Невеста Субботы - Екатерина Коути

— Что и требовалось доказать, мистер Локвуд. Ergo[33], к мисс Фариваль не может быть никаких претензий.

— Этот ваш эксперимент не снимает вопроса о сообщнике. Не сама убила, так подсобил дядя Том. Горничные утверждают, что поутру обе двери, парадная и черная, были заперты. Из этого следует, что ночью кто-то впустил убийцу, а по совершении злого дела выпустил его на улицу и запер за ним дверь.

— То, что вы говорите, сэр, напоминает анекдот, к кульминации которого всяк, кроме рассказчика, теряет нить повествования. Если мисс Фариваль присуще столь отъявленное коварство, почему же она вернулась на место преступления и упала там в обморок? Странноватое поведение для злодейки, вы не находите?

— Не такое уж странное, учитывая, откуда она родом.

— Даже так, сэр?

— Господи, Эверетт, довольно ходить вокруг да около! — взрывается инспектор, не выдерживая его спокойной, приправленной снисходительностью улыбки. — Вы же знаете, откуда дама родом. Луизиана лежит на той самой широте, что и Вест-Индия, а жаркий климат — рассадник идиотов и маньяков!

Крупные пальцы Джулиана легонько шевелятся, как будто он делает записи, видимо, профессиональная привычка.

— Вот уж не думал, что вы настолько любите беллетристику, чтобы походя цитировать Шарлотту Бронте. Вынужден вас огорчить: мисс Фариваль нимало не походит на обезумевшую креолку, супругу горемыки Рочестера. Поведение моей невесты, включая отказ разговаривать с незнакомцами, является образцом пристойности.

Крыть инспектору нечем, но он идет ва-банк:

— Как бы то ни было, на время расследования мы препроводим мисс Фариваль в комфортабельные нью-гейтские номера.

— Нет, мисс Фариваль останется здесь. И не покинет этот дом, пока с нее не снимут обвинения. Я сам прослежу за ней. Слово джентльмена.

— Как же я был наивен, ожидая благоразумия от ирландца! Счастья вам, мистер Эверетт, — позвав за собой констеблей, говорит Локвуд и прикладывает пальцы к полям воображаемой шляпы. — Вам и вашей чернокожей леди Макбет. И до встречи на коронерском суде.

— Увидимся, сэр, — любезно прощается с ним Джулиан.

Когда полицейские уходят, меня оставляют силы, и я как подкошенная падаю на кушетку в изножье тетиной кровати.

— Мистер Эверетт, я… я…

— Не оправдывайтесь, мисс Фариваль. Ваша суть — доброта. Вы не способны на убийство.

Прячу лицо в ладонях, пригибаюсь, и в глазах моих открываются шлюзы. Слезы текут бесконечным потоком, только успевай вытирать. Наконец, промочив насквозь оба рукава и платок, предложенный Джулианом, я оставляю это бесполезное занятие и даю слезам полную волю. Плачу от радости, что все позади, и от горя, ведь только дурная, испорченная особа может находить в таких обстоятельствах повод для радости.

— Ну-ну, мисс Фариваль, утешьтесь. — Присев рядом со мной, Джулиан осторожно касается моего плеча. — Я должен кое-что объяснить вам. Касательно мистера Локвуда. Чтобы вы не принимали его слова близко к сердцу.

Голос Джулиана прорывается сквозь мои всхлипы. Мне бы такую флегматичность!

— Мистер Локвуд — человек предрассудков. Раньше он причислял себя к партии консерваторов, но отпал от нее, после того как лидером партии стал мистер Дизраэли[34], иудей. Не знает наш бедный Локвуд, куда ему приткнуться и где головушку преклонить. Отсюда и желчность. Но то, что он говорил про цвет вашей кожи, — непростительно. Это клевета и, как мне кажется, повод для судебного разбирательства.

— Не надо, сэр! Не надо разбира-а-ательства…

А про себя думаю, что Иветт была права. Он может в шутку называть себя мулатом, но обвинение в принадлежности к черной расе для него равносильно поклепу… О, что он скажет обо мне, узнай он правду! А о Дезире!

— Как вам угодно. Но в одном Локвуд прав — он этого так не оставит. Особенно теперь, когда в дело вмешался я.

— Вы с ним старые враги?

— Ну, враги не враги, скорее уж оппоненты. Нам с ним не раз приходилось скрещивать шпаги — фигурально выражаясь, — на всякий случай уточняет Джулиан. — Учтите, Локвуд будет брать вас измором. Католики у него на особом счету. А вы француженка, католичка и обладательница смуглой кожи. И моя невеста впридачу. Так-то вот, мисс Фариваль.

— Зовите меня Флоранс. Или Флора, если вам так проще.

Он смотрит непонимающе, досадуя, что я так лихо развернула беседу в иную колею. Приходится объяснить:

— Вы же ко мне посватались. И я вам, ну, не отказала.

Морщины на его лбу разглаживаются. Джулиан недоверчиво качает головой и каким-то мальчишеским жестом ерошит волосы. Ну надо же! За утренней сумятицей он позабыл о самом главном! Как мило с моей стороны ему напомнить. Наклонившись, он берет меня за руки — обе умещаются в одной его ладони — и поочередно целует их, прижимаясь губами к липкой, соленой коже. Губы у него сухие и шершавые, от них щекотно. Я тоже подумываю о том, чтобы его поцеловать. Нет, не так — я поцеловала бы каждую веснушку на его лице, а затем припала к его губам, но англичанин счел бы мой порыв непозволительной вольностью. Поэтому я опускаю глаза и пристойно рдею.

Вот я и невеста. С погоста к алтарю.

— Я составлю ваше счастье, Флора, — обещает Джулиан, возвращая мои руки на их законное место — подол сорочки. — Но сначала мне предстоит обелить ваше имя. Я проведу свое собственное расследование и найду убийцу. Я найду убийцу вашей тети, Флора. Даю вам слово.

— Мист… Джулиан!

Так непривычно называть его по имени — я как будто думаю вслух.

— Прежде чем вы продолжите, я должна сказать вам нечто важное, — решаюсь я.

Он приподнимает рыжеватую бровь — не глумливо, а заинтересованно. Новая улика?

— Накануне… гибели моей тети мы с ней крепко повздорили. И наговорили друг другу колкостей. И в жестокосердии своем я пожелала ей зла. Это не могло как-то повлиять?..

— Ох, Флора, Флора! Если бы силой мысли можно было убивать, люди падали бы замертво направо и налево. Материализация мысли — такое же суеверие, как месмеризм или хваленый аффект, превращающий Джека в великана. И это все, что вы хотели мне сказать?

— Да, вообще-то. — Я встаю, и он быстро, как тень, встает вслед за мной.

— В таком случае вам следует переодеться и подкрепиться чем-нибудь, если вы, конечно, имеете аппетит.

Уточнение весьма кстати. Долго еще не смогу разжевать кусок хлеба, не ощутив на языке привкус могильной земли.

— Лучше я найду Олимпию и Мари. Им как никогда нужна поддержка.

— Разве я не говорил, что вы сама доброта? Ступайте, моя милая.

— Благодарю вас.

Мы прощаемся, но неловко, ведь я по-прежнему в ночной сорочке, а Джулиан не знает, как вести себя с леди, одетой неподобающе. Да и слишком быстро все произошло. Мы не успели свыкнуться с помолвкой и дичимся, точно два подростка, которые знать друг друга не знали, а их силком поставили в пару на новогоднем балу. Наконец я привстаю на цыпочки и чмокаю жениха в щеку. Он поглаживает меня по спине, едва касаясь, точно его пальцы тоже смущены столь близким контактом с моей разгоряченной кожей.