Рота Шарпа - Бернард Корнуэлл

- Вот! У нас были проблемы с браконьерами, Форрест, чертовски серьезные проблемы. Среди крестьян завелся негодяй! Но моя замечательная жена поймала его!

- Замечательно, сэр, – Форрест вложил в эти слова весь свой энтузиазм.

- И более того, не просто поймала! Она приобрела новый капкан. Чертова штуковина оказалась настолько мощной, что отсекла ему ступню, и он умер от гангрены. Вот, смотрите, миссис Уиндхэм пишет: «Это так вдохновило нашего приходского священника, что упомянул в воскресной проповеди, что испытает Наказание за грех свой каждый, кто не Заботится о Долге своем!» - Уиндхэм обвел собравшихся восторженным взглядом. Шарп готов был поспорить, что никто из прихожан не забывает о своем долге, пока миссис Уиндхэм так заботится о своем, но решил, что момент не очень подходит для того, чтобы произнести это вслух. Уиндхэм снова уткнулся в письмо. - Чудесный человек наш священник. В седле держится, как настоящий вояка. Знаете этот текст?

Шарп подождал, пока бухнет пушка, потом мягко произнес:

- Книга Чисел, глава тридцать вторая, стих двадцать третий[40], сэр?

Полковник воззрился на него:

- Черт возьми, как вы узнали? – в голосе сквозило подозрение, как будто стрелок мог прочесть письмо. Лерой ухмылялся.

Шарп решил не рассказывать, что в спальне сиротского приюта, где он рос, этот текст был написан на стене трехфутовыми буквами:

- Показалось подходящим, сэр.

- Именно, Шарп, чертовски подходящим. «Наказание за грех ваш постигнет вас». И постигло, а? Умер от гангрены! – Уиндхэм расхохотался и повернулся поприветствовать майора Коллетта, приведшего с собой слугу полковника, нагруженного бутылками вина. Полковник улыбнулся офицерам: - Думаю, это надо отпраздновать. Давайте выпьем за ночную атаку.

Пушки стреляли до самого конца заката, а потом, уже в темноте, свистки бросили превосходящие силы британской пехоты на маленький форт. Артиллеристы на городской стене, услышав, что британская канонада затихла, опустили дула своих пушек и начали стрелять прямо по склону холма, не заботясь больше о Пикурине. Ядра выбивали из атакующих рядов целые взводы, но ряды смыкались и продолжали идти вперед. Потом из города раздались более глухие звуки разрывов, и наблюдатели на холме увидели темно-красные огненные хвосты снарядов, огромными арками встающие в небе над озером: в ход пошли гаубицы. Ракеты распускались диковинными алыми цветами. Парни из 95-го, выстроившись цепью, окружили форт, и Шарп увидел яркие вспышки выстрелов: стрелки пытались попасть в амбразуры. Французы, засевшие в форте, ответного огня пока не открывали: прислушиваясь к доносящимся из темноты командам и свистящим над головами винтовочным пулям, они ждали настоящей атаки.

Офицерам на холме ничего не было видно, кроме вспышек выстрелов и разрывов снарядов. Шарп любовался пушками на стене. Каждое ядро изрыгало пламя, в течение нескольких секунд яркое и мощное, затем принимавшее странную изломанную форму и существовавшее независимо от орудия: медленно гаснущая, извивающаяся красота, дух огня, складка огненной драпировки, которая вдруг сворачивается внутрь себя и исчезает. Эта картина завораживала, и он стоял и смотрел, попивая вино полковника, как будто никакой войны не было, пока донесшийся из темноты победный крик не сказал ему, что атакующие батальоны опустили байонеты и пошли на приступ. И остановились.

Что-то пошло не так. Победный крик затих. Ров, окружавший маленький форт, оказался глубже, чем можно было ожидать. К тому же, невидимый с низкого холма, он был заполнен дождевой водой. Атакующие собирались прыгнуть в ров, легко взобраться на стену, используя взятые с собой короткие лестницы, и применить байонеты к малочисленному противнику. Вместо этого им пришлось остановиться, а французы тем временем подкрались к своим разбитым укреплениям и открыли огонь. Мушкеты легко перекрывали ров, а ответный огонь британцев бессмысленно бил лишь в каменную кладку форта и измочаленные палисады. Французы заставляли людей прыгать в ров или отступать к задним шеренгам. Почувствовав возможность неожиданной победы, они заряжали и стреляли, заряжали и стреляли, а потом, чтобы лучше осветить своих беспомощных жертв, притащили пропитанные маслом зажигательные снаряды, которые приберегали для последней атаки, и спустили их по стене.

Эта ошибка оказалось роковой. С вершины холма Шарп видел, как атакующие беспомощно барахтаются на краю рва. В ярком свете зажигательных снарядов британцы были легкой мишенью для французских артиллеристов на городских стенах: те стреляли по сторонам форта, одним выстрелом отправляя целые шеренги в вечность и заставляя атакующих искать убежища под стенами форта. Но свет выявил и странную слабость форта. Шарп снова выпросил у Форреста подзорную трубу и сквозь запотевшее стекло разглядел, что защитники выставили по краю рва деревянные колья, чтобы не дать взобраться по его внутренней стороне. Колья эти уменьшали ширину рва до тридцати футов, и прежде чем подзорную трубу отобрал майор Коллетт, Шарп заметил первые лестницы, уложенные как мост с опорой на так удобно торчащие колья. Это подошел 88-й, тот же полк, в рядах которого он бился в Сьюдад-Родриго - парни из Коннахта. Три лестницы легли прочно, дерево было мокрым, прогибалось, но держало, и ирландцы начали опасную переправу прямо в лицо мушкетным пулям. Кто-то сорвался в ров, но остальные перебрались, и фигуры в темных мундирах, освещенные пламенем, взобрались на вал – а за ними перебирались все новые и новые.

Свет зажигательных снарядов гас, поле боя погружалось во тьму, и только звуки доносили до вершины холма повесть об этом бое. Были слышны вопли боли, но выстрелов почти не было, что говорило тем, кто понимает: в ход пошли байонеты. Потом раздался победный крик, быстро докатившийся до задних рядов атакующих, и Шарп понял, что британцы победили. Коннахтские рейнджеры искали в изрешеченном ядрами форте выживших французов, длинные байонеты раскидывали обломки дерева, а Шарп улыбался в ночь, думая, что это был хороший бой. Патрик Харпер будет ревновать: ребятам из Коннахта будет что порассказать о переправе по ненадежному мосту и о победе. Голос Уиндхэма ворвался в его мысли:

- Итак, джентльмены, дело сделано. Следующий ход за нами.

Повисла тишина, потом раздался голос Лероя:

- За нами?

- Нам приказано взорвать дамбу! – Уиндхэм был полон энтузиазма.

Со всех сторон посыпались вопросы, но Уиндхэм ответил только на один.

- Когда? Я пока не знаю. В течение трех дней, вероятно. Держите это в тайне, джентльмены, я не хочу, чтобы каждый Том, Дик или Гарри знали об этом. Наша атака должна быть приятным сюрпризом, - Уиндхэм расхохотался, его настроение стало еще лучше.

- Сэр? – тихо произнес Шарп.

- Шарп? Это вы? – в темноте было трудно понять, кто говорит.

- Да, сэр. Прошу разрешения на время атаки присоединиться к легкой роте, сэр.

- Вы кровожадный ублюдок, Шарп, – в голосе Ундхэма слышалось торжество. – Вам бы в лесничие! Я подумаю.

Он двинулся прочь по траншее, оставив Шарпа размышлять, кем его все-таки считают, лесничим или солдатом. Неподалеку возник огонек, едко пахнуло табаком. Из клуба дыма донесся глубокий язвительный голос Лероя:

- Если повезет, Шарп, один из нас погибнет, и ты получишь назад свое капитанство.

- Может, этим счастливчиком буду я?

Американец расхохотался:

- Думаешь, кто-то из нас считает по-другому? Ты ж чертов призрак, Шарп! Ты нам напоминаешь о том, что все мы смертны. Кого из нас ты заменишь?

- Есть предложения?

- Только не меня, Шарп, не меня. Думаешь, я покинул Бостон только для того, чтобы ты занял мое место в строю? Вот и нет!

- А зачем же тогда ты покинул Бостон?

- Я американец с французским именем, родился в семье роялистов, сражаюсь за англичан и их немца-короля, к тому же, безумца. О чем тебе это говорит?

Шарп пожал плечами: в голову как-то ничего не приходило.

- Я не знаю.

- Так и я, Шарп, и я не знаю, - сигара ярко вспыхнула, потом погасла. Лерой понизил голос: - Иногда я гадаю, правильную ли сторону выбрал.

- И что ты об этом думаешь?

Лерой на секунду запнулся. Шарп четко видел его профиль, обращенный к темному городу.

- Думаю, я все-таки прав. Мой отец присягал на верность Его Королевскому Величеству, и я унаследовал это бремя. Вот он я, Величество, твой защитник, - он снова рассмеялся. Шарп редко видел, чтобы Лерой так много говорил: ирония, с которой американец смотрел на мир, обычно была молчаливой. – А ты знаешь, что Америка собирается вступить в войну?

- Слышал.

- Хотят вторгнуться в Канаду. Скорее всего, так и сделают. Я мог бы стать генералом в их армии, в мою честь называли бы улицы... Черт, да что там улицы! Целые города! – он снова замолчал, и Шарп понял, что Лерой думает о совсем другой участи: заброшенной могиле в Испании. Таких, как Лерой, было много – людей, чьи семьи после американской революции остались верны королю Георгу, кто стал изгнанником, но не бросил сражаться. Лерой снова рассмеялся, но невесело: - Завидую я тебе, Шарп.