не могу я сделаться вашей близкой подругой, вашей возлюбленной, ващим любовником?

— Вы сошли с ума, несчастная! — возмутилаеь герцогиня. — Вы всерьез полагаете, что можете стать тем, что вы еейчас упомянули?

— Я уверина в этом. — И я крепко прижала ее к своей пылающей груди, — Да, да, радость моя, и больше всего я жажду быть вашим любовником, если вы пустите меня в свое сердце.

Мой раскаленный язык проскользнул ей в рот. Онорина безропотно приняла первый поцелуй любви, а на второй ответила сама любовь, самый нежный, самый сладостный язычок затрепетал на моих пылающих губах и настойчиво проник между ними. Мое нахальство возрастало; я сняла покровы, прикрывающие прекраснейшую в мире грудь, и осыпала ее страстными ласками, мой ликующий язык ласкал розовые сосочки, а дрожащие руки блуждали по алебастровой коже. И Онорина сдалась перед этим бурным натиском: ее большие голубые глаза наполнились вначале живым интересом, потом в них загорелись огоньки и появились слезы восторга, а я, как вакханка, обезумевшая, опьяневшая от вожделения, будучи не в силах ни остановиться, ни ускорить ласки, передавала ей весь жар, весь пыл сжигавший меня.

— Что вы делаете? — простонала Онорина. — Вы забыли, что мы принадлежим к одному полу?

— Ах, сладчайшая моя, — откликнулась я, — разве не имеем мы право иногда приступать границы Природы, желая оказать ей еще большие почести? Увы, несчастны те женщины, которые даже не пытаются искать утешения за все несправедливости и унижения уготованные им.

Осмелев еще больше, я развязала тесемки ее нижней батистовой юбки и в моем распоряжении оказались почти все прелести, обладать которыми я так сильно жаждала. Онорина, опешившая от моих тяжелых вздохов, от громких ударов моего сердца, прекратила всякое сопротивление. Я повалила ее на спину, скользнула вниз, властно раздвинула в стороны ее бедра, и она безропотно отдала мне свой маленький шелковисто-пушистый бутончик, который я начала ласково поглаживать и взъерошивать, свой обольстительный, пухленький холмик, прекрасней которого я не видела; левой рукой я накрыла одну из грудей неподвижно лежавшей герцогини, впилась губами в другую, пальцы мои коснулись ее клитора, проверяя его чувствительность. Великий Боже! Как судорожно затрепетал этот нежный хоботок! Онорина вздрогнула всем телом, ее оскорбленная и протестующая добродетель с глухим стоном возвестила о своем поражении, и по этому сигналу я удвоила свои ласки.

Мне нет равных в умении доводить удовольствие до кульминации, граничащей с агонией, похожей на приступ. Я почувствовала, что моя возлюбленная нуждается в помощи, что необходимо устранить последнее препятствие на пути медового нектара. Замечу мимоходом, что немногие женщины по-настоящему сознают, насколько важно, чтобы кто-нибудь в это время пососал им влагалище и открыл шлюзы для клокочущей и переполняющей их спермы, и в такие моменты ничто так не требуется им, как ловкий и проворный язык. И я со всем пылом своей страсти оказала ей эту услугу. Опустившись на колени между величественных бедер Онорины, я ухватилась за ее талию руками, прижала ее тело к себе и впилась языком в куночку; я жадно лизала ее, а жаркое дыхание, вырывавшееся из моих ноздрей, заставляло ее клитор разбухать и подниматься. А какие ягодицы дрожали в моих ладонях! Им могла бы позавидовать сама Венера. Я почувствовала, что наступил момент раздуть эту искру в большой пожар, ибо, как вам известно, нельзя пускать поток страсти на самотек. Надо убрать все преграды с его дороги, и если женщине, которую вы ласкаете, природа дала двадцать каналов наслаждения, придется расчистить их все до одного чтобы стократно увеличить ее волнение[21]. Поэтому я стала искать ее заднюю норку, намереваясь погрузить туда палец, чтобы его щекочущие движения породили сладостные волны, которые хлынут в вагину, закупоренную моими губами. Настолько узким, настолько крохотным было это нежное отверстие, что я не сразу нащупала его, но наконец мой палец глубоко проник в него… Восхитительное мгновение! И трижды восхитительно оно для любой женщины, обладающей хоть каплей чувствительности. Не успела судорожно сжаться ее маленькая очаровательная дырочка, как Онорина глубоко вздохнула… и улыбнулась, и в глазах небесного создания вспыхнул неземной восторг. Она испытала оргазм, она погрузилась в немыслимый экстаз, и этим блаженством она была обязана мне.

— Ах, мой ангел, сладкий мой ангел, я обожаю вас, — это были первые слова, которые она произнесла, открыв глаза. — Я переполнена счастьем. Чем мне отблагодарить вас?

— Добротой, дорогая моя, добротой. — Я задрала юбки, схватила ее руку и крепко прижала к своему влагалищу. — Ласкай меня, моя любовь, ласкай, пока здесь не выступит пена. Боже ты мой, что еще можно делать в таких случаях?

Однако, как и подобает благовоспитанной даме, Онорина смутилась: она вызвала во мне желания, массу желаний и теперь не знала, что с ними делать. Пришлось дать ей первый урок.

Я пришла к заключению, что она может больше сделать своим языком, нежели руками, и обхватила ее голову бедрами, и она покорно лизала мне вагину, пока я рукой удовлетворяла себя. Онорина вела себя безупречно, возбудив меня сверх всякой меры, и я трижды изверглась ей в рот. После чего у меня возникло острое желание увидеть ее обнаженное тело целиком, я подняла ее с ложа и сорвала с нее остатки одежды… О, Господи! Меня ослепило возникшее передо мной великолепие — как будто я увидела яркую звезду, которая ранней весной наконец-то пробилась сквозь продолжительный зимний туман. И я могу поклясться, что никогда прежде я не видела столь прекрасного зада, никогда в жизни. Это была какая-то торжествующая красота, облаченная в нежную просвечивающую кожу. Это были несравненные груди, невероятные бедра и потрясающие ягодицы. Но самым главным во всем этом великолепии был зад. Величественный алтарь любви и наслаждения, не проходит и дня, до сих пор не проходит ни единого дня без того, чтобы мои мысли не устремлялись к тебе, чтобы воображение мое не простирало к тебе тоскующие руки, мечтая еще раз оказать тебе самые высшие почести…