Право на свободу, право на любовь - Наталья Мазуркевич

— У меня все собрано. Я не успела ничего разложить, а служанка не понравилась Хелю и…

— В таком случае — бери, — разрешила Эрика. — И поторопимся.

— А брат? И разве мы не должны предупредить кронпринца? Невежливо уходить не попрощавшись.

Эрика рассмеялась и, наставительно вздернув палец, сказала:

— Вежливость определяется императором. И вот заставлять ждать его — невежливо. Но можешь не беспокоиться, Арье сообщат — я распорядилась. Что касается бастарда, ему уже должен был прийти приказ явиться к переместителю. О твоей команде позаботятся отдельно, — предугадывая мой вопрос, сразу ответила Эрика.

Поскольку других причин задерживаться у меня не нашлось, а игнорировать приглашение императора для большинства людей, к которым я себя все еще относила, — глупость несусветная несовместимая с благоприятным продолжением жизни, я подхватила рюкзак и посеменила за Эрикой, пристально ее разглядывая (благо глаз на затылке у женщины не оказалось).

Высокая, чему способствовали каблуки, бодро цокающие по каменному полу, с шикарными густыми волосами, выкрашенными в присущий правящей фамилии цвет, в длинном узком платье, заставляющем передвигаться маленькими шагами, отчего казалось, что женщина просто плывет над полом, Эрика заставляла обращать на себя внимание. Даже меня ее походка, ее взгляд, да и весь облик вынуждал соответствовать стандартам дворцового поведения. Признаться, мне даже стало стыдно за свой неопрятный после сна вид, но я предпочла сделать вид, что нисколько не переживаю, и гордо пройти мимо двух магов, ожидавших нас у перехода.

Что удивительно, вышли мы не в общем зале и даже не в небольшом кабинете, предназначенном для вип-гостей, а просторном помещении, оформленном под гостиную. Хотя, присмотревшись повнимательнее, я не могла не признать, что гостиная — единственная функция данной комнаты. Все же в кабинете или в зале встреч не могло быть столько мягкой мебели, а уж про небольшие круглые подушечки с пожеланиями и вовсе не следовало говорить.

— Добро пожаловать во дворец, — отвлекая меня от изучения обстановки, сказала Эрика. — Прости, я решила немного отложить твое знакомство со светским обществом и попросила перенести нас в мои покои. Пусть это и сложнее для мага, но ведь могут у нас, девочек, быть свои капризы? — Она лукаво улыбнулась, хотя глаза оставались внимательными и цепкими. Оценивала мою реакцию? Зачем?

— Спасибо, вы просто моя спасительница, — в лучших традициях барышень воскликнула я. Разум окончательно проснулся, а вместе с ним и осторожность с неприятием вторжений в собственный мир. А никак иначе, чем вторжением, я такое пристальное внимание назвать не могла. Конечно, существовал вариант, что Эрика стремиться узнать меня лучше, чтобы закрепить свои позиции при дворе, но… Императрица не могла не знать, что я не представляю никакой ценности: все мое отношение к семье так и оставалось номинальным, никакой власти мне не перешло. И признаться, последнему обстоятельству я была неимоверно рада.

— Не стоит благодарности, — закономерно откликнулась Эрика. От былого внимания на ее лице не осталось и следа: даже глаза потеплели. — Я была рада познакомиться с таким очаровательным ребенком, как вы.

Пусть я себя ребенком уже года два как не считала, но промолчала и даже благодарно улыбнулась. Надеюсь, искренне — в школе все же неплохо учили. И пусть актерское мастерство пока не входило в мою программу, но парочку уроков от Кристины прослушала и даже поупражнялась вместе с ней.

— Вы… очень добры, — чтобы засмущаться, не пришлось прилагать особых усилий, просто вспомнить, где я теперь нахожусь. Вот уж действительно повезло — ничего не скажешь. Если для адекватного восприятия поездки в гости к кронпринцу, Хель вечерами рассказывал мне забавные истории про этого самого принца, то шутить насчет императора — таких среди нас не водилось, и сейчас мне было очень не по себе от нахождения здесь.

— Мы же одна семья, — искусственная белоснежная улыбка осветила лицо императрицы. И дело было вовсе не в идеальности зубов, их цвета или чего-то там еще, просто… я не верила в ее искренность. Не верила и все тут. Почему я не могла объяснить себе, ведь ничего плохо Эрика мне не сделала. Более того, проявила заботу, несвойственную моей семье. Несвойственную? Да, она чрезмерно добра, хотя мачеха так поступать не должна и, судя по редким отзывам Хеля, и не поступает. Поэтому мне кажется, что она играет? Как бы то ни было, выбирать не приходилось.

— Да, это чудесно. — Еще одна ничего не значащая фраза. — А вы не подскажите, где я могу найти Хельдерана? Мне очень совестно вас утруждать, но… мне сложно без него, не поймите меня неправильно.

— Думаю, он скоро появится и заберет вас. Сомневаюсь, что у нас осталось много времени, но если у вас есть вопросы…

— Вы стали обращаться ко мне иначе, официальнее, — заметила я изменение.

Эрика сделала хитрое лицо и, поднеся палец к губам, тихо сказала:

— Мы же во дворце. А здесь свои правила. Я могу научить вас, если пожелаете. — Женщина протянула вперед руку так, чтобы соприкоснулись браслеты, устанавливая связь. — Можешь обращаться ко мне в любое удобное время.

— Спасибо, я ценю ваше расположение.

Сказать что-либо еще я не успела. Хель не стал стучаться, не стал он и приветствовать императрицу — просто ухватил меня за руку и вытянул из, как он позже выразился, ‘обители гадюки’.

По коридорам мы пронеслись со скоростью взбесившегося кара: я даже не успела рассмотреть группу придворных, которые от удивления остановились и застыли как вкопанные. Хель все шел куда-то, сворачивал и сворачивал, то поднимаясь, то спускаясь по лестнице, пока наконец не успокоился и не остановился, затянув меня в какие-то покои.

Присутствие на стене самого принца в маскарадном костюме, больше подходившем для детского утренника, чем для дворцового бала, заставило хихикнуть: так вот какой он — нелюбимый портрет Хеля! Сомнений, что я оказалась на территории брата, больше не возникало: слишком уж недовольно выглядел Хель, когда я разглядывала портрет и оригинал, сравнивая, насколько изменился принц за два года с момента работы художника.

Наконец, словно придя в себя, юноша стянул с кресла накидку и набросил на раму, полностью скрывая ненавистное изображение. Снять его он не мог — мать находила изображение милым, а отец… император, видимо, за что-то решил наказать сына. Или приучить быть выше все этого. В любом случае, пока замысел его величества плодов не принес: Хель продолжал скрывать портрет от посторонних глаз, крайне негативно реагируя на все с ним связанное.