Философ - Джесси Келлерман

Однако ночами, в снах, я действительно убивал Альму и ничего с этим поделать не мог. Было ли то моей виной? Я не мог запретить этим мыслям являться ко мне. Мне снилось, как я душу ее. Как бью дубинкой по голове. Как вонзаю в нее кухонный нож. Снилось, что я скачу на коне, на огненноглазом коне, и сбиваю Альму, и конь затаптывает ее до смерти. Конь был горяч и огромен, пар валил из его ноздрей, копыта его месили тело Альмы. Я рассекал топором ее череп, и брызги мозгов разлетались по ковру, а я вытирал ладони о мою рубашку. Я вбивал ей в рот, в самую глотку, комья бумаги, и улыбка ее становилась все шире, глаза гасли, а губы беззвучно произносили: «Спасибо, мистер Гейст».

– Жарища адская, – сказал Эрик.

– Это мой племянник? – крикнула из гостиной Альма. – Скажите ему, пусть зайдет.

Я отступил в сторону, пропуская его в дом, а затем ушел в свою комнату и плотно закрыл дверь. Лег на кровать, попробовал задремать, однако меня так трясло, что об этом и думать было нечего, да и голоса, долетавшие из гостиной, заснуть мне не позволяли. Я совсем уж было собрался встать и уйти, но тут Альма постучала в дверь и спросила, не буду ли я так добр, не разогрею ли обед?

Я поднялся и отправился исполнять мои обязанности, потом посидел за кухонным столом, притворяясь, будто решаю кроссворд.

– Что происходит?

Он стоял передо мной, худое тело его изгибалось, опираясь на дверной косяк.

– Она наверху, в ванной, – сообщил он. – Скоро спустится.

Я молчал.

– Ну хоть намекните, – попросил Эрик.

Я продолжал молчать, и он уселся напротив меня за стол.

– Эй, я просто пытаюсь завести разговор. Вы ведь разговорами тут занимаетесь, а? – Он откинулся на спинку стула, сцепил на затылке пальцы. – Так давайте попробуем вместе.

Молчание.

– Думали вы о том, что я вам сказал?

Я не ответил.

– Наверняка же думали, хоть немножко.

Я молчал.

– Не понимаю, с чего вы так разозлились.

– Я не разозлился.

– Ладно, я все равно на догадки не мастер.

Я продолжал молчать.

– Знаете, я правда думаю, что нам надо бы еще раз все обговорить.

– Нам нечего обговаривать.

– Конечно, есть.

Я не ответил.

– Вот и давайте поговорим, – сказал он.

– Я все рассказал полиции, – сообщил я.

На миг он побледнел. Затем улыбнулся:

– Да ну?

Я кивнул.

– И о чем вы им рассказали?

– Обо всем, что вы мне наговорили.

– А что я вам наговорил?

– Вы сами это знаете.

– Да нет, не знаю.

– Ну, значит, нам и разговаривать не о чем.

Он опять улыбнулся:

– Я не говорил вам, что врун из вас дерьмовый?

– Я не вру.

– Ладно, – согласился он. – Ну, тогда нам, наверное, стоит подождать и посмотреть, что будет.

– Полагаю, что так.

– Правильно полагаете. Может, вы и были в полиции, может, не были. И то хорошо, и это. Я к тому, что вы можете говорить им что угодно. Идея-то была ваша.

Я уставился на него.

– Ну да, – сказал он. – Вы же сами ко мне пришли. Правильно? Конечно, сами. Сами предложили мне сделку. Попросили отдать вам дом. Значит, если они заявятся ко мне с вопросами, я, понятное дело, скажу им всю правду. А правда в том, что я мою тетеньку люблю. Я думал, что и вы ее любите. Принимал это на веру. Но знаете что, приятель? Если они начнут расспрашивать, что да как было, мне придется передать им все ваши слова.

Я хоть и пытался подготовиться к такому обороту, почувствовал себя разбитым наголову:

– Какие еще слова?

– Да вы их много всяких наговорили.

– Например?

– Ну, вы и сами знаете.

– Нет, не знаю.

– А вы подумайте, – посоветовал он. – Глядишь, и вспомните.

Молчание.

– Полагаете, это заставит меня передумать?

– Не знаю, приятель. Может, и заставит. Зато знаю, что врун из вас дерьмовый. В общем, можете считать, что это я вам второй шанс даю.

Я промолчал.

– Дело ваше, – продолжал он. – Только не забывайте, если мне вдруг станет не по себе, так я могу и сам в полицию пойти, первым. Я не хочу, чтобы до этого дошло, но либо так, либо этак. А вот и барышня наша идет.

– Добрый вечер, – сказала Альма. Волосы ее были влажны. – Поедим?

– Еще как, – ответил Эрик. – Я проголодался.

– Он меня утомляет.

Альма, постанывая, прилегла на софу. Я стоял в холле, у двери, которую только что закрыл за Эриком. Уходя, он опять подмигнул мне, и голову мою все еще словно сводило судорогой.

Скажи ей.

Это будет так легко.

Говори.

На то и даны слова.

– Вы меня ослушались, – сказала Альма.

Я удивленно взглянул на нее.

– Ваши туфли.

Я опустил взгляд на свои мокасины. В последнее время им пришлось потрудиться, от чего они лучше не стали.

– Стыд и позор, мистер Гейст. Я дала вам деньги на совершенно определенную покупку. То была единственная моя предсмертная просьба. – Она улыбнулась. – Думали, я забуду?

– Нет.

– Тогда позвольте спросить, почему вы до сих пор одеты, как нищий бродяга?

– Я…

Скажи ей.

– Я все еще продолжаю искать подходящую пару.

– Ну так поторопитесь, а то я сочту вас неблагодарным. – Она неловко поерзала на софе. – Вам ведь скоро домой ехать.

О поездке я забыл напрочь.

– Это не обязательно, – сказал я. – Я все отменю.

– Глупости.

– Я не могу оставить вас одну.

– Очень даже можете.

Скажи ей.

– Да и не хочется мне туда ехать. На меня там только тоску нагонят.

– В небольших количествах angst приносит пользу душе.

– И кто за вами будет присматривать?

– В понедельник приедет доктор Карджилл.

– А до понедельника?

– Как я уже говорила, мне удавалось годами прекрасно обходиться без вас, – обойдусь и во время вашей отлучки.

Скажи же.

– А вдруг с вами что-то случится?

– Мистер Гейст. Ну что со мной может случиться?

Скажи сейчас.

– Все что угодно.

– То есть вы надеетесь оградить меня от конца света, так, что ли?

– Я…

– Или вы ожидаете всего лишь тайфуна?

– Послушайте, я не могу покидать вас… такой.

Она нахмурилась:

– Предпочитаю оставить эти слова без того ответа, какого они заслуживают.

– Нет, постойте. Давайте будем честными. Разве вы не этого от меня хотите? Честности? Так вот, если честно, я боюсь за вас.

– С чего вдруг?

– Вы нездоровы.

– Но вы же не считаете, будто в этом присутствует нечто новое.

– Ладно, не будем об этом. Я остаюсь.

– Мистер Гейст. Откуда вдруг такое упрямство?

– Я позвоню домой и скажу, что не приеду.

– Мистер Гейст…

– Вот сию же минуту и позвоню.

– Вы этого не сделаете, мистер Гейст…

– Сделаю.

– Мистер Гейст…

Мы продолжали препираться, я говорил тоном все более резким, пока наконец не выпалил, запинаясь, все, что услышал в баре от Эрика. Закончил я совсем уже задохнувшимся и стал ждать ее реакции – естественно, полной ужаса. Однако она сказала лишь:

– Ага.

– То есть?

– Я тронута вашей заботой, мистер Гейст. Я понимаю, что вам пришлось очень нелегко. Но не понимаю, однако, какое отношение имеет все это к вопросу о том, следует ли вам отменить вашу поездку домой. Если мой племянник и вправду способен на нечто подобное…

– Я же рассказал вам, что он говорил в баре.

– Вы меня не поняли. – Она улыбнулась. – В смысле нравственном он, может быть, и способен. Но в практическом слишком бестолков, чтобы довести такое дело до конца.

– Это не шутка.

– Вам не о чем беспокоиться, мистер Гейст. Я вооружена.

– Все очень серьезно.

– О, разумеется.

Чем сильнее я заводился, тем с меньшей, похоже, серьезностью она ко мне относилась. То обстоятельство, что мысли и чувства мои я оказался способным выражать лишь гневными вскриками, раздражало меня ужасно, и от этого гнев мой только усиливался.

– Ради бога…

– Предположим, вы правы. И как же вы предлагаете мне поступить?

– Обратитесь в полицию.

– Ах, мистер Гейст, будьте благоразумны.

– Это вы будьте благоразумны.

– Позвольте указать вам на тот факт, что если Эрик хочет мне навредить, в чем я сомневаюсь, то предпринимать что-либо сейчас, когда он открылся вам, было бы просто глупо. Я бы на его месте стиснула зубы и просто пожалела о том, что по ошибке выбрала соучастника, у которого, вопреки всем вероятиям, имеются принципы. – Она улыбнулась снова. – Один из величайших недостатков моего племянника состоит в том, что он видит в каждом себя самого.

Я не мог взять в толк, почему она так спокойна.

– Если вы не позвоните в полицию, я не уеду. Да и после звонка – не уверен.

– Тогда скажите мне, что я выиграю, послушавшись вас?

– И уж как бы там ни было, вы не можете помешать мне позвонить им.