Ярость рвет цепи - Александр Романовский

Первым в глаза бросался снежно-белый халат. Эта белизна казалась почти девственной, если не считать крошечных точек красного цвета, что усыпали подол. Далее глаза Курта опустились на рукава и торчавшие из них кисти рук. Одна была белой, тщедушной, перевитой синими венами. Вторая же представляла собой металлический протез с длинными суставчатыми пальцами. Судя по множеству незащищенных деталей, эта модель вряд ли была боевой и предназначалась, вероятно, для тонкого квалифицированного труда.

Тонкие ноги, одетые в черные штаны, не представляли собой ничего особенного. Поэтому Курт поднял взгляд выше. Худое бледное лицо принадлежало мужчине лет сорока – сорока пяти, немало повидавшего на своем веку. Высокий морщинистый лоб, большие залысины, крючковатый нос. Тонкие бледные губы, скривившиеся в циничной усмешке.

Левый глаз напоминал осколок льда, застрявший в раскаленной глазнице. Он был бледно-синий, практически бесцветный. А второй – как и протез, также расположенный справа, – оказался оптическим имплантантом. Желтая скважина объектива ярко пылала, словно вобрала в себя всю ненависть расы машин, призванной служить человеку. Симбионт, состоящий из сложных микросхем, наночипов, стекла и искусственного нейроволокна.

Курт ничуть не удивился бы, узнав, что эта штуковина способна просеивать картинку в замедленном темпе, многократном увеличении (что, с другой стороны, присуще и менее дорогим моделям), а также сканировать твердые объекты через одежду и кожу (что, строго говоря, официально запрещалось нормативными актами). Не исключено было и то, что имплантант был способен фиксировать электромагнитные, звуковые волны, ультрафиолет, радиацию, а также, возможно, многое другое.

– Клади ее сюда, – сказал безволосый. Протез указал на узкую койку с колесиками.

Голос, казалось, продолжал звучать из динамиков. Громкость была уже не та, однако модуляции по-прежнему трещали, скрипели и тарахтели, как древний паровоз. Волк начал подозревать, что голосовые связки доктора также заменили, вставив какие-нибудь проволочки и силикон.

Помедлив, Курт направился к койке. Прежде чем опустить на нее тело сестры, он внимательно изучил плоскую поверхность, повторяющую рельеф спины, задницы и ног.

Бережно разжав руки, он отступил на шаг в сторону. Им владело замешательство. Что дальше? Джейн лежала, завернутая в простыню, ее дыхание едва вздымало тонкую ткань. Но, разумеется, это не могло продолжаться бесконечно (если, конечно, докторишка не умел лечить возложением рук). Собственно, этого момента Курт боялся больше всего. Ему предстояло сделать то, от чего предостерегала вся прожитая жизнь– оголить собственную сущность. Инстинкты вопили и рвались в груди.

Но безволосый молчал улыбаясь.

– Что дальше? – не выдержал Курт.

– Оплата, конечно. Я впустил тебя внутрь. По-моему, это внушает доверие, как ничто другое. – Протез протянулся, шевельнув металлическими пальцами. – Давай сюда деньги.

Волк помолчал, размышляя. Он не чувствовал опасности – во всяком случае, явной. Он достиг той цели, к которой так стремился, тут безволосый не ошибся. Курт проник внутрь, заполучив доступ к тому самому оборудованию, от которого зависела жизнь Джейн. Это – главное. Возможно, ему удалось бы это сделать, не прибегая к посредничеству Хью, без сделки с Ковбоем и убийства четверых безволосых.

Но – что дальше?

Где гарантия, что докторишка выполнил бы работу так, как если бы ему за это заплатили? Что он не “забыл” бы нажать вовремя нужную кнопку? В данной ситуации, как ни крути, крайне трудно отрицать очевидное – заложников отпускают крайне редко. Независимо от того, выполнили они то, что от них требовалось, или же нет.

Волк понимал это и прежде. Как ему казалось, деньги должны играть роль этой гарантии.

– Не так быстро, – сказал он. – Вы получите деньги, если работа будет сделана. А именно – если сестра выздоровеет, со стопроцентной гарантией. В противном случае вы не получите ни цента.

Лицо безволосого вытянулось.

– Ты не понимаешь! Болезнь слишком запущена! Никто не даст тебе стопроцентную гарантию, понимаешь?! Никто!

– Ошибаетесь, – усмехнулся Курт. – Я знаю такого человека. Как, вероятно, и вы. Этого господина зовут Бенджамин Франклин. У меня с собой толстая пачка его портретов.

Волк достал доллары, помахал ими перед физиономией безволосого. Купюры соблазнительно хрустели. Нормальный глаз доктора вытаращился в изумлении, а диафрагма имплантанта открылась, будто пыталась всосать в себя все банкноты. Курт подумал, что безволосый смог бы проверить подлинность купюры, если бы та лежала на другой стороне улицы.

Похрустев деньгами еще немного, Курт спрятал их в карман.

Безволосый сглотнул.

– Что ж, этот господин мне тоже знаком, – сказал он наконец. – Ладно, будем считать, что договорились. Все не так плохо. Помоги-ка мне, – Он взялся за край койки, явно намереваясь куда-то ее тащить. Курт ухватился справа. Вдвоем они покатили кровать в другой конец помещения. – Эх, старею… – бурчал докторишка. – Если бы мне не были так нужны деньги…

Курт молчал. Решив одну проблему, его мозг переключился на другую.

Они катили койку к какому-то агрегату, нависавшему над полом. Он стоял на толстых кронштейнах, опутанный многими метрами разноцветных проводов, какими-то трубками и менее внятными штуками. Доктор целеустремленно катил кровать под этот самый аппарат, пока голова и передняя часть туловища Джейн не скрылась под нагромождением металла и пластика.

Волк недоуменно покачал головой, но не произнес ни слова.

Когда хрупкий протез потянулся, чтобы снять с волчицы простыню, Курт отреагировал с быстрой разъяренной гадюки. Ладонь его легла на локтевой сустав, где, как ему показалось, также имело место что-то холодное и твердое. Протез замер на полпути.

Безволосый изумленно обернулся.

– Погодите. – Волк убрал лапу.

Дважды в жизни он обнажал собственное лицо перед безволосыми, и все-таки это было тяжело, как в первый раз. Но Курт и без того нарушил слишком много правил, чтобы беспокоиться из-за таких мелочей.

Сорвав с головы капюшон, он распрямился и с вызовом уставился на безволосого. Тот же, как ни странно, рассматривал его с сугубо профессиональным интересом. И, казалось ничуть не удивился (во всяком случае, это никак не отразилось на полукибернетическом лице), если не считать углубившихся морщин у тонкого рта.

Оптический имплантант пристально шарил по лицу, обросшему густыми волосами. Волк почти осязал, как электронный взгляд прикасался к удлиненным ушам, лохматил мех на макушке. Второй глаз безволосого в это время глядел без всякого выражения, практически бессмысленно. Процесс происходил настолько ненавязчиво, что Курт успел увериться в своей первоначальной догадке – этот докторишка рассмотрел его еще с порога.