Влечение - Инга Берристер

— С тебя вообще нельзя спускать глаз, — проворчал Ив, оглядываясь на смущенную его тоном Софи. Его глаза были полны нежности, и это окончательно лишило ее присутствия духа. Она уставилась в окно и больше не говорила.

Софи поймала себя на том, что утратила ощущение времени. То и дело поглядывая на часы в приемном покое больницы, она никак не могла сосредоточиться и запомнить время. Она в одиночестве ожидала, пока Иву зашьют рану, и ей казалось, что это длится бесконечно долго. Арлетта встретила знакомых и где-то болтала с ними.

Дверь кабинета открылась, и Софи вскочила, увидев высокую фигуру Ива.

— Ну как? — спросила она, почему-то покраснев. — С тобой все в порядке?

— Думаю, что да. Они все вычистили и наложили шов. Похоже, они уверены, что осложнений не будет, — бодро сообщил Ив.

Он подошел к ней и произнес совсем другим голосом:

— Софи...— Она вся напряглась, и он, заметив это, ободряюще и вместе с тем робко положил здоровую руку ей на плечо. — Софи, давай попробуем... попробуем все начать сначала. Сегодня мне пришлось столько пережить... Столько всего передумать... Наш ребенок...— На лице его появилось задумчивое, мечтательное выражение. — Сын или дочь. Послушай, если не для себя, то для него мы должны попробовать еще раз.

— Может быть, ты и прав, — тихо сказала Софи.

— Нам с тобой повезло, мы оба росли в нормальных семьях, с двумя любящими родителями,— дрогнувшим голосом продолжал Ив. Затем, словно испугавшись, быстро добавил: — Конечно, я не хочу сказать, что мать... или отец не в состоянии воспитать ребенка в одиночку.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать,— с трудом сдерживая слезы, ободрила его Софи. Она изо всех сил старалась не разрыдаться  от переполнявших ее эмоций.

— Но ребенок... Когда родителей двое и они любят друг друга... уважают и доверяют друг другу...

— Мне очень жаль, что я сразу не рассказала тебя о Фернане,— проговорила Софи, не страшась вернуться к тому, что их разделило. — Я должна была это сделать и все время собиралась, но...

Она не знала, что, сказать еще. Несколько часов назад, поняв, что произошло, увидев рану Ива и его кровь, она осознала, как он рисковал, спасая ее и ребенка. Теперь она не могла скрывать от себя, что любит его преданно и глубоко. Но скорее всего безнадежно. Она и сейчас была уверена, что он любит Катрин. Впрочем, даже если бы он и не любил Катрин, оставались и все прочие проблемы: ее дядя, ваза.

— Мы просто не имеем права не попробовать, — донеслись до нее слова Ива.

— Попробовать...— медленно повторила она и посмотрела ему прямо в глаза. — А что, если ребенок... если наш ребенок будет похож на дядю Фернана? Будет ли он тебе так дорог тогда?

Ив смертельно побледнел, но выдержал ее взгляд.

— А что, если он будет похож на меня? — ответил он вопросом на вопрос.— Будешь ли любить его тогда ты?

Софи удивилась. Она-то, конечно, будет! Что за странный вопрос?

— Ничего не получится, Ив, — сказала она с сожалением, близким к отчаянию. — Между нами всегда будет стоять эта история с вазой и то обстоятельство, что Фернан был моим дядей. К тому же... — Она запнулась, но заставила себя договорить до конца: — К тому же мне никогда не удастся забыть, что я всего лишь заменяю женщину, которую ты любишь на самом деле, и что на мне ты женился только из-за ребенка. Тебе кажется, что если ты не можешь жениться на Катрин, то любая...

Продолжать она не могла. Рыдания перехватили ей горло, а из глаз покатились слезы.

— Если я не могу жениться на...— страшным голосом переспросил Ив, искренне пораженный. — Что за безумие, Софи! Объясни...

В этот момент из-за поворота коридора показалась Арлетта. Не замечая ни повисшего в воздухе напряжения, ни крайней ярости на лице Ива, она жизнерадостно воскликнула:

— Отлично! Я вижу, вы оба в полном порядке, и можно ехать. Ив, мы отвезем тебя домой.

Негромко выругавшись, Ив включил стоявшую на столике возле кровати лампу и протянул руку за бутылкой болеутоляющего. Как его и предупреждали, левая рука горела огнем. Проснулся он, однако, не из-за этого.

Ему приснилась Софи: слабая и беззащитная, она растерянно вырывалась из рук тащивших ее бандитов...

Он вспомнил, что пережил в ожидании врача, когда отнес ее на лужайку и послал Арлетту в медпункт. Он понял в те минуты, как дорог ему Софи — именно она, а не только их ребенок. Понял, что плевать ему на ее родство с Фернаном и на эту дурацкую историю с вазой. С каким наслаждением он разбил бы чертову вазу собственными руками! И что бы он отдал, лишь бы не увидеть тогда эту вазу и не совершить глупость, вызвав полицию!

Теперь у него не оставалось ни малейших сомнений в том, что единственный смысл его жизни — это любовь к Софи и что любить ее он будет всегда. Но как убедить ее в этом? Теперь он твердо знал, что и она любит его

Достаточно было вспомнить ее лицо, когда она увидела, что он ранен. А что касается ее идиотской фразы насчёт Катрин...

Утром он во всем разберется и все уладит. Утром... А пока... Но где же это чертово болеутоляющее?

Однако утром оказалось, что разбираться с чем бы то ни было Ив не в состоянии.

Он метался в бреду, весь мокрый от горячего липкого пота. В его распухшей руке пульсировала невыносимая боль, а беспрестанно образующийся в ране яд темно-красной полосой медленно поднимался к плечу.

9

— Здравствуй, Доминик! Что-то у тебя сегодня на редкость озабоченный вид, — приветствовала Элиза племянника, столкнувшись с ним неподалеку от его конторы.

— Еще бы, — буркнул он. — Пришлось самому возиться с завтраком, так как Катрин помчалась в Сент-Мари. Там ждали возвращения Ива, но он не приехал. И по телефону не отвечает. Может быть, его оставили в больнице?

— В больнице?

— А ты не знаешь? Вчера в Сент-Мари двое бандитов напали на Софи Дюфур, и, если бы не Ив, Бог знает, что бы они с ней сотворили.

— Боже, какой ужас! Но Ив едва ли остался в больнице. Вчера вечером я видела, как Арлетта привезла его домой. Кстати, и Софи была в машине. Они что, помирились?

— Хотелось бы верить, но...— На лице у Доминика отразилось сомнение.— То ведь была не случайная ссора. Помнишь севрскую вазу Батистена? Ив утверждает...

— Я в курсе,— перебила его Элиза.— Очень глупая история.

— Так ты знаешь?.. Ну ладно. Извини, я очень спешу.— И Доминик, расцеловав тетку, удалился.

Утро было на редкость приятным, но Элиза не обращала внимания на погоду. Мысли ее были заняты злосчастной вазой. Что за дурацкая история! Ни одна ваза в мире не стоит того, чтобы из-за нее двум влюбленным грозила разлука.