Испанская дочь - Лорена Хьюс

которые мне ни о чем не говорили – называл людей, которых он намеревался пригласить на грядущее в доме сборище. Рассказывал о приятелях, которых повстречал в Винсесе в ресторане. Кто за кем ухаживает, у кого с кем помолвка. И как обычно, вся его болтовня была для меня совершенно бессодержательна. К тому же он очень любил смешивать разные языки. Мог начать фразу по-испански, а закончить по-французски. Анхелика большей частью понимала его речи, но отвечала всегда лишь по-испански, в то время как Каталина не говорила почти ничего – то ли от незнания языка, то ли из отсутствия интереса. Я Лорана понимала полностью, но по-французски, стыдно признаться, уверенно не говорила – хотя отец у меня и был француз. В свою защиту могла бы сказать лишь, что отец покинул Испанию, когда я была совсем крохой, так что у меня и не было возможности практиковаться в его родном языке. Мое знание французского пришло скорее из книг, а также из переписки с отцом, длившейся долгие годы.

Мама всегда говорила, что у отца талант к языкам. Насколько я поняла, испанский он выучил во время своих рабочих поездок по Испании в качестве коммерсанта по продаже хереса. Родители познакомились на ярмарке в Севилье после того, как моя мать овдовела, и отец решил уже больше не возвращаться во Францию. Когда же он познакомился с моей бабушкой, то его предпринимательские амбиции приняли несколько иное направление. Мама постоянно злилась на свою мать за то, что та забила ему голову идеями о шоколаде да какао-бобах, да о больших плантациях за океаном, которые бабушка называла не иначе как «делом будущего».

Мама так и не смогла ее за это простить. До самой своей смерти она винила мою бабушку за то, что осталась без мужа. Мама говорила, что для нее это было больнее, нежели потеря первого мужа, которого унесла болезнь, потому что с моим отцом она не испытала ощущения законченности – лишь годы ожидания и тоски.

Обведя глазами столовую, я поинтересовалась, где Мартин. Каталина сообщила мне своим ангельским голоском, что он живет между Винсесом и плантацией, в доме, доставшемся ему в наследство от отца.

Покончив со снедью, Лоран извинился и ушел, сказав, что условился играть в «Червы» с фермерами с местных ранчо.

– Только это ему и нравится у нас в Винсесе, – заметила Анхелика. – Карты, празднества да наблюдение за птицами.

Я непроизвольно перевела взгляд на Рамону, которая подбирала с ее тарелки зерна какао.

В этот момент в комнату вошла Хулия и спросила у Анхелики, можно ли забирать тарелки. Как обычно, обращалась служанка только к ней. Мне показалось странным, что эта девушка по любой распоследней мелочи спрашивала позволения у Анхелики. Я понимала, что Анхелика старшая из сестер, но все же у меня сложилось впечатление, что Хулия намеренно игнорировала Каталину.

Какое же я испытала облегчение, когда обе сестры, сославшись на усталость, разошлись по спальням, и я осталась в столовой одна. Наконец стол опустел, прислуга занялась мытьем посуды, и тогда я отважилась обследовать нижний этаж дома.

Какова была при этом моя цель? Выявить какие-то связи, найти документы, подписи. Обнаружить хоть что-либо, способное внести ясность в происходившее в этом доме после смерти отца?

Вокруг патио располагались несколько комнат. Пройдясь, я заглянула в каждую через окно. Одна предназначалась для шитья – со швейной машинкой, раскройным столом и целой стопкой разных тканей. Была комната для занятий музыкой – с фортепиано и старым фонографом. Еще одна определенно являлась чьим-то кабинетом.

«Быть может, там кабинет отца?»

Оглянувшись через плечо, я открыла дверь. Горевший в коридоре фонарь проливал немного света внутрь комнаты. Я запалила на столе масляную лампу, взяла ее в руки и стала изучать пространство кабинета. Там были два книжных стеллажа от пола до потолка, вмещавших в себя всевозможные энциклопедии, а также несколько книг на французском.

На письменном столе из вишневого дерева лежала деревянная коробка для сигар и стоял миниатюрный парусник. Я заглянула в боковые ящики. Там лежали несколько документов с отцовской подписью, которая показалась мне точно такой же, как и на чеке. Еще имелся бухгалтерский журнал за прошлый год. Нижний ящик стола, который был значительно больше верхних двух, оказался заперт. Я выдвинула центральный ящик в надежде найти ключ, однако, помимо нескольких перьевых ручек и прочих канцелярских принадлежностей, там не оказалось ничего интересного, за исключением записной книжки в кожаном переплете. Я вытащила книжечку из ящика и пролистнула страницы. Это был дневник, датированный несколькими годами ранее.

Я обернулась на дверь. Сколько у меня есть времени? Взволнованно перелистнула первые несколько страниц.

Отец, должно быть, завел этот дневник, когда только приобрел плантацию, поскольку записывал там наблюдения за разными растениями, обнаруженными на асьенде, фиксировал цикл произрастания их по сезонам. Еще там имелся список покупателей и прочая деловая информация. Переворачивая страницы, я обнаружила всякие схемы и таблички, цены на товар, множество зарисовок с какао-бобами и листьями. Я уже хотела было закрыть дневник, как вдруг заметила одну странность. Ближе к концу книжечки написанное пошло вверх ногами. Несомненно, с конца ее отец вел какие-то иные записи. Перевернув дневник, я обнаружила длинные пассажи на французском – и только взялась их читать, когда услышала за дверью шаги.

Дверь в кабинет широко открылась, и я едва успела опустить дневник обратно в ящик.

– Дон Кристобаль? Что вы здесь делаете?

– Донья Анхелика, вы меня даже напугали! Прошу прощения за вторжение. Я просто искал себе что-нибудь почитать, поскольку мучаюсь хронической бессонницей. Мне следовало бы спросить у вас.

Она прошлась по кабинету, окидывая взглядом отцовский стол.

– Пожалуйста, пользуйтесь. У отца здесь имелись кое-какие романы, – и она указала на нижние полки одного из стеллажей, как раз недалеко от того места, где стояла я. – Впрочем, должна вам сказать, отец очень ревностно относился к своим вещам. И никому – ни мне, ни кому-либо другому – не позволял даже к ним прикасаться. Он до предела ценил организованность и порядок, и одним из его последних желаний было то, чтобы его энциклопедии и коллекция книг остались в неприкосновенности. Он бы сильно рассердился, если б застал вас здесь.

Я направилась к книжной полке.

– Прошу еще раз меня извинить. Этого более не повторится.

«И как мне теперь забрать дневник, если Анхелика следит за каждым моим движением?»

– Ага! «Граф Монте-Кристо»! – Я вытянула книгу с полки. – Всегда хотел прочитать.

– Берите, пожалуйста.

Отходя к двери, я еле удержалась, чтобы не вернуться обратно