Обращение в слух - Антон Понизовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вам уже говорю — выгоняла…
Ну а ему-то чего? Соберётся — уходит. Ключи взял от гаража — стал ночевать в гараже.
В октябре в одиннадцать часов вечера сын мне звонит и говорит: «Мам, быстрей беги к гаражу. Ско-рей. Михалыч помирает».
Я говорю: «Ты что!» Прибегаю — а он от водки обпился, и уже ручки-ножки вытянуты были. Мы его под руки домой волоком притащили, давай отхаживать…
Есть такое лекарство в аптеке, типа кофе продаётся. Только чуть-чуть потемней. Я не помню, как называется. Как чай разводишь, отпаиваешь, и выходит всё с организма… ну, убивает вот эти водочные, я не знаю… ну, отравление, отравление водочное.
Вы́ходили. Снова кто? Снова я.
Что? Красивая жизнь?
Я ему говорю: «Мне такая жизнь надоела. И зачем я тебя здесь вижу?!» Вот просто!
И он сыну моему сказал: «Наверно, Слав, я уеду домой: мать не хочет меня видеть. Я, — говорит, — наверное, в январе уеду, пятого января».
И я с октября-месяца замолчала и ни слова ему не сказала. И не ругалася, ничего.
Ну, чтоб человека зря не обижать: раз сказал — собирайся и уезжай.
Просто сказала: «Я четырнадцать лет терьпела, а два месяца я уж как-нибудь потерплю». И терьпела.
Пришёл Новый год, я накрыла стол.
Он у меня только спросил: «Что-нибудь купить?»
Я говорю: «Ничего не надо».
Стол накрыла, сели за стол. У меня племянница сейчас живёт. Мы выпили — молча. Мы с племянницей стали одеваться на улицу идти гулять. И он молча с нами оделся. Пошёл возле ёлочки с нами походил. Мы вернулись — и он пришёл домой — молча.
Первое молча, второе так же молча, третье…
Четвёртого числа я прихожу с работы, а он… в дугу — пьян! Здесь у меня нервы не выдержали… и если б я всё то сказала, что я сказала тогда… Там были слова все какие хотите! У меня был предел всему на свете.
Я говорю: «Ты сказал, что ты пятого числа уедешь! Ты сегодня как сволочь нажрался, упился, и ты билеты не покупал! И зачем ты мне снова здесь нужен? Собрал манатки — и аля-улю: подальше!»
Ну, не знаю, что на него подействовало — или сознательность, или… не знаю.
Он мне шестого числа утром встал и говорит: «Галь, дай сумку».
Я ему приношу баул большой, потому что вещей много. Я говорю: «Пожалуйста».
«Я седьмого числа уезжаю».
Я говорю: «Счастливо».
Он говорит: «Нет, эта сумка мне не нужна, я возьму… Можно я возьму, там на балконе чёрная, другая?»
Я говорю: «Пожалуйста».
«Я возьму только то, что необходимое».
Что он взял — я не знаю. И с чем он уехал — не знаю. Сын его седьмого числа отвёз.
Но утром он встал и сказал: «Спасибо, что я у вас здесь пожил».
«До свидания», — был мой ответ ему.
Ну и вот как я?!. зачем я промучилась эти четырнадцать лет?! За что?
Он седьмого уехал, и вот сейчас я одна.
Если я правильно поняла, с вами остался сын. С ним у вас хорошие отношения?
У меня с ним хорошие. Но они холодные… (плачет) Я понимаю, что они холодные…
Понимаете… та ситуация, в которой я жила, что больше я отдавала работе… И, как говорится, я недодала ребёнку, вот беда в чём… Он взрослый вырос, и он сказал: «Я воспитан улицей».
Понимаете? Это хорошо для матери?..
Когда я работала, у нас вот с бугра так спускаешься — и на косую между домов я видела свои окна. Если тёмно, значит я быстро домой прихожу, сумки бросаю и сразу иду на танцы.
Он был всегда на танцах.
«Мам, зачем ты пришла! Мам!!»
«Славик, сынок, я пришла… я пришла с работы — я хочу видеть тебя дома…»
«Мне там делать нечего!» — ну и тому подобное.
Чашу любви я выпила и от сына — очень большую… (плачет)…тяжёлую…
Но я его никогда не бросила.
Знала всех его друзей. Знала, где он мог находиться.
Один раз в два часа ночи проснулася — его нету. Я встаю и иду в два часа ночи. Прихожу, как говорится, к его однокласснику. Звоню в дверь — узнала, где живут, — подымаюсь на этаж, звоню в дверь.
«Где дети?»
А она заспанная такая: «Хм! ты что?»
Я говорю: «А почему ты спишь-то, детей дома нету! ни твоего, ни моего. Где дети?»
«А я откудова знаю?» — а она любила выпить.
Я говорю: «Где твой гараж?..»
Среди ночи пошла в гараж. Обошла все гаражи ночью, но если дверь прикрыта, где я могу найти?.. Всё. Вернулась. Пришёл в пять утра.
Было такое, что в пять утра вставала, бежала до самого Успенского. Он с двоюродным братом, сидели на лавочке в пять утра, с пивом отдыхали. А я с валерьянкой, со всем на свете… Меня трясло-кидало. Он говорит: «Мам, ты зачем пришла, что тебе надо?»
И я развернулася и пошла, как говорится…
А действительно, чего вы хотели, когда приходили за сыном на танцы, или…
Чтобы пришёл домой.
Раньше не было наркотиков, но раньше пили. И сын мой пил. Потому что был сам себе предоставлен.
Вы говорите, они пили пиво с двоюродным братом. Двоюродный брат — это сын вашей сестры?
Да, Витя. Муж Витя, и сын тоже Витя.
Это та ваша сестра, которую тётка забрала нянчить детей, а потом её на вокзале позвали замуж?
Да, это она.
Можете рассказать, какие у вас сейчас отношения?
Я сейчас с этой сестрой не общаюсь уже семь лет.
Из-за мамы.
В своё время мама как мать-героиня пятерых детей — ей нужно было собрать свидетельства о рождении: подтвердить, что мы — дети её.
Я сестру прошу месяц, два, три: что, «Валечка, вот нужно мамке свидетельство о рождении». У неё находилась одна причина, вторая, та-пятая-десятая.
Потом я поехала к ней поздравить с Крещением наступающим, восемнадцатого января. Приехала с подарками, с бутылочкой винца, мы отдохнули, всё было хорошо. Я ей говорю… (А они тогда строили дачу.) Я говорю: «Документы-то у тебя где лежат? Чтоб мне мамке-то взять свидетельство о рождении, ей отправить?»
Она промолчала.
Потом мужчины пошли туда в дом посмотреть, как они строят дачу, — ну а я чего буду сидеть? Я пошла тоже с ними. Пошли, поднялись на второй этаж, а там лежат сумочки с документами. Я Виктор-Петровичу её мужу говорю: «Витьк, посмотри там Валино свидетельство о рождении, дай мне».
Он один чемоданчик достал — нету. Во втором у неё все документы лежат. Он даёт.
А январь, шёл такой снежок лёгкий, такая погода красивая… Он говорит: «На открыточку: положи в открыточку, чтобы свидетельство-то не мокло…»
Я захожу к ней… а жили они в вагончике, потому что там только делался дом. И я ей говорю: «Валь, ну вот, — говорю, — ты мне никак не могла найти, а вот же свидетельство-то твоё!»
Ну, и здесь был шквал негодований, обид, всё на свете… Она говорит: «И всё-таки ты нашла! И всё-таки ты достала! Ты какое имеешь право у меня брать?! Ты не имела право документы мои брать!»
Я говорю: «Я у тебя их не забираю, я сделаю ксерокопию и отправлю матери, а документ я тебе отдам».
Она у меня вырвала с рук и положила в сервант.
Я сказала: «Валь, ты не права. Ты такая же мать, у тебя двое детей».
Она сказала только слова: «Пусть она узнает. Как мне было плохо, пусть и ей так будет плохо».
Вот, в душе у человека у каждого свои обиды.
Ей было только восемь лет, когда взяли её на работу… или в няньки, так правильней сказать. Ну кто думал, что ей там будет плохо…
И на похороны она к маме не ездила.
И с того времени, вот с восемнадцатого января, уже пошёл восьмой год, мы с ней не общаемся из-за этого случая.
А так отношения были хорошие.
Она женщина очень по-своему интересная. Жизнь у нее своя — очень трудная… Я могу рассказать.
Она вышла замуж за Витьку, за Виктор-Петровича, вы это уже знаете. Родила дочь, родила сына, он Виктор тоже. И она прожила с ним до… девяносто девятого года. Были всякие передряги. Пил тоже сильно… но драться не дрался.
Допился до того — пошла белочка. Белая горячка. Он разрезáл подушки, выходил в окна. И, как говорится, всё было на нервах, всё на терьпении…
Когда сын подрос — занялся бизнесом, в эти годы уже бизнес пошёл…
Ну, как говорится, жизнь шла, люди старели.
Теперь — сын покупает во Пскове землю. И там во Пскове, когда купил себе это угодье, отец с ним поехал туда. Ему понравилось место — там пляжное место, для отдыха, для охоты. Жижица — большое озеро.
Они туда вдвоём уехали, а Валентина Тарасовна осталась здесь в Молоденово.
Ну что, два мужика. Выпили они там, я не знаю — факт тот, что Витька — он над отцом посмеялся. Он говорит ему: «Хочешь, я тебе привезу молодую бэ?»
Отец говорит: «Да ну. Что я с ней буду делать?»
А сын говорит: «Ничего, я тебя научу, чего надо делать. Я тебе куплю виагры, и жизнь пойдёт на лад».
