Сень горькой звезды. Часть первая - Иван Разбойников

Гармонь рявкнула мехами, и неожиданно в молодые голоса вклинился старческий, дребезжащий и прокуренный: «В Калек-еган я ходила белой рыбки промышлять, меня Дарья полюбила, а я Дарью не любил!» Ночь потряс взрыв хохота такой силы, что звезда закачались в прибрежной волне. Пробудившиеся на косе чайки подхватили хохот, как эстафету, и долго еще не могли угомониться, охали и ахали над южным темпераментом выплясывающего у огня пьяненького мужичка.

Постойте, а почему именно южным? Кто это придумал сибиряка кондовым неповоротливым увальнем, углубленным в себя, склонным к одиночеству молчаливым великаном? Откуда появился и кочует в литературе, по телевизионному и киноэкранам прилипчивый штамп? Что-то немного встречал я таких среди своих земляков. Напротив, коренной сибиряк невелик, разговорчив, сообразителен. Суровая природа не щадит неповоротливых и медлительных, не дает времени на раздумье и раскачку. Чтобы выпить с приятелем самовар чая, готов он гнать лошадей верст за двадцать по зимнику и в ночь возвращаться обратно. Он весел, приветлив, доверчив. Речь его быстра, резка, понятна. Если попробовать выразить сибирский характер одним словом, то им окажется ПРОВОРСТВО.

Или возьмем гуляющее по юбилейным поздравлениям пожелание какого-то сибирского здоровья. Сразу и не разберешь, досужий ли это вымысел, неудачная ли шутка или замаскированное недоброжелательство. Какое такое сибирское здоровье и откуда ему взяться вообще? Неужто именно Сибирь более других краев одарила природа благодатным для сохранения человеческой жизни, ласковым климатом? Верно, изредка встречаются по Сибири отдельные долгожители, да только живут они не благодаря своему здоровью и благоприятным для долгожительства погодам, а скорее вопреки им. Как и другие насельники необъятных просторов российских, подвержен наш сибиряк и жестокой простуде, и инфекции, и застарелому ревматизму, и новейшему остеохондрозу. Только вот не стонет он над своими болячками, не заглатывает целыми горстями модные таблетки, а помалкивает о застарелых своих недугах, считая неприличным и болеть и болтать о хворобах. Возможно, отсюда и появилось заблуждение о феноменальном сибирском здоровье.

Но вот мужики, что собрались возле костра поменьше, и на самом деле впечатления хворых или, скажем, вялых не производят. Не заметно и усталости. В неизносимых пиджаках из довоенного сукна и наваксенных хромовых фуражках степенно расположились они на бревнышках, потягивают чаек и болтают о разных разностях. Так вот просто собраться поговорить не так уж часто случается: все времени не хватает. Где его напастись, времени-то? Не успеет лето начаться, а глядишь, и конец его виден. Сколько всего надо успеть сделать, припасти на долгую зиму, чтобы потом не сидеть «зубы на полку». Потому в вечных хлопотах отцы: то с топором, то с веслом в руках, неясно, когда и спят, да и спят ли вообще, а уж что не отдыхают, так это совершенно точно. Днем на колхозной работе стараются, а чуть поближе к вечеру, глядишь – засобирались на ночную рыбалку, на которой, изредка смежая веки, промаются до рассвета, да притом еще стараются не опоздать на бригадную разнарядку.

Однако дело делом, а иногда и поразвеяться не мешает, особенно если к тому имеется такой выдающийся повод, как приход первого парохода. И вот, оторвавшись от неотложных дел, по одному подтянулись чалдоны к далекой пристани и разместились вокруг костра на бревнышках. Все у них степенно, солидно, и разговор серьезный. О чем еще и говорить русскому мужику на отдыхе, как не о работе? Тем более что Котова провожают.

Девиз «догнать и перегнать» докатился и до таежной глухомани, наполнив сердца колхозников смутными и тревожными ожиданиями грядущих перемен и очередных нововведений. И они не заставили себя ждать. Еще до ледохода из области пришла директива председателю колхоза Котову сдать дела своему заместителю, а самому первым же пароходом отбыть на областные курсы повышения квалификации: королеве полей потребовались подготовленные почитатели. С молодым председателем колхозникам расставаться не хотелось так же, как и принимать в свое время, когда инструктор райкома привез его на место Якова Ивановича, который хотя и старался, но от недостатка грамоты поднять захиревший за войну колхоз никак не мог. Как тогда ни сомневались, как ни рядили, а Котова председателем пришлось избрать. Якова Ивановича оставили ему заместителем. Так, на всякий случай. Вопреки опасениям, старый и новый между собой поладили и потянули колхоз так, как тянут воз добрый коренник с хорошей пристяжной.

Шустрый молодой председатель не сразу по сердцу пришелся. У нас ведь как привыкли: обсуждать и решать не торопясь, обстоятельно, с тайной надеждой, что пока принимается решение да дойдет до исполнения, так уже и надобность в нем сама собой рассеется. Не таков оказался Котов, не зря учен. Разглядеть сумел, что среди леса – а в хозяйстве одни развалины, и доски взять негде, хоть из города вези. Понадобится плаха хозяину – он ее из бревна тешет или на козлах продольной пилой вдвоем с сыном пилит. Для одной избы хватит, а на весь колхоз не напилишься. Сумел Котов убедить правление купить локомобиль и пилораму. Правленцы в принципе были не против, да одно смущало: денег в кассе отродясь не водилось. Рассказали Котову, как в Тюмени маслом торговали, чтобы сенокосилки купить. Посмеялся председатель, обозвал всех партизанами и пообещал под локомобиль в банке ссуду взять. Посомневались: боязно, раньше никогда не брали у государства в долг. Непривычно в должниках ходить – не в местных обычаях. А Котов смеется: «Нынче все хозяйства кредиты берут, и мы возьмем, еще и катер с трактором купим». Трактором он всех и доконал. Давно пора колхозу свой трактор заиметь. В общем, привезли локомобиль и пилораму, стали колхозу тес пилить. Подлатали хозяйство, новую молоканку выстроили.

А председатель уже и новое дело затеял: звероферму завести. У нас, говорит, животноводство не выгодно: корма грубые, белком бедные, да и тех не хватает. Из-за короткого лета стойловый период целых восемь месяцев, а если случится большая вода и затопит ближние выпаса – то и все десять. При такой арифметике к весне коровки с голоду ревмя ревут, на таловой коре да вениках только и держатся. Покосы на островах да за Обью сплошная неудобица: и травы море, и взять нельзя. Будь у колхоза трактор, и тогда ничего не изменится: на топких лугах после