Бес смертный - Алексей Рыбин

«А как это, интересно, хоронят не окончательно?» – шепнул я Карлу Фридриховичу, но тот не ответил да еще пихнул меня локтем под ребра.

– Вы-то сами, Железный, не затрахались на самопальных гитарах жужжать? – спросил породистый модник у надувшегося металлиста.

– А мне по херу, я у Отца Вселенной всегда аппарат могу взять. Или купить, или в аренду. Мы с ним дружим.

– Отец Вселенной, кстати, – спокойно сказал Дик, – по моим сведениям, стукач.

– Ты знаешь что?! Ты за базар отвечай, да! – подскочил к нему Железный. За его спиной выросли волосатые удальцы в черных косухах.

Карл Фридрихович сделал удивленное лицо, но промолчал. Я тоже промолчал, но брови на всякий случай поднял.

– Сам ты стукач, говно газетное, – шипел Железный, и его худое, жесткое лицо с каждым новым словом все сильнее бледнело и каменело. – Что ты тут гонишь? Сиди у себя в конторе и не лезь к людям. Тебя сюда не звали, лох старый. Ты иди к своим юмористам бухать, там тебе нальют…

– Сядь, придурок, – сказал Дик.

Железный подавился замерзшим на языке ругательством.

– Чего ты сказал? – наконец выдавил он. – Чего ты…

– Я сказал – сядь, придурок, – повторил Дик, и я понял, что пожилой журналист владеет не только карандашом и клавишами пишущей машинки. Любой понял бы.

В дальнем углу зашептались волосатые. Мне не нужно было прислушиваться, чтобы различить довольный голос: «Сейчас наваляет писатель Железному. Давно пора. Оборзел, сука. Достал».

Железный сощурился, скривил губы и вдруг повернулся к собратьям.

– Идем отсюда на хуй, – сказал он, непонятно к кому из собратьев обращаясь. – Пусть тут в игрушки играют. – И двинул потянулись за ним, остальные кожано-волосатые остались на своих местах.

– А ты, – Железный хрестоматийно развернулся в дверях и пальцем, унизанным тяжелыми стальными перстнями-черепами и кольцами-змеями, указал на Дика, – ты у меня еще получишь. И никакие менты тебе не помогут. Отцу Вселенной я тоже от тебя приветик передам.

Телохранители налетели на резко замершего для постскриптума шефа и неловко затоптались в дверном проеме. Когда они наконец исчезли, Дик обвел тяжелым взглядом всех присутствующих, задержав его на нас с Карлом Фридриховичем.

– Ну что же, – сказал журналист. – Все, что ни делается, все к лучшему. Железный нас покинул, а оставшиеся, я думаю, обладают здравым смыслом в большей степени, чем эта суперзвезда…

В комнате тихо захихикали.

– Чтобы закрыть этот вопрос, скажу для тех, кто не знает. В полиции я не служил, не служу и служить не собираюсь. Я всю жизнь любил и люблю рок-музыку и буду делать все, чтобы она в нашей стране вернула потерянные в свое время позиции.

Мне стало смешно – слова Дика слишком уж напоминали дежурную клятву на вечеринке какого-нибудь тайного общества.

– Мы провели большую работу. Если кто-то думает, что это было легко, то…

Дик кашлянул, давая всем понять, что это было нелегко.

– В общем, я считаю, что нужно начинать работать. Команда, на мой взгляд, подобралась отличная, здесь представлены лучшие музыканты и группы нашего города…

Я услышал, как журналист проглотил слюну. Большинство тех, кого я видел в полутемной комнате вполне приличного загородного дома, куда меня привез Карл Фридрихович, Дику не нравились. Это я знал со слов Русанова, да и от Дика тоже – он сам выходил на меня в поисках справочного материала и иногда комментировал происходящее в том, что он называл «рок-подполье».

– У нас будет не просто клуб, где вы будете играть и получать за это деньги. Легально, я подчеркиваю – легально. Я знаю, что вы зарабатываете на подпольных концертах, но это, вы же сами понимаете, чревато…

– Чревато, чревато, – кивнул давешний красавец. – Меня тут тоже чуть не повязали.

– А кто это? – прошептал я Карлу Фридриховичу, и тот одними губами ответил:

– Новая группа, «Гости». Это их лидер, Сухоруков… Модный парнишка, перспективный.

Неизвестно, что имел в виду мой куратор, назвав Сухорукова перспективным, но ответ меня удовлетворил.

– Власть уже не может нас игнорировать, – продолжал увлекшийся журналист.

Я хоть и хорошо слышу, но я не могу быть живым детектором лжи. Однако в этом случае я был уверен, что Дик говорит чистую правду. Во всяком случае насчет того, что он не имеет отношения к полиции. То есть сейчас он был совершенно искренним и свято верил в то, что говорил, – такие чистые были у него интонации, голос не дрожал, не напрягалась гортань, речь его была легка и чиста, как первая рюмка хорошей, холодной водки.

– Не может она не знать, что мы есть и чем мы занимаемся, не может не реагировать на нашу деятельность.

– Подумаешь, деятельность, тоже мне, – вставил Сухоруков. – Музыку играть…

– Вот мы и объясним ей, власти, что ничего дурного не делаем, что следует разрешить молодежи заниматься музыкой, следует показывать ее людям, а люди пусть сами решают – нужна она им или нет… Ну, все это мы уже обсуждали. Да, совсем забыл… С нами будет Русанов – от, так сказать, деятелей официальной культуры. Если кого-то начнут смущать тексты песен, Русанов будет их отстаивать, ну а если тексты и в самом деле безграмотны – поможет их выровнять, довести до более или менее профессионального литературного уровня. Он уже дал свое согласие.

– Класс, – прошелестело по комнате. Книги Русанова здесь любили.

– Завтра мы с Кириллом, – Дик кивнул в сторону Карла Фридриховича, – идем в управу, и у нас будет последний разговор с представителями городских властей. Если мы завтра договоримся, то, считайте, дело пошло. Нам дадут помещение, аппаратуру… В общем, молитесь, держите кулаки и все такое… Завтра вечером будет принято решение. Пан или пропал.

Карл Фридрихович тихонько кашлянул. Удовлетворенно так, тепло и уютно хрюкнул.

– Ну что же, – сказал он, прочистив горло. – Кажется, всем все ясно? Я, к сожалению, должен ехать… Мы с Боцманом откланиваемся и завтра вместе с Виталием сообщим всем о принятом наверху решении.

Мы первыми вышли из домика, спрятавшегося в густых кустах сирени, и сразу сели в машину. Я достал телефон, который по требованию куратора во время собрания был отключен.

– Ждешь звонка? – спросил Карл Фридрихович.

– Ну, Отец Вселенной-то должен проявиться. Мы же с ним стрелку забили, а я его, получается, продинамил. А чей это дом, кстати?

– Дом? Мой дом. Видишь, как живут люди, честно работающие на государство? Парни, правда, об этом не знают… Думают, что хозяин – другой человек. По доброте душевной их пускает. А хозяин – мой управляющий всего-навсего…

Куратор усмехнулся.

– У тебя все впереди, Боцман. А на Соловьева – плюнь. Он же, видишь, сука, засветился.

– Ну да, конечно… Только у меня-то с ним дела остались.

– Отваливай от него. Какие с ним могут быть дела, с козлом?

– Денег я ему должен… Вернее, инструменты. Он мне дал денег…

– Да пошли его на хер. Как же он, мудак, прокололся? Что знает Дик – знает и свинья…

– А что вы теперь с ним будете делать?

– Что? – хитро прищурился куратор, не отрывая взгляда от дороги.

Мы проехали мимо черной громады ворот, открывающих путь на дамбу, которая строилась уже несколько десятков лет и которая, я думаю, никогда не будет достроена.

– Что? Хочешь знать, что бывает, когда агент проваливается?

– Не без этого.

– Ко всем подход сугубо индивидуальный. С учетом конкретных особенностей личности. Так что общих правил для таких случаев не существует. Судьбу Коли Соловьева по кличке Отец Вселенной ты на себя не примеряй.

В животе куратора что-то страшно заурчало.

– Так что же ему готовит эта самая судьба? Просто интересно, безотносительно меня.

– Что готовит? Он сам себе уже все приготовил. Достал он всех на самом деле. Ворует, гаденыш… Раз уж засветился – парни эти, металлисты, они сей факт без внимания не оставят. Сами с ним разберутся. А я его прикрывать больше не стану. Хватит. Его прикрываешь, а свою жопу подставляешь…

Запикал мой мобильный. Я даже не взглянул на высветившийся номер – знал, кто меня добивается.

– Это ты? – спросил я.

– В чем дело, Боцман? – заорал из трубки Отец Вселенной. – Что это за кидалово? Ты мне должен бабки, понимаешь, баб-ки! Инструменты уже всё, проехали, теперь бабульки отдавай. А то – ишь, крутого из себя строишь, а людей динамишь… Ни гитар, ни денег. Я тебе давал полторы тонны. Где они?

– Ты, Коля, со всеми так разговариваешь? – спросил я как можно спокойнее.

– Что ты гонишь, Боцман? Что ты мне вешаешь?… Ты людей продинамил, а сам тут вешаешь… Я с тобой всегда по-хорошему…

Он орал так, что слова его услышал даже куратор.

– Не отдавай ты ему ни фига. Незачем уже, – тихо сказал он.

«Хорошие у вас порядочки, – подумал я. – Деньги не отдавай, все друг на друга стучат, а ты, козел, у меня два диска взял и замылил…»