Этносы и «нации» в Западной Европе в Средние века и раннее Новое время - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постепенно споры вокруг Троянского мифа из сферы историографической и культурной переходят в сферу политической мысли, хотя оценки (заметим, – католиков) определяются исключительно научной добросовестностью и содержанием письменных источников. Пакье четко преследует в вопросе этногенеза французского народа свою цель: исследование «наших побед и наших обычаев, как древних, так и современных». Для этого он характеризует все народы, которые исторически проживали на территории Галлии, по его мнению, «наиболее древними следует считать галлов, а вслед за ними германцев»19, следовательно и рассматривать их следует прежде всего. И все же ему ближе галлы; Пакье гордо заявляет, что их предки галлы «стоят выше всех других народов (nations)20. Но подготавливая конечный вывод о синтезном характере происхождения французского народа, он говорит не только о галлах и франках, но и «бургундах, готах (вестготах) и других народах, которые населяли эту страну»21. В качестве дополнительного этнического компонента он характеризует кельтов-бриттов, вынужденных переселиться на континент после англосаксонского завоевания Великобритании, норманнов-завоевателей и, конечно же, римлян. При этом он подчеркивает также значение в развитии автохтонных этносов греков, обосновавшихся на южных берегах Франции с незапамятных времен, настаивая на их важнейшем вкладе в дело развития языка и культуры в Галлии, по его мнению «греки почитались за знания, галлы – за военные подвиги и высокое рыцарство». Это подтверждается тем, что существовал язык, по его выражению, «галлогреков» (впрочем, никаких доказательств этого важного тезиса он не приводит)22. Идеолог протестантов Ф. Отман, который мало в чем сходился с Пакье, также говорит о роли греческих поселений (Массилии) в развитии Галлии и прямо утверждает. что современный им французский язык: «представляет собой смесь языков нескольких народов». Скрепя сердце, поскольку он резко негативно относится ко всему, что восходит к римлянам, он признает, что наполовину язык связан с латынью, но в остальном следует «отнести одну треть слов к языку древней Галлии, другую – к наречию франков и к греческому влиянию на него».
Синтезная концепция тем самым все более усложнялась. Если первоначально речь шла о синтезе троянцев и франков, то к середине века все большую популярность приобретает концепция слияния в единый народ (французов) не германцев и троянцев, но галлов и троянцев. Интерес к галлам, вероятно, был вызван популяризацией труда итальянского историка, принадлежавщего к политико-риторической школе Л. Бруни, Павла Эмилия «О галльских древностях» (De l Antiquite de la Gaule), вышедшем еще в 1485 г. Отличие его от других сочинений состояло в том, что
Павел Эмилий обратился к изучению греческих источников, имеющихся по истории галлов, в частности, к труду Страбона. В принципе именно этот вариант предлагал и Лемэр де Бельж, когда выдвинул миф не только о троянском происхождении франкского государства, но и троянском происхождении самих галлов. По этой версии мифа галлы с незапамятных времен обосновались в Галлии, и их героем был Геракл Галльский. А поскольку один из галльских принцев, согласно Лемэру, основал Трою (вероятно, здесь сыграла свою роль информация Павла Эмилия о продвижении галлов на Восток), то троянцы сами оказывались галлами. Но если троянцы исторически происходили от галлов, следовательно, национальное самолюбие удовлетворялось в полной мере: галлы оказывались более древним народом, чем троянцы и их современники ахейцы.
Кроме того, раз троянцы (и франки) оказывались галлами, то франкского вторжения, тем более завоевания не было вообще. Троянцы (они же франки) оставались, в конечном счете, галлами. Вероятно, политическая ситуация толкала французских историков к прославлению автохтонного населения, то есть галлов. По-видимому, это обращение было связано также с глубоким усвоением материалов античных историков, в частности описанием вторжения воинственных галлов на территорию Апеннинского полуострова и их временного торжества над Римом. Естественно, что внимательное чтение римских источников, в частности Цезаря и Тацита, обратило внимание французских исследователей и на героическое сопротивление галлов римлянам (в т. ч. на Верцингеторикса).
Характеристика галлов Цезарем как автохтонного этноса также приводило к мысли о прославлении галлов как предков французов. Появляются работы, посвященные апологетике галлов и шире – кельтов. Максимального интереса проблема этногенеза французов в контексте с историей галлов достигает в середине XVI века, о чем свидетельствует появление в свет работ Г. Постеля, Р. Сено, и даже П. Рамуса23. Галлофильство Постеля отчетливо проявилось при рассмотрении именно проблемы этногенеза галлов, он подчеркивал глубокую древность этого народа: «кельтский или галльский народ» носит «священное и очень древнее имя галлов». Автор настаивал на особой избранности галлов (тем более их королей)24. Не менее важным оказался труд «Эпитома галльских древностей во Франции» французского полководца и писателя Гийома дю Белле (1491–1543), о котором высоко отзывался даже Боден25. К сожалению, автор активно и некритически использовал все легендарные мотивы, чем и вызвал позднейшие нарекания. Завершается разработка этой темы появлением «Франкогаллии» Ф. Отмана (1573).
Показательно, что уже на этом этапе Троянский миф квалифицируется именно как миф, и взамен его при рассмотрении проблем этногенеза и французской государственности предлагается обратиться либо к германским корням французской нации – к истории франков, либо к кельтским корням, – к истории галлов. Таким образом, историография отчетливо отметает миф о троянском происхождении франков (и французов) и переходит к германистской точке зрения, а затем и к прогалльской. Именно эта линия становится до определенного времени ведущей в историографии, поскольку настаивала на наиболее древнем происхождении автохтонного для Франции этноса26.
Особое место в истории самоидентификации французов в связи с культурно-историческими мифами в XVI веке занимает творчество величайшего из французских поэтов Ренессанса П. Ронсара, который дает в художественных произведениях, и, прежде всего, во «Франсиаде» как особую версию этногенеза французов, а также провозглашает идею раннего осознания французами себя как особого народа. Авторитет Ронсара стоял настолько высоко, поэт был так читаем и почитаем, что его взгляд на эти сюжеты (не говоря уже об открыто прокламируемых им целях – достигнуть величия французского народа («как римлянин и грек великим стал француз»)) непременно должен был приобрести популярность и оказать влияние на массовые представления о месте французов в истории. При этом из сферы исторической проблема этногенеза и культурного героя, тем более, самоидентификации французского народа вновь возвращается к литературе и мифу.
Важное место в истории изучения этногенеза французов в эту эпоху занимает «Франсиада» Ронсара. В данном случае обращение к Троянскому мифу было вызвано личной просьбой Карла IX в 1566 г. (а до этого нечто подобное желал и Генрих II). Подобный социальный заказ, исходящий непосредственно от монарха предполагал создание грандиозного эпического произведения, превозносящего французскую монархию и царствующую династию. Существенно, что Ронсар, личный друг Пакье, переписывающийся с ним не только по историческим, но и литературным проблемам, в этом сочинении выступает против точки зрения историка-профессионала.
Значение «Франсиады» в пропаганде властных мифов и в пропаганде древнейшего происхождения французского народа и его государственности было определено еще до того, как данное художественное произведение было написано. Ронсар работал над поэмой с 1556 года и до смерти короля-заказчика. За это время он пришел к взвешенной оценке политической и религиозной конфронтации во Франции, он был единственным католическим поэтом, кто не пожелал восславить Варфоломеевскую ночь. Поэтому во «Франсиаде» с точки зрения истории идейной борьбы эпохи больший интерес представляет не добросовестное следование за устаревшей концепцией Лемэра де Бельж. Следует отметить, что поэт внес достаточно серьезные коррективы даже в эту легенду. Согласно его версии троянцы во главе с Франсионом ушли в Паннонию, где основали город Сикамбрию (следует обратить внимание на созвучие названия с названием племени, к которому относились Меровинги (сикамбры)). На протяжении периода с XII в. до н. э. до III в. н. э. они и их потомки занимались охраной границ Римской империи (которая, как известно, возникла много позже), вплоть до нашествия аланов в правление Валентиниана. Троянцы не платили дань, оставались свободными и потому превратились во франков, т. е. свободных людей.
После отказа платить дань римлянам троянцы, ставшие, таким образом, франками, перебрались на территорию Германии во времена, когда во главе их стоял король Маркомир. Последний же оказался прародителем легендарных пращуров Меровингов, то есть тех монархов, которых упоминает Григорий Турский – Фарамонда, Хлодиона и Меровея. Объективно Ронсар в своей версии Троянского мифа также настаивает на германском происхождении французов, идентифицируя при этом франков и троянцев.