Я – меч, я – пламя! - Василий Кононюк

– Дело военных до завершения этой операции пусть будет у вас. Коней на переправе не меняют. Я поговорю с Ежовым, чтобы Радека не трогали. Если у вас нет вопросов, товарищ Артузов, можете идти. Подготовьте наградные листы на товарищей, отличившихся при работе с немецким генштабом. Материалы, которые они добыли, очень важны.

Сталин еще долго ходил по кабинету после ухода Артузова. Он думал над тем, не поспешил ли дать добро на эту сомнительную операцию. Минусов было очень много, а плюс только один. Зато большой и жирный.

«Германия будет недовольна, но дело того стоит. Мы неоднократно обращались к ним с просьбой посодействовать высылке Троцкого из Турции. Никто палец об палец не ударил. Наоборот, их спецслужбы увеличили его финансирование. Если все получится, Артузову за такую операцию Героя давать надо. Головой рискнул».

– Соедините меня с Литвиновым. – Нужно было подготовить будущую командировку. Люди такого уровня, как Тухачевский, с бухты-барахты в зарубежные командировки не ездят.

Работник НКВД младшего начсостава Петр Цыбудько курил папиросу и готовил материалы по делу о неопознанном трупе для передачи в архив. Как верно предсказал Илья, ничего кроме головной боли из этого дела не вышло. Не удалось даже доказать, что это труп Ростислава Селезнева. Опрос его бывших корешей ничего не дал. Поселковые устроили на них настоящую охоту, двое попали в больницу с различными травмами и молчали как рыбы, а остальные просто убежали из города.

Информаторы тоже не рассказали ничего интересного. Похоже, криминал знал не больше, чем милиция и прокуратура. Хотя кое-какие сведения от них поступили. Стало ясно: убитого торговца и пропавшего Селезнева связывали дела по реализации награбленного. Один из информаторов доложил, что его кореш, знавший барыгу, проболтался по пьянке, что тот имел с ним разговор следующего содержания. Барыга жаловался, что Селезнев его обидел, и спрашивал, можно ли найти кого-то, кто бы того приговорил. Кореш барыге ответил, что у Селезнева старшие братья в авторитете и никто просто так на него не попрет. Если у барыги имелись вопросы, все надо было делать как положено. За беспредел придется отвечать. Чем Селезнев обидел барыгу, как они ни копали, узнать не удалось. Это еще раз подтвердило, что у Селезнева могли иметься веские причины для убийства. Кто еще участвовал в этом деле, осталось загадкой. Информаторы однозначно утверждали, что никто из местных урок третьим в этом деле быть не мог. Приезжие фраера обязательно засветились бы, даже если бы безвылазно сидели на хате. Все равно кто-то бы их увидел, людей-невидимок не бывает.

Петро чувствовал, разгадка этой головоломки где-то рядом, но в руки она даваться не хотела. И еще одна мысль уже месяц не давала ему покоя: откуда эта девчонка, выехавшая из города в неизвестном направлении, могла знать про Стаханова? Прочитав в газете про рекорд, он сразу вспомнил тот странный разговор и ее слова: «А еще я будущее знаю. Вот всем говорила, что с Нового года карточки отменят, никто мне не верил. А их отменили! Не все, правда, остальные осенью отменят. А еще в этом году шахтер по фамилии Стаханов трудовой подвиг совершит и о нем вся страна узнает».

«И по радио недавно объявили, что карточки через месяц отменят… все бабы ведьмы!» – подумал Петро, захлопывая папку.

В автобусе, который вез на завод работников, проживающих в Москве, было людно. Все места заняли, несколько человек стояли в проходе.

«Как странно, – подумала Оля, – на заводе в большинстве своем трудятся девушки, а в автобусе одни мужики». В основном это были инженеры, но не только. Ехало много квалифицированных рабочих, работающих на точных станках. Например, навивающих тонкую проволоку на траверсы, чтобы получить сетку радиолампы, или вырезающих изоляторы нужной формы из слюды, в которой крепятся электроды лампы. Два автобуса были выделены заводу, чтоб собирать работников по Москве, но народу в них набивалось плотно. В Олином было более-менее, при желании еще десяток человек впихнуть можно, а во втором, идущем другим маршрутом, даже пару человек добавить было бы непросто.

Уже больше двух недель прошло с тех пор, как девушка начала работать на заводе. За это время она успела внести два рацпредложения, за первое ей начислили пятьдесят рублей, за второе пятьсот, еще пятьсот или больше обещали через год, когда сосчитают экономический эффект от внедрения.

Первое предложение было совсем простым: отдать по заводу приказ всем работникам иметь сменную обувь и переобуваться перед заходом в цех. Заставляли работниц надевать косынки и рабочие халаты, а то, что обувь вся в грязи, сколько ее ни чисти, так это же под столом, ног не видно! Ног не видно, а грязища в цехах, как в хлеву.

– Впрочем, может, в хлеву и грязнее, – объективности ради сказала Оля. Ей еще не приходилось работать в хлеву. Но о том, что в цехе радиоламп должна быть чистота, в книжке написано. Рацпредложение приняли, директор отдал приказ, но, поскольку экономический эффект от такого рацпредложения посчитать трудно, Оле выдали только поощрительную премию. Ее давали в любом случае, даже за самые абсурдные предложения, видно, государство платило работникам за сам процесс мышления и изложения своих соображений понятным языком на бумаге.

Второе касалось организации труда. На сборке ламп до вакуума была одна операция, требующая особенно тонких и ловких пальцев. У одних она получалась лучше, у других хуже. Суть предложения состояла в том, чтобы объединить рабочие места трех человек так, чтобы две работницы готовили лампы для самой сложной операции, а третья, у которой эта операция получалась лучше, занималась исключительно ею. За квалификацию платили надбавку, ну и, поскольку суммарная производительность выросла, а число бракованных ламп уменьшилось, каждая из троих в результате стала зарабатывать больше. Предложение внедрили, никаких расходов оно не требовало, результат стал ощутим на следующий же день, обрадованный директор записал Олю в число стахановок и распорядился начислить ей премию.

Оксидный цех, в котором производились лампы с катодом, покрытым окисью бария, давал основную продукцию завода. Технология была довольно сложной и многоступенчатой. Сперва на керн катода наносился карбонат бария в смеси с карбонатами стронция и кальция. Затем собиралась лампа, и на конечной стадии, при откачке, катод разогревался, карбонаты разлагались на окисел и углекислый газ. Газ удалялся. Кроме катода дорогим элементом в устройстве лампы была сетка. Тонкие сетки тянули из вольфрама, попроще – из никеля. Траверсы могли делать из никеля или из меди. У них на заводе золочение сеток не применялось, не доверили ленинградские товарищи такую ответственную технологию, а на «Светлане», по рассказам инженеров, для некоторых ламп вольфрамовые сетки дополнительно золотили.

Когда Оля ознакомилась с этой непростой и очень дорогостоящей технологией, ей показалось, что она знает, как сделать процесс производства проще, а сами лампы поменьше. Но лишь через несколько дней ей в голову пришла простая мысль. Если сделать катод нитевидным, а сетку приблизить, то от сетки останутся только траверсы – штырьки, на которые сетка навивается. Тут до Оли дошло, что лампа может быть на штырьках, причем правильней всего будет сразу делать пентод, эффект от внедрения станет максимальным. И цена, и объем лампы уменьшатся раз в десять.

Осталось правильно рассчитать положения штырьков и подаваемые напряжения. Стрельцова знала, расстояния и потенциалы электродов нужно подобрать так, чтобы образовалась электростатическая линза, фокусирующая электронный поток в точку между стержнями второй сетки. В результате этого ток второй сетки будет мал, а значит, небольшие колебания напряжения на ней приведут к заметным колебаниям тока анода.

Сейчас окончательно стало ясно, что ей необходимы помощник и внешняя ширма, чтоб не очень светиться с тем, чем она занята. У Оли уже был кандидат на эту должность. Еще раньше в журнале по радиотехнике она натолкнулась на статьи Олега Владимировича Лосева и сразу поняла – ей нужно найти этого человека. Звонок в редакцию журнала с просьбой дать рабочий адрес или телефон Лосева мало что принес. Организации, в которой работал Лосев, уже не существовало. Куда устроились бывшие сотрудники, никто не знал. Олю это не остановило. Несколько дней назад, узнав номер телефона редакции «Красная газета. Вечерний выпуск», которую со временем переименуют в «Вечерний Ленинград», Оля позвонила и продиктовала частное объявление, затем переводом отправила деньги. Объявление было простое и понятное:

«Всем, кто знаком с радиофизиком Лосевым Олегом Владимировичем. Пусть позвонит с восьми ноль-ноль до шестнадцати ноль-ноль в Москву, по телефону Г5762, Стрельцовой Ольге. Ему хотят предложить интересную работу по специальности».