Кровавое наследство - Мэри Элизабет Брэддон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прохладный воздух ночи освежил его пылающую голову, он быстро пересек зеленую поляну и вошел в одну из длинных лавровых аллей, где часто виделся с Юлией Гудвин. Было темно, но Лионель без труда нашел грот, о котором говорила ему домоправительница, и ощупал первую ступеньку лестницы, которая вела прямо в погреб. Он зажег восковую свечу, зная по расположению здания, что его не увидит никто из живущих в доме. Он стал медленно и осторожно спускаться, пригнувшись, чтобы не задеть головой о свод. Чем ниже он спускался, тем становилось виднее, что этот тайный ход уже давно предан забвению: густая паутина висела на стенах, напуганные шорохом шагов Лионеля ящерицы спешили юркнуть в расщелины, скользкая плесень покрывала ступени и ежеминутно грозила ему падением.
Домоправительница его не обманула: этот тайный ход довел его до двери известного погреба. В уме его мелькнула неприятная мысль, что дверь, вероятно, наглухо заперта, но, к его удивлению, дверь тотчас подалась, когда он повернул заржавленную ручку и очутился в первом из погребов северного флигеля. Он рассчитывал, что находится под первым окном, а Калеб смотрел из седьмого окна, когда увидел убийство, от которого помутился его рассудок. Осмотревшись, Лионель увидел просто обширный погреб, стены которого покрывали слои паутины. Дверь во второй погреб была открыта настежь, и он был также пуст; дверь в третий погреб была притворена, но Лионель открыл и ее; теперь он находился рядом с комнатой со знаменательным седьмым окном. Этот третий погреб отличался от первых: в одном углу стоял большой железный сундук, а в другом была лестница. Эта лестница привела Лионеля к двери, но его попытки проникнуть дальше оказались напрасными: дверь была заперта. Все старания и даже ужас ночного путешествия под северным флигелем были напрасны: его поиски ограничились тремя погребами и запертой дверью! «А впрочем, — Подумал Лионель, — быть может, все к лучшему: я должен благодарить Бога за то, что мои предположения, возникшие вследствие рассказа садовника, оказались неосновательны».
И когда Лионель хотел уже спуститься с этой лестницы, его глаза остановились на клочке сукна, повисшем на одном из гвоздей. Этот клочок, казалось, оторван от мужского платья; его первоначальный голубой цвет полинял под действием какой-то странной жидкости, придавшей сукну шероховатую жесткость. Дрожь пробежала по телу Лионеля при этом прикосновении: внутренний голос говорил ему, что эти черные пятна — запекшаяся кровь. Он положил сукно в карман и, продолжая рассматривать ступени, заметил и на них точно такие же черные пятна, а на полу, близ нижней, след целой лужи крови, въевшейся в гнилые доски пола.
Калеб оказывался не безумцем, твердившем о небывалом злодействе, — эти темные зловещие пятна подтверждали его рассказ.
«Итак, отец Юлии убийца, а мне уготована участь стать его обличителем, — подумал Лионель. — Как она будет ненавидеть меня и проклинать минуту нашей с ней встречи! Но пусть будет что будет, а я доведу дело до конца».
Но расследование не было еще вполне окончено: все свидетельствовало, что убитый был сброшен по лестнице вниз и лежал очень долго на этом месте. Оставалось только узнать, куда девался труп. Убийца, вероятно, прокрался сюда ночью и вытащил его через известный ход, чтобы зарыть в саду. «Но он не останется в этой могиле, — подумал Лионель. — Рука, которая привела меня на место убийства, укажет мне, конечно, и могилу убитого. Провидение управляет людьми, и я, который с такой радостью желал бы знать отца Юлии хорошим человеком, теперь становлюсь его обличителем». Когда Лионель собирался идти, он увидел еще один предмет, который поднял и положил в карман: это была лайковая мужская перчатка.
30
Кто опишет чувства Клары Вестфорд в ту ночь, когда была увезена ее Виолетта? Она подходила к дверям Друрилейнского театра немного спустя после того, когда ее дочь вышла из него в сопровождении слуги Гудвина. Сторожа хорошо знали ее и постоянно предлагали ей кресло в приемной, но на нынешний раз, вместо привычного «Доброго вечера» привратник встретил ее взглядом, выражавшим его изумление, но мистрисс Вестфорд, не заметив этого, спокойно села на привычное место.
— Вас ли я вижу, сударыня? — воскликнул привратник, — нам только что сказали, что вы лежите при смерти.
— Слава Богу, я здорова, — улыбнулась мистрисс Вестфорд. — Но кто же вам такое сказал?
— Да ведь за вашей дочерью приезжал недавно какой-то слуга с известием о вашей болезни, он привез ей записку, и она уехала такая взволнованная.
— Вы ошибаетесь, друг мой, это была, вероятно, не она, а другая.
— Помилуйте, сударыня, я знаю вашу дочь!
— И она уехала с этим мужчиной?
— Да, минут за десять до вашего прихода.
Клара была поражена; ее страшная бледность тронула сторожа.
— Успокойтесь, сударыня, — ободрял он ее, — вы, быть может, найдете ее уже дома.
Бесконечен показался мистрисс Вестфорд путь до ее квартиры, и горько было ее разочарование в надежде найти в ней дочь. Она вошла, шатаясь, в неосвещенные комнаты и опустилась в изнеможении на диван. Долго сидела она в тяжелой неподвижности, но она была мать, а мужество матери способно пересилить и само отчаяние: она решилась спасти Виолетту и, сидя впотьмах, старалась припомнить хоть кого-нибудь в мире, кто помог бы ей в таком несчастье, поразившем ее. Несчастная мать не нашла никого: ее гордые родственники отдалились от нее давным-давно, свет позабыл о ней. Только один человек мог помочь ей — это был Руперт Гудвин, ее враг, но что нужды в том?
Утро застало Клару Вестфорд в пути на Сент-Джемс-сквер, где жил Руперт Гудвин, но ее ожидала и здесь неудача: банкир отлучился, и его ожидали только на другой день.
— Если мистер Гудвин уехал на дачу, — сказала мистрисс Вестфорд его слуге, — то я прямо сейчас отправлюсь в Вильмингдонгалль.
— Но его там нет, и я, к сожалению, решительно не знаю, куда он уехал, — отвечал слуга.
— Так я приду завтра.
Тяжело было Кларе возвращаться домой; ей пришло было в голову известить Лионеля об этом происшествии, но она не решилась ввести своего сына в состязание с банкиром. «Нет, — думала она, — этот человек успел превратить в ненависть любовь ко мне отца, он способен отнять у меня и привязанность сына, нет, я одна должна бороться с ним».
Когда мистрисс Вестфорд явилась на другой день в квартиру банкира, ее ввели немедленно в изящно убранный зал на первом этаже. Едва Клара успела усесться на стул, как увидела перед собой банкира.
— Здравствуйте, Клара, — сказал он ей. — Наше настоящее свидание резко разнится от последнего. Я вам говорил, что у меня достанет терпения дождаться часа мести и, он теперь настал.