Обрушившая мир (СИ) - Лирийская Каролина Инесса

Новая усмешка, более довольная, чем раньше. Она ломается, медленно. Это что камень водой точить по капле. Трудно, больно, теряя слишком много времени и сил. Но в конце это сработает.

Габриэль почти утратила веру и без моей помощи, но не задумывается об этом, привычно считая, что все по-прежнему. Вот что Он не включил в список грехов — подчинение привычкам.

— Вспомни, сколько раз тебе хотелось врезать как следует Михаилу. Он давно пошел не по тому пути, ни один демон не заслужил его крестовых походов, ни один человек не должен подчиняться ангелам. У них есть право выбора, а ангелы медленно отбирают его, завоевывают человеческий мир. Значит, это нам, их презренной Тьме, желающей мирной спокойной жизни, приходится выбирать. Так выбирай!

— Я служу Свету!

— Именно что служишь, рабски ему преклоняешься. Тьма дарит тебе свободу, не будь настолько глупой, чтобы отказаться! Новый мир, который мы завоюем — для нас, для смертных…

Внутри у нее что-то перемыкает, ломается с механическим треском. Так ли теряется вера? Пусть будет так, легче ведь ошибаться, чем искать правду. Габриэль встает, трясясь; я вынуждена выпустить ее. Синеве возвращается поразительная яркость. Последнее прикосновение, легкое касание, невесомое, как крыло летней бабочки, меняет все настолько, что я вижу уже совершенно другую личность. В чертах ее лица мелькает жесткость, уверенность, завоевывая тело архангела у страха.

— Наконец-то, — киваю я.

— Ты рада тому, что сотворила со мной? Искалечила…

— Я рада, что больше не придется смотреть на твое лицо целыми днями. Хочешь, провожу к Люциферу? Думаю, вам нужно многое обсудить. Он будет рад тебя видеть: наш Сатана ведь твой брат, все же…

Она отрицательно качает головой: и сама найдет дорогу, ей теперь они все только вниз ведут.

Габриэль ли это? Или кто-то другой, очень похожий? Тьма не меняет так сильно личность, она всего лишь стирает рамки дозволенного, делая мысли более свободными. Судя по медленно проявляющейся улыбке, ей начинает это нравиться, чувство будоражит, зовет.

Габриэль поправляет растрепанные золотистые волосы. Улыбка становится шире, пока она копается в себе, извлекая все больше тайных желаний. Моей душе уже не нужно находиться рядом, она сама все разберет, одна. Я касаюсь кинжала, висящего на поясе, не медля, выхватываю его и вонзаю в грудь архангела.

Связь рушится мгновенно. Умирает старая Габриэль. Почему-то остается чувство, что я убиваю и частичку себя.

Глава 12. Кровь

Почему-то мне не спится несколько ночей подряд, и это начинает злить. Пытаясь найти причину бессонницы, я перерываю в памяти последние события, размышляя, в чем же дело, что именно подточило и без того шаткий самоконтроль. На первый взгляд, все неизменно, но я чувствую, как нечто неуловимо меняется. Как приближается главная битва, которую я так хотела, — это и будоражит, и немного пугает.

Ночи я провожу, лежа на кровати и бесцельно пялясь в потолок. Даже глаза не закрываются, хотя усталость разливается по телу, и мне просто необходимо отдохнуть после долгого дня. Однако мысли сбивают со сна. Который день я совершенно вымотана по утрам, веки горят, будто воспаленные, а голова непривычно тяжела, как при затяжной болезни, сопровождаемой лихорадкой. С этим определенно надо что-то делать; как я ни пытаюсь, прийти в нормальное состояние не могу.

Начинается еще один день, и до меня доходит, что я лежала, слепо уставившись наверх, всю ночь. Голова раскалывается, я глушу боль алкоголем, и от этого мне плохеет еще больше. Рыча сама на себя, я отправляюсь прогуляться, проветриться немного, и теряюсь на улице среди шумной демонской толпы, бесцельно брожу, пока не сталкиваюсь с Самаэлем. Он радостно скалится на меня, и что-то мне подсказывает, что встреча эта не случайна. Из груди рвется тихий стон.

— Кара, ты меня слышишь или как? — орет на ухо Самаэль.

Мы устроились на крае глубокого старого колодца, находящегося напротив Дворца — вот он стоит, выше всех улиц, которые надо еще прошагать, чтобы оказаться на площади перед ним, но сидя здесь, я могу в полной мере наслаждаться черно-острой красотой резиденции Сатаны, витражными блестящими окнами и высотой шпилей. Точнее, я могла бы, если бы меня это хоть как-то интересовало.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Дело в воспоминаниях, да? — пытается угадать Антихрист. — У отца есть какая-то магия… Короче, я не очень в этом разбираюсь, но он как-то притупляет память, выбрасывает ненужное. Тебе тоже стоит попробовать — выбросить все из головы.

— Это Габриэль, — убежденно говорю я. — Она же архангел, а мы связали души ненадолго, вот и меня задело ее Светом. Все со мной будет в порядке, переживу, это пройдет, как болезнь…

Самаэль долго смотрит на меня, и становится неуютно от этого пронизывающего взгляда. Он словно видит меня насквозь, но с его магией это, скорее всего, так и есть.

— Есть разговор, — напоминает Самаэль, легким взмахом руки материализуя мне в руки подшивку каких-то листов.

Задумчиво листаю материал, чисто для вида, поскольку на самом деле оно меня совсем не интересует. Самаэль должен это понимать, и он терпеливо ждет, пока я наиграюсь в вежливую наемницу, чтобы показать мне нужную страницу.

В меня черными глазами вцепляется фотография какой-то девушки. Черные волосы ниже пояса, темная одежда… Хуже всего глаза — несмотря на то, что это лишь снимок, мне кажется, что она меня видит. Стараясь отвлечься от ее лица, я переключаюсь на текст. Весьма скупая информация, хотели отметить только главное.

— Запрос на помощь от пражского отделения Инквизиции, — подсказывает Самаэль. — Мне казалось, тебе это будет интересно, у тебя там были знакомые когда-то. Кажется, это тот самый маг.

Я замираю, так и не перелистнув страницу. Они нацелились на Влада, в этом нет сомнений, вот только так просто я его им не отдам. Кошусь краем глаза на Самаэля, наблюдая за его реакцией; он на удивление спокоен. Я додумываю? Нет, Ад никогда не упустит своего, так просто не отступится от Высшего боевого мага, и даже я, такая далекая от колдовства, понимаю, что в этой войне он нам пригодится.

Не отдам им Влада, ни за что… Но Самаэль молчит, и я утыкаюсь носом обратно в бумаги. Еще одно задание на уничтожение — это становится традицией. Но на этот раз цель не ангел, не демон и даже не человек. Я просматриваю текст снова, словно боясь что-то упустить из этих от силы десяти строчек биографии. Высший вампир, значит.

Я встаю с бортика колодца в раздумьях. О нечисти мы мало что знаем в основном потому, что никогда ей не интересовались: они не обращают внимания на нас, мы — на них, и такое положение дел всех устраивает. Устраивало. Задание на убийство Высшего вампира просто так не выдали бы, сколько бы угодно ни просила о помощи Инквизиция — они вполне самостоятельны, чтобы справиться сами, а если не хватает сил, то это не наши проблемы. В Агнесс, этой самой вампирше, кто-то увидел угрозу — или все-таки история упирается во Влада, приславшего запрос. К чертям раздумья. Мне указали убить — я убью…

— Думаю, помощь тебе не помешает, — напоминает Самаэль.

— И к кому ты посоветуешь обратиться? — хмурясь, спрашиваю я.

На какой-то миг мне кажется, что Самаэль согласен сам немного помочь. Не скажу, что действительно интересуюсь этим, но любопытно было бы взглянуть на знаменитую силу, которая может сдернуть планету с орбиты.

— Не увиливай, ты знаешь, что я имею в виду Войцека. Он нам нужен. Нужен Аду.

Мастер намеков, твою мать! Я вовремя успеваю подавить раздраженное шипение, чтобы не огрести за неповиновение от самого Антихриста.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Он продал душу Аду, — мягко напоминает Самаэль. — Самое время напомнить про долг и привлечь его к этой войне. Задание — удобный предлог вам встретиться и все обсудить…

Я сжимаю бумагу, не обращая внимание, что некрасиво мну ее — и Самаэль наверняка это видит. Пусть именно я заключала сделку с Владом, пусть за помощь по работе он обещал отплатить службой Аду, я надеялась, что все давно забыли об этой мелочи — почти формальности. Влад заслужил обычную, спокойную жизнь, насколько таковая вообще может быть у инквизитора, и я никогда не потащу его к нам вниз, в песок и боль.