Михаил Строгов - Жюль Верн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Милый друг, — сказала Надя, — вам надо ехать вместе с нами в Иркутск.
— Да, действительно, надо ехать! — отвечал Николай. — Телеграф еще должен действовать между Удинском и Иркутском и там… Так едем, что ли, батюшка?
— Подождем до завтра, — отвечал Михаил.
— Правда твоя, — сказал Николай. — Ведь я забыл, что нам надо переправляться через Енисей, а теперь темно, ничего не увидишь!
— Ничего не увидишь! — прошептала Надя, думая о своем слепом товарище.
Николай услышал ее.
— Прости, батюшка, — сказал он, обращаясь к Михаилу. — Я совсем забыл, что для тебя ведь все равно, что день, что ночь!
— Не извиняйся, — отвечал Михаил, проведя рукою по глазам. — С таким проводником, как ты, я еще могу действовать. Тебе только следует отдохнуть, да и Наде тоже. Завтра наступит день!
Им недолго пришлось искать себе места для отдыха. Первый же дом, к которому они подошли, был не заперт и совершенно пуст. Около дома лежала небольшая куча сухих листьев. За неимением лучшего, лошадь должна была довольствоваться и этой скудной пищей. Что же касается до съестных припасов кибитки, то они еще не были истреблены, и наши путешественники не замедлили подкрепить свои силы. Затем после краткой молитвы перед висевшим на стене образом с еще не потухнувшей лампадой, Николай и молодая девушка легли спать. Михаил же не спал всю ночь, его мучила бессонница. На следующий день, 26 августа, еще задолго до рассвета, они сидели уже в своей бричке и ехали через березовый парк к реке. Михаил Строгов был весь погружен в свои думы. Каким образом переправиться через реку, если — а это было очень возможно — все барки, плоты и паромы истреблены нарочно, с целью задержать нападение татар? Он хорошо знал Енисей, так как ему несколько раз приходилось переправляться через него. Он знал, что ширина его очень значительна, что течение очень быстро, в особенности в том месте, где русло реки раздваивается.
— А все-таки я перееду! — говорил Михаил Строгов.
Когда кибитка подъехала к левому берегу реки, к тому самому месту, где оканчивалась одна из больших аллей парка, стало светать.
В этом месте берег подымался на сто футов от уровня реки, и Енисей был виден на далекое пространство.
— Не видать парома? — спросил Михаил, перенося машинально, по старой привычке, свои потухшие глаза с одной стороны на другую.
— Теперь только начинает светать, — отвечала Надя. — Над рекой стоит еще густой туман, ничего нельзя разобрать!
— Но я слышу плеск воды, — продолжал Михаил.
Действительно, сквозь туман слышалось глухое рокотание волн — то сталкивались два противоположных течения.
Вода в это время года была всегда очень высока, течение же страшно быстро и сильно.
Все трое стояли и ждали, когда рассеется туман. Солнце быстро поднималось над горизонтом, и его первые лучи не замедлили рассеять предутреннюю мглу.
— Ну что же? — спросил Михаил.
— Туман проходит, брат, — отвечала Надя.
— Ты еще не видишь поверхности реки, сестра?
— Нет, еще не вижу.
— Будь немножко терпелив, батюшка, — сказал Николай. — Все это исчезнет! Да вот, смотри! Подул ветер, туман начинает рассеиваться. Вот на правом берегу показались и высокие холмы, покрытые лесом! Все проходит, все улетучивается! Ах, как все это прекрасно, бедный ты мой, какое это для тебя несчастье, что ты не можешь любоваться таким чудным зрелищем!
— Ты не видишь лодки? — спросил Михаил.
— Не вижу никакой, — отвечал Николай.
— Посмотри хорошенько на этом берегу и на том, смотри так далеко, как только можешь! Нет ли где барки, лодки, хоть душегубки какой-нибудь?
Николай и Надя, держась руками за ветки берез, растущих на краю берега, почти повисли над рекой. Глазам их представилась необъятная даль. Енисей в этом месте имел полторы версты в ширину и разделялся на два неравных рукава. Между этими рукавами лежало несколько островов, густо заросших ивой, ольхой и тополем. На той стороне громоздились высокие холмы правого берега, увенчанные лесами, верхушки которых казались пурпуровыми при свете восходящего солнца.
Верховье и низовье Енисея совсем терялось из виду. Вся эта чудная панорама раскинулась на пятьдесят верст кругом. Но ни на правом, ни на левом берегу, ни около островов — нигде не было ни одного судна. Все было или увезено, или истреблено по приказанию.
— Я припоминаю, — сказал Михаил Строгов, — там выше, сейчас за городом, есть маленькая пристань. Там всегда останавливались плоты. Друг мой, — обратился он к Николаю, — поднимись наверх, посмотри, нет ли где на берегу забытой лодки.
Николай бросился бежать по указанному направлению. Надя взяла за руку Михаила и повела его туда же.
Если бы нашлась барка, простая лодка, где могла бы поместиться кибитка с лошадью или, в крайнем случае, только они сами, и Михаил Строгов не задумался бы пуститься в дальнейший путь.
Минут двадцать спустя все трое пришли на маленькую пристань. По берегу реки лепились небольшие домики; это была в своем роде деревенька, приютившаяся у подножия Красноярска. Но на песчаном берегу не оказалось никакого гребного судна, ни одной лодочки, даже ничего такого, из чего можно было бы соорудить хоть какой-нибудь плот для перевозки троих людей.
— Как-нибудь да переправимся, — сказал Михаил Строгов.
И поиски продолжались. Они обшарили несколько домов, стоявших на берегу и пустовавших так же, как пустовали и все дома в Красноярске. То были хижины бедных людей. Николай зашел в одну, Надя обежала другую, даже Михаил и тот входил поочередно в каждый дом и шарил рукою по всем углам, стараясь найти хоть что-нибудь полезное для себя. Поиски Николая и молодой девушки оказались напрасны, они не нашли ничего и готовы были уже вернуться назад, как вдруг услышали зовущий их голос Михаила. Они вышли на берег и увидели слепого, стоявшего в дверях одной из хижин.
— Ступайте сюда! — кричал он им.
Николай и Надя поспешили к нему и следом за ним вошли в дом.
— Что это такое? — спросил Михаил, трогая рукой какие-то разнообразные предметы, сваленные в кучу в углу чулана.
— Бурдюки, — отвечал Николай, — да их, пожалуй, наберется тут с полдюжины.
— Они наполнены чем-нибудь?
— Да, наполнены кумысом. Это, в сущности, хорошо, кумыс обновит нашу провизию.
Кумыс — это особое питье, приготовляемое из молока кобылицы или верблюдицы, питье, подкрепляющее организм, даже немного опьяняющее, и Николай мог только поздравить себя с подобною находкой.
— Отложи один бурдюк в сторону, — сказал ему Михаил, — а из остальных вылей вон кумыс.