Темная лошадка - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но сколько вы хочешь за доллар?
– Одну марку тридцать пфеннигов.
– Вас?! Тридцать пфеннигов?! – с возмущением произнес Гельмут. – Вы не есть деловой человек, Стас! Это просто смех!.. Один марк и пять пфенниг. Больше невозможно.
Я отрицательно покачал головой.
– Проблема, Гельмут, собственно, не в этом. Я, может быть, и уступил бы вам, но если я отдам вам все доллары, а взамен получу только ваше обещание…
– Нет. В Минеральный Вода есть торговое представительство «Мерседес-Бенц». Там работает мой хороший товарищ. Я отправлю через факс распоряжение в свою фирму, и миллион пятьдесят тысяч марк через один час переведут на ваш счет.
– Миллион триста, Гельмут.
– О-о, майн Готт! – покачал головой Гельмут и, протягивая руку, подвел черту торгу: – Один двести!
Я вздохнул и пожал его тонкие пальцы.
Гельмут оживился. Выйдя из вагона на «Мире», он пошел на платформу пересадки первым, с гордо поднятой головой.
Мы вышли из вагона, спустились в вестибюль станции Азау, где толпилась очередь любителей лыж, и протиснулись к выходу. Я едва успел распахнуть дверь, как лицом к лицу столкнулся с милиционером. Мне достаточно было секунды, чтобы узнать его. Это был тот самый майор Гаджиметов, который встречал автобус с «террористами» и орал на меня, требуя начальника станции.
– Кто Ворохтин? – спросил он, глядя на Гельмута.
Немец здорово сдрейфил. Во всяком случае, больше, чем я. Он с мольбой в глазах посмотрел на меня и начал что-то бормотать по-немецки.
– Допустим, я. – У меня занемела спина под рюкзаком.
– Пройдемте со мной.
Мы поднялись на второй этаж. Гельмут очень ловко потерялся в толпе, и в коридор, где находились кабинеты начальника станции, диспетчерской и бухгалтерии, мы вышли с майором вдвоем. Я подумал, что это маленькое предательство обойдется Гельмуту дополнительно в сто тысяч марок. Мы зашли в диспетчерскую. Майор снял трубку полевого телефона, связанного с конечной станцией канатки Гара-Баши, покрутил ручку и сказал:
– Кто там начальника контрольно-спасательного отряда просил?.. Говорите! – И протянул мне трубку.
По голосу Тенгиза я понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Но Тенгиз не спешил сказать о главном.
– Как вы там?
– Нормально, – осторожно ответил я. – Спустились в Азау. Сейчас пойдем…
Тенгиза не интересовало, куда мы сейчас пойдем. Он перебил меня с нетерпением в голосе:
– Ты должен срочно вернуться на Приют.
– Что, прямо сейчас?
– В какой комнате этот Глухербаум помер? – не ответил на вопрос Тенгиз.
– В двадцать четвертой. Так что там стряслось?
Краем глаза я заметил, что майор изо всех сил прислушивается к голосу Тенгиза.
– Ты не путаешь? – спросил Тенгиз.
– Нет, номер я хорошо запомнил.
– Почему дверь сломана?
– Потому что я ее вышиб. Глушков ведь не мог изнутри открыть, находясь в состоянии остывания.
– А кто ее ставил на место?
– Я поручил это Князеву из Самары.
– Он при тебе это делал?
– Нет, я в это время был в другой комнате.
Тенгиз замолчал. Я ждал еще вопросов, совершенно не понимая, что могло так сильно его встревожить.
– Не нравится мне все это, – произнес Тенгиз. – Какая-то нехорошая игра идет.
Он снова замолчал. Не опускал трубку, но и не говорил ничего, словно боялся остаться наедине с самим собой.
– Тут вот какая хренотень приключилась, – нехотя произнес он. – Пропал он.
– Кто пропал? – не понял я. – Князев?
– Нет, не Князев. Твой Глушкович пропал.
Глава 39
ОШАРАШЕННЫЙ ЭТОЙ НОВОСТЬЮ, я вывалился из вестибюля, толкая всех, кто оказывался на моем пути, и не сразу заметил Гельмута, который прятался за стволом сосны и делал какие-то странные движения, словно показывал мне путь бегства. Мой растерянный вид взволновал его еще больше, и, поглаживая мой рюкзак дрожащей рукой, он нетерпеливо спросил:
– Говори, Стас, не отрывай от моего сердца кусочки.
– Что? Что вам говорить?! – выплеснул я свое недоумение, быстро перешедшее в раздражение. – Милиционер хотел, чтобы я показал ему содержимое рюкзака!
– Да?! И вы показал это содержимое?
– Вы в своем уме? Если бы показал, меня бы уже увезли в машине с зарешеченными окнами. Пришлось дать ему пачку долларов.
– Как? Вы дал ему наши доллары? – нагло возмутился Гельмут.
– Ну так вот! Раз вы бросили меня на произвол судьбы, то те двадцать тысяч долларов, которые пришлось дать милиционеру, включим в ваш счет.
– Хорошо, – кивнул Гельмут, наверное обрадовавшись тому, что так легко отделался. – Только не ходите так быстро от меня.
Он, хромая, плелся за мной, часто спотыкался и бормотал ругательства. О чем-то спросил, но я не расслышал, занятый мыслями о Глушкове. Кому эта глупая шутка была нужна? – думал я и чувствовал, как подсознательно прихожу к страшному выводу, но упираюсь, насильно увожу себя от него.
Остановился, сел на снег. Гельмут сочувствующе посмотрел на меня.
– Вы устал? Давай мне ваш рюкзак, я помогу.
– Я не устал, Гельмут. Идите, я вас догоню.
– Я иду медленно, – сказал он, не оборачиваясь.
Когда немец скрылся за деревьями, я снял с плеч рюкзак, отстегнул клапан, ослабил веревку, вытащил пачку «учетного инвентаря», завернул ее в кусок полиэтилена и кинул в снег рядом с пнем, засыпал, крепко придавив ногой. Раз сказал, что одну пачку отдал милиционеру, значит, той пачки не должно быть в рюкзаке. Пока марки не будут переведены на счет Ларисы, у Гельмута не должно быть никакого повода для подозрений.
* * *Слишком долгое мое отсутствие могло показаться Тенгизу подозрительным, и я торопил Гельмута, как мог. Немец уже чувствовал в своих руках нежную тяжесть рюкзака с долларами, но все же пытался вести непримиримую борьбу за экономию средств. В Терсколе он потащил меня к полусгнившему вагончику, в котором продавали билеты на рейсовые автобусы до Минвод, и едва ли не со слезами на глазах уговаривал меня поехать общественным транспортом в целях собственной безопасности.
– О какой безопасности вы говорите, Гельмут!! – рявкнул я. – Мне кажется, вам понравилось попадать в заложники. Да бандиты трясут рейсовые автобусы почти каждый день!
– Сколько стоит такси? – слабым голосом спросил немец.
– Сколько запросит водитель, столько вы и заплатите.
За нами уже давно наблюдали водители легковушек, припаркованных рядом с кассовым вагончиком. Как только Гельмут обратил на них внимание, к нам подскочил уставший от ожидания клиентов водитель.
– Куда надо, брат? – с готовностью спросил он, вращая на пальце тяжелую связку ключей.
– В Минеральные Воды, – ответил я за Гельмута.
– Садитесь! – кивнул водитель на помятый временем и крутыми дорогами «жигуленок», торопясь, чтобы мы не успели передумать.
– Скажите! – обратился Гельмут к водителю. – Сколько мы должен будем давать вам денег?
– Пятьдесят баксиков.
– Но у нас есть купюры только по сто долларов.
– Я найду сдачу.
Я скрипнул зубами и лишь усилием воли сдержал желание двинуть кулаком по затылку Гельмута.
– Одну секундочку! – сказал я водителю, крепко взял Гельмута под руку и потащил к вагончику. Зайдя за него, я прижал немца к жестяной стене и громко зашептал:
– Вы в своем уме, ветеран трех рейхов?! У вас что, мозги отмерзли?! Какого черта вы сказали водителю про доллары? Да если он узнает, что у нас в мешке, то отвезет прямиком в «Белый Князь», где боевики заживо похоронят нас в ледовой трещине.
– Но как я буду платить за такси? – попытался возмутиться Гельмут, но я, дабы мои слова прозвучали убедительнее, вдавил кулак в рыхлый гельмутовский живот.
– Рублями, господин Хагемайстер, рублями! В России за все надо платить рублями.
– Но он сказал: «Баксиков»!
– Это для дураков, Гельмут. Пересчитайте пятьдесят долларов по курсу и расплатитесь рублями. Надеюсь, вы не станете отрицать, что у вас есть рубли?
Гельмут нехотя полез в карман за бумажником. Встал ко мне вполоборота, стал шелестеть купюрами.
– Сколько надо?
– Триста тысяч.
– О! – удивился Гельмут и на всякий случай прикрыл бумажник. – Разве курс доллара так много вырос?
– У нас принято давать водителям чаевые. Да не тяните же вы резину! У меня очень мало времени!
– Как можно быстрее, – попросил я водителя. – За скорость накинем.
Услышав это, Гельмут вопросительно посмотрел на меня и полез в карман за калькулятором. Колеса засвистели о дорожную наледь. Машина поплыла бочком в сторону, затем выровнялась и понеслась по шоссе вниз.
Гельмут молча складывал и вычитал цифры. Машину трясло на ухабах, и немец тыкал пальцем не в те клавишы, в которые надо было, морщился, вполголоса ругался и начинал сначала. Я несколько раз сказал водителю, что не очень доволен скоростью. Тот нервничал, давил на педаль акселератора, но старая машина не могла выжать из спидометра больше ста километров в час.