Повседневная жизнь современного Парижа - Ольга Семенова

«Мне 48 лет и мое существование было отмечено множеством „ист“. Онанист в 13 лет, гитарист в 15, марксист в 18, найт-клуббист в 20, журналист в 22. Красивая сорокалетняя блондинка и успешный стилист Софи решила, что мне не хватало последнего „ист“ — эшанжист. Она недавно открыла эту практику, сводившуюся к тому, чтобы спускаться раздетыми в темные винные погреба и делать со многими то, что со времен Адама и Евы большинство из нас проделывали вдвоем. Предложил Софи испробовать эти разнообразные удовольствия развязный любовник Сначала она сказала „нет“, потом „может быть“ и… очутилась в „Шандель“ — самом знаменитом клубе эшанжистов Парижа: с паркингом, ресторанами, баром, площадкой для танцев и комнатами любви. Софи так увлеченно об этом рассказывала, что мой журнал поручил мне немедленно пойти и провести расследование. Вот так я и оказался в роли эшанжиста.

21.30. Встреча в центре Парижа на улице Терез. Софи раскрыла мне тайну Сезама: костюм и хорошо начищенные ботинки. Джинсы здесь не в чести. Софи выше меня на голову: 7 сантиметров каблук, обтягивающая красивую задницу юбка и верхняя часть туалета от „Перлы“, почти не прячущая грудь и спину. Мы заходим в „предбанник“, где, как в банке, ждем 30 секунд. Камера проверяет, что мы пара (одиночек отсюда изгоняют), и изучает с ног до головы. Мои сверкающие ботинки с успехом выдерживают экзамен, дверь открывается, и нас встречает молодая дама в розовой распашонке. Она записывает наши имена на красной картонке, которую следует передать бармену — на ней он будет отмечать выпитое. Перед тем как начать ужин в одной из двух зал ресторана, Софи идет поздороваться с одним из друзей, хозяином здешнего бутика аксессуаров, одежды и мебели. В прошлый четверг, после сеанса чувственной гимнастики в погребе, один деловой человек из Таити подарил своей спутнице набор мебели Бенетти. Чек после шока. Здесь, в китчевом декоре, женщины обмениваются идеями между двумя обменами другого рода. Дамы из лучшего общества: банкиры, адвокаты, врачи, жены или любовницы звезд. Коммерсант объясняет мне, что именно поэтому плохо одетый сюда никогда не пройдет. „В прошлую пятницу они не впустили пятьдесят пар, среди которых — телеведущий в джинсах и кроссовках!“ Рок-звезда, один из его коллег, приходящий сюда со своей женой (куда, наконец, смотрит полиция?!), два известных телеведущих, полусумасшедший молодой писатель — все зажигают „Свечи“ и плюют на то, что могут быть узнаны. Это своеобразный шах и мат: „Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты здесь“ и обратное. Круговая порука.

В ресторане, оформленном под корабль, с иллюминаторами и капитанским мостиком, играет пианино. Шампанское для нас, минеральная вода для наших соседей по столу. По словам этих марафонцев коитуса „позднее им нужно быть в форме“. Мой сосед — шестидесятилетний директор одной из мультинациональных фармацевтических фирм. Его спутница — красивая и очень молодая марокканка, откроет рот позднее и в другой обстановке. Мы говорим обо всем, за исключением причины нашего здесь присутствия, как если бы между представителями бомонда все и так ясно. Но я должен знать и спрашиваю. Франсуа приходит сюда несколько раз в неделю — настоящий „наркоман“. Этот холостяк объясняет мне, что любовь вдвоем его не удовлетворяет, либидо уже не то. Сеанс в „Свечах“ разжигает угасающий огонь. „В близости от всех этих тел я чувствую себя молодым и красивым!“ В баре с нами знакомятся две пары. Тридцатилетние Оливье и Жан Эрик — брокеры. Первый в Лондоне, второй в Париже. Двух красивых блондинок зовут Лоранс. Не знаю, живут ли они с двумя брокерами, но видно, что очень любят друг друга — об этот свидетельствуют поцелуи, которыми они обмениваются. (Здесь толерантно относятся к женскому гомосексуализму, на мужской еще табу.) Первая Лоранс заинтересовалась моей спутницей Софи. Лаская ее обнаженную руку, эта Сафо объясняет, что она незамужняя и, чтобы приходить сюда, находит галантных спутников. Неожиданно Софи вскрикивает: „Не знала, что у тебя три руки!“ Оказывается, Лоранс уже залезла ей под юбку. Мы отступаем под предлогом изучения комнат любви. Моим глазам понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте. Десятки тел в разных позах на матрасах вдоль стен, выкрашенных под леопарда. Да начнется праздник! Кому принадлежит эта нога, вытянутая к потолку? А эта рука, которая ласкает мою руку? Мне кажется, что я погружаюсь в очень зыбкие пески. Сопение, вскрики, секс в запахе ментола. Я узнаю известного шеф-повара, три звезды „Мишлен“. Не сомневаюсь, спустись сюда рок-звезда — он получил бы удовлетворение. Но необходимо взять себя в руки: подсматривающих здесь не жалуют. Пойду дальше. Вот маленькая камера для добровольного пленника. А вот гигантская туалетная комната с душевой кабинкой, асептизирующим жидким мылом и презервативами. В следующих комнатах сталкиваюсь с Франсуа, который удивлен моим лицом девственника: „В ваши годы это действительно первый раз?!“ Тем временем я потерял из виду Софи. На канапе возле танцевальной площадки Нина — брюнетка 28 лет с голубыми глазами. Она приглашает сесть.

— Меня сломил мой последний роман. Поправляю здесь физическое и психическое здоровье, убеждаюсь, что еще нравлюсь. В „Свечах“ нет нужды в долгой подготовке. Берешь, потребляешь и забываешь.

— Немного грустно, нет?

— Почему? Я лишь хочу обрести уверенность и повеселиться…

Повеселиться. Вот, кстати, и Софи, она объявляет мне о приходе известного комика. Мишель, преподаватель философии, садится между мной и Ниной. „Для нашего общества слова ‘жизнелюб’ и ‘жить’ ничего не значат, потому что большинство людей довольствуются уже тем, что живы. Я за свободную жизнь без табу!“ Позднее человек из общества франко-израильской дружбы произнесет перед нами горячую речь об израильском государстве. „Свечи“ горят мириадами огней! Я оставляю этот сюрреалистический дебош, чтобы войти в сады удовольствий (или ада, согласно Церкви. Все зависит от ракурса). Угадываю в полумраке тонкий силуэт знаменитого рокера. Странно видеть его без брюк, с девушкой на коленях перед ним. Две руки берут меня за пояс. Я узнаю сладкий запах духов Нины. Снято!

…Мы расстались с Софи на тротуаре около четырех часов утра. Мольер наблюдал за нами с высоты своего пьедестала, и готов поклясться, что автор „Тартюфа“ нам подмигнул».

Эта пикантная статья была опубликована в пристойном французском журнале для дам. Что точно — ни секс, ни эротика никогда не станут для парижан сюжетом-табу. Лишним подтверждением этому — Музей эротики в районе Клиши. Моя подруга Долорес в этом музее побывала и с восторгом делилась впечатлениями. «Ольга, там все, все про это! О, мы испанцы, с нашим пуританским воспитанием и страхом, въевшимся со времен Франко, никогда не создадим ничего подобного в Мадриде. Экспозиция — чудо! Представляешь, в одном из залов установлен экран, на котором демонстрируются фильмы… ты понимаешь, но снятые в тридцатых годах прошлого века. Я сперва удивилась: музей (пусть и эротики) и откровенная порнография. Обратилась за разъяснением к смотрителю. А он, невозмутимый, ответил: „Мадам, этот фильм настолько стар, что перешел из категории порнографии в категорию кинематографически-исторического образца чувственности наших предков“. — Долорес заливается звонким смехом: — „Ах, хитрец! Хотел меня провести! Не вышло. Порнография она и есть порнография!“».

Глава одиннадцатая ОБ ОДИНОЧЕСТВЕ, РАВНОДУШИИ, СОБАКАХ И ДОМАХ ПРЕСТАРЕЛЫХ

Проходя по парижским улицам, кишащим оживленными, весело переговаривающимися между собой людьми, сложно поверить, что по последним подсчетам более половины парижан одиноки. Одиноки состоятельные старички и старушки в сытых западных предместьях, одиноки в своих мансардах приехавшие из провинции студенты, одиноки заядлые холостяки в центре Парижа, одиноки неустроенные эмигранты из северных округов и предместий. Одиночество идет рука об руку с равнодушием. Разговорившись об этом с моей приятельницей Орелией Буркар, я была удивлена ее бурной реакцией. Эта красивая молодая женщина-искусствовед до недавнего времени жила с родителями. После их отъезда из Парижа поселилась в желанном для всех молодых квартале Марэ, в студио с высоченными потолками. Фотографии обожаемых родных наклеила в туалете: «Не смейся, пожалуйста. Скажи, где еще можно спокойно на них любоваться по нескольку раз в день?»

«В Париже все друг другу безразличны, — горячится Орелия. — Мы роботизированы нашим гигантским городом. В метро выдрессированные пассажиры становятся точно перед дверьми нужного им вагона, который через несколько остановок окажется как раз перед нужным им переходом на другую ветку. Все экономят время и энергию! А на улицах?! Мы же не видим друг друга, все в себе, в делах. Три года назад я писала диплом и допоздна работала в библиотеке Центра Жоржа Помпиду. Как-то вечером на меня в нескольких шагах от выхода набросился пьяный клошар. Колотил с такой силой, что выбил зуб. Думаешь, хоть кто-нибудь остановился, чтобы защитить студентку? Никто! А когда я пришла в соседний комиссариат с просьбой задержать этого психопата, чтобы он не покалечил других женщин, полицейские что-то промямлили, нехотя записали мои показания и никуда и не пошли. В Париже всем на всех наплевать!»