Час испытаний - Эдуард Ростовцев

Кромешная темнота, обступившая со всех сторон, подействовала на Вольфингагена отрезвляюще. Он решил выбраться из тоннеля. Безрассудство не есть храбрость. Через час он вернется сюда со своими водолазами, и тогда можно будет без особого риска распотрошить эту нору.

Но обер-лейтенанта ждал неприятный сюрприз — пока он исследовал горловину тоннеля, огромная глыба диорита, движимая скрытым механизмом, стала на свое место, наглухо закрыв выход. Вольфингаген долго искал ключ потайного замка, — все было напрасно. Он оказался в каменном мешке, наполненном водой. Однако Вольфингаген не растерялся. За свою жизнь, богатую приключениями, он не раз встречался с опасностью и при этом всегда проявлял удивительное хладнокровие. «Будем считать, что я не менял своего решения и не возвращался назад», — успокоил он себя.

Вольфингаген не мог точно определить, какое расстояние проплыл в темноте, осторожно ощупывая стены и едва шевеля ластами, однако был уверен, что тоннель выходит за пределы набережной. Припоминая расположение береговых построек в районе 15-й пристани, он пришел к выводу, что тоннель должен кончиться где-то под пакгаузами итальянского интендантства. Этот вывод перекликался с другим, к которому обер-лейтенант пришел несколько ранее. «Теперь-то я уже готов держать пари, — по привычке подумал Вольфингаген, — что в том деле замешан кто-то из итальянцев или человек, который выдает себя за такового…»

Тоннель расширился — руки уже не дотягивались до стен. Проплыв еще несколько метров, Вольфингаген попытался достать потолок, но, даже встав на ноги, не смог сделать этого. Вскоре он наткнулся на стену. Она закруглялась, и обер-лейтенант, идя вдоль нее, вернулся на то место, откуда выплыл, — он угадал его по резко снижающемуся каменному своду, о который больно ударился в темноте. Тогда, отступая назад, он слегка оттолкнулся ото дна и осторожно начал всплывать, выставив перед собой одну и подняв над головой другую руку.

Вольфингаген уже понял, что тоннель окончился небольшим, но довольно глубоким водоемом.

Он благополучно вынырнул из воды, но ничего не увидел — на поверхности было так же темно, как и внизу. Бесшумно работая ластами, обер-лейтенант поплыл к берегу, но берег оказался все тем же нависающим над головой сводом из пористого ракушечника. «Кажется, я попал в грот. Здесь где-то должен быть выход». Следующая попытка выбраться из воды увенчалась успехом: сделав несколько гребков, он снова ощупал отвесный берег и примерно на высоте полуметра над поверхностью водоема обнаружил каменный карниз. Едва взобравшись на карниз, он сорвал с себя маску и вдохнул сырой затхлый воздух подземелья. Почувствовав легкое головокружение, прислонился к шершавому выступу свода. Впрочем, отдыхал он недолго. Уже через минуту он расстегнул ремни и, стараясь не шуметь, снял с себя ненужные теперь баллоны и ласты. Постоял, прислушался. В гроте было так же тихо, как и темно. Но Вольфингаген не поверил этой тишине. Он вытащил из ножен кинжал и, осторожно ступая, каждое мгновение готовый отпрянуть назад, двинулся по узкому карнизу. Идти пришлось боком, прижимаясь спиной к стене грота. Темнота таила угрозу. Протяжный стонущий скрип заставил его вздрогнуть. Рука с кинжалом взметнулась над головой. Но тревога оказалась напрасной — просто карниз перешел в дощатый настил, который скрипел и гнулся под тяжестью тела.

Откуда-то сверху упала тяжелая капля. Нога уперлась в деревянную ступеньку, а рука нащупала перила. Начался подъем по ветхой, вздрагивающей при малейшем движении лестнице. Выход был где-то близко. Обер-лейтенант приободрился. Он не был трусом, но безмолвная темнота грота все же действовала на нервы. Однако теперь можно было считать, что он уже выбрался из этой чертовой ловушки. Вольфингаген подумал, что в общем-то все получилось не так уж плохо. Если даже диверсии, успел улизнуть, его карты все равно биты. Конечно, было бы хорошо схватить его сейчас, без этого триумф обер-лейтенанта Эрнста Вольфингагена будет неполным. Но эту часть успеха, видимо, придется разделить с штурмбаннфюрером Хюбе — засады относятся к его компетенции.

Прогнившая ступенька треснула под ногой. Вольфингаген едва удержался на лестнице. Черт возьми, в последнюю минуту тут можно сломать себе голову! Уже не таясь, он включил фонарь. Сноп света выхватил из темноты купол каменного свода, в котором зияло отверстие коридора. Наконец-то! Обер-лейтенанту даже показалось, что где-то в глубине коридора маячит отблеск дневного света. Перемахнув через две ступеньки, Вольфингаген очутился на небольшой площадке, прилепившейся чуть ли не под самым потолком грота, у входа в довольно высокий коридор. Он уже занес ногу, чтобы переступить с шаткой, ненадежной лестницы на каменный пол коридора, когда внезапно ощутил чье-то присутствие. Он не услышал ни единого звука — в гроте по-прежнему стояла глухая, давящая тишина, — и тем не менее Вольфингаген готов был поручиться, что за его спиной стоит человек. Совсем рядом. Обер-лейтенант даже почувствовал на затылке его дыхание…

Если бы Вольфингаген задумался над тем, как мог стоящий позади человек неслышно следовать за ним в темноте по узкому, осыпающемуся карнизу и скрипучей, прогнившей лестнице, он, возможно бы, усомнился в достоверности своих ощущений, равно как и в самом существовании преследователя. Но Вольфингагену некогда было думать. Даже не погасив фонарь, он, почти без размаха, резко повернувшись телом, изо всей силы ударил кинжалом туда, где, ему казалось, стоит человек. Но кинжал только рассек воздух. Потеряв равновесие, обер-лейтенант попытался откинуться назад, чтобы упасть в коридор, грохнулся затылком о стену и потерял сознание. Он не услышал отчаянного треска рушившейся под ним лестницы, не услышал и всплеска воды, принявшей его тело…

Галка очнулась на кровати в незнакомой комнате. Голова болела тупой ноющей болью, но девушка сразу вспомнила, что произошло на банкете. Отвращение к самой себе было ее первым чувством. Руки инстинктивно скользнули вдоль тела. Нет, она одета, а кровать — Галка только сейчас поняла — не разобрана. Это немного успокоило. Галка даже попыталась подняться, но тело, налитое какой-то гнетущей тяжестью, не слушалось ее. Она едва приподняла голову и тотчас же уронила ее на подушку. Однако она успела заметить, что в комнате никого нет. Налево от окна, за которым брезжил рассвет, ей была видна невысокая, до половины застекленная дверь. Через матовое стекло, комнату пробивался электрический свет. За дверью журчала вода. «Ванная, — догадалась она. — Кулагин приводит себя в чувство после вчерашней попойки. Жених! Нет — уже муж… Как глупо получилось!.. Кулагин…» Вот уж о ком она никогда не думала. Конечно, он меньше всего виноват в том, что произошло. Он даже, можно сказать, спас ее. Зачем он напоил ее?.. Голова раскалывается на части… Кулагин — бездарный артист… Что она скажет бабушке? А Гордееву?.. Турне по Европе… Смешно… Его надо теперь звать Сергеем, Сережей…

Мысли путались. Тошнило. Предметы плыли перед глазами, то уменьшаясь, то увеличиваясь в объеме. Ей показалось, что высокая изразцовая печь движется по комнате. Потом Галка забылась тяжелым сном.

Разбудил ее какой-то шум. Было совсем светло. Она повернула голову и увидела Кулагина. Он стоял к ней спиной у раскрытого настежь окна. Свежий, пахнущий морем воздух порывами врывался в комнату. На Кулагине были шерстяной свитер и неизменный шарф. «Горло боится застудить», — невольно усмехнулась Галка.

За окном тяжело ударило, будто лопнула огромная лампа. И тогда Галка поняла, что это взрыв — второй взрыв, первый разбудил ее. Она вскочила и подбежала к окну. Кулагин посторонился.

— Война не забывает этот город, — медленно, словно в раздумье, сказал он.

Галка не ответила, даже не взглянула на него. Из окна далеко вокруг было видно море: белые барашки волн и низкие серые тучи, простертые до самого горизонта. Шел дождь. Но все это она заметила потом, а первые несколько минут Галка видела только одно — вставший на дыбы и быстро погружающийся в воду немецкий эсминец. Коренастый капитан третьего ранга с бесцветными глазами успел всего лишь на полмили отойти от берега. Ему уже не суждено было получить вожделенную награду. Ни ему, ни его команде…

В порту истошно завыла сирена. Кулагин решительно отстранил Галку и закрыл окно.

— В наше время опасно быть любопытным, — заметил он, морщась, словно от зубной боли.

— А вы не из храбрых, Кулагин, — насмешливо сказала Галка.

— Достаточно, что я играю героев на сцене.

— И, надо сказать, играете их отвратительно,

— Приятно это слышать от молодой жены.

Галка покраснела.

— Ну вот что, Кулагин. Я благодарна вам за вчерашнее. Но надеюсь, вы не приняли всерьез ту отвратительную комедию, в которой нам пришлось играть.

— Кому — как, а мне вчера досталась роль дурака.