Draco Dormiens - Кассандра Клэр

Драко медленно сел, чувствуя, как боль уходит. Он все еще плохо видел… но это, догадался он, потому что он все еще был в очках Гарри… теперь они были не нужны. Он хотел снять их, но руки тряслись так, что ему понадобились три попытки, чтобы наконец-то сделать это.

Драко поднял глаза. Его отец и Волдеморт глядели на него: Волдеморт с любопытством, а Люций с выражением, ясно говорящим, что все его ночные кошмары сбылись в этот ужасный миг.

— Разве это не твой сын, Люций? — спросил Темный Лорд.

— Привет, отец, — сказал Драко.

Люций был похож на человека, которого заставили проглотить лимон, после чего он неожиданно обнаружил, что к лимону привязан кирпич.

— Драко?

— Он действительно очень на тебя похож, Люций, — взглянул на Драко Волдеморт. — Особенно глаза. — Он поднял палочку. — Жаль, придется их выжечь.

— Господин, — отчаянно произнес Люций, поворачиваясь к Волдеморту. — Пожалуйста, поверь мне… — на одно безумное мгновение Драко подумал, что отец собирается просить за его жизнь. — Пожалуйста, поверь, я ничего не знал.

— Странно, но я верю тебе, Люций, — сказал Волдеморт. — Ты всегда был ужасно глуп и меня не удивляет, что ты не знал о делишках твоего сына. Но это не меняет дела: он предатель и должен умереть.

— Могу я высказать предложение, Господин? — спросил Люций.

— Отец… — снова попробовал Драко.

Люций не обратил на него ни малейшего внимания.

— Только быстро, — согласился Темный Лорд.

— Заклинание Истины, — продолжил Люций. — Возможно, даже очень возможно, что Драко знает, где сейчас настоящий Гарри Поттер… Если это Многосущное зелье, то он должен быть поблизости…

Волдеморт холодно улыбнулся.

— Прекрасная идея.

Он опять достал палочку и направил на Драко.

— Отец… — повторил тот.

— Веритас, — прошипел Темный Лорд.

И вот, второй раз в жизни крюки впились в грудь Драко и начали раздирать ее, он задыхался от боли и ужаса, что над ним так издеваются. Это было куда хуже, чем в прошлый раз, может, потому, что в этот раз он сопротивлялся. Бесполезно. Что бы он ни хотел сказать, когда открывал рот, он знал, что скажет только правду.

Волдеморт начал с простого.

— Как тебя зовут?

— Драко Томас Малфой.

— В честь меня, Люций, — похвалил Волдеморт. — Как забавно.

Люций глупо улыбнулся.

— Где Гарри Поттер?

Драко прикусил губу. Но никакого результата.

— Я не знаю, — с облегчением услышал он себя. Струна, которая соединяла его с Гарри, лопнула, и он больше не знал, где находится Гарри.

— Почему у тебя была его внешность? Почему ты им притворялся?

— Мой отец хотел убить Гермиону, — отвечал Драко. — Я не мог позволить ему это сделать.

Люций был крайне удивлен.

— Она что, и правда твоя девушка?

— Нет, — сказал Драко. — Она лучшая подруга Гарри.

— Ты счел нужным рисковать жизнью ради чьей-то лучшей подруги? — спросил Темный Лорд. — Почему?

— Я люблю ее, — покраснел Драко. До этого он думал, что большее унижение невозможно.

Оказывается, он ошибался.

— Боже, как волнующе, — чуть более заинтересованно произнес Волдеморт. — Почему бы тебе не рассказать нам, юный Малфой, как ты попал в этот дом с лучшей подругой Гарри Поттера, которую ты… гм… любишь, и Гарри Поттером, который, видимо, притворяется тобой?

— Не скажу, — Драко пытался встать на колени. На лице было что-то мокрое; когда он поднял руку, чтобы утереться, рука стала красной. Кровь. Он прокусил губу. — Нет.

Но подняться Драко не смог. Чувство, будто тебя разрывают пополам и боль в груди были слишком сильны. Он упал на пол.

— Отец, — услышал он собственный голос, и содрогнулся от того, как по-детски он звучал, — отец, пожалуйста…

Люций неловко повернулся.

— Может, Вам стоит повторить заклятие снова, Господин?

— Пожалуй. — Волдеморт так и поступил.

Они были почти у самых ступеней, ведущих наверх в кабинет, когда Гарри громко вскрикнул.

Гермиона с удивлением развернулась.

— Гарри, — позвала она. — Ты уверен, что с тобой все в порядке…?

Его ответ она не разобрала: он согнулся, как от боли, и темным комом, закрыв лицо руками, рухнул на пол. Она подбежала к нему, и он поднял голову.

— Гермиона? Это ты?

Она уже собиралась раздраженно что-то сказать, когда свет ее палочки упал ему на лицо. И вместо ответа у нее вырвался крик. Она зажала рот ладонью и уставилась на него.

— Гарри, — наконец выдохнула она. — Это ты.

— Конечно это я, — раздраженно ответил он. — Ты что, надеялась увидеть Люция? А, проехали.

— Заткнись, — сказала она. — Я серьезно, Гарри, это действительно ты… ты вернулся, понимаешь?

Так оно и было: растрепанные черные волосы, зеленые глаза, шрам-молния и все остальное. Он отнял ладони от лица и слегка улыбнулся.

— Похоже на то. Эта кошмарная боль и… я опять ничего не вижу.

Гермиона не могла отвести от него взгляд. Было так странно опять видеть его лицо как ЕГО лицо; знакомые черты вновь оживали, обретя ту душу, что принадлежала им всегда. Она смотрела на него в абсолютном молчании.

Наконец она сказала.

— Теперь ведь уже так не больно, да?

Он покачал головой.

— Нет, но… — он не договорил. — Хорошо бы я мог снова видеть.

Гермиона встал рядом с ним на колени.

— Я могу вылечить твои глаза, Гарри. Хочешь?

Мгновение он молчал, кусая губу. Затем неохотно сказал:

— Думаю, да.

Гермиона знала, почему Гарри никому не разрешал исправлять его зрение: это было его изюминкой — что-то вроде знака Гарри Поттера. И, нравилось ему в очках или нет, но если бы он от них избавился, то Ведьмовский Еженедельник тут же начал бы пожинать лавры сплетен.

Они уже насочиняли историй о том, как он стрижет волосы (в ванной, сам, маникюрными ножницами) и где он берет свою одежду («Я просто позволяю Хагриду выбирать ее для меня»). Если он еще избавится и от очков, то там, наверняка, появятся заголовки типа «ГАРРИ ПОТТЕР СЛИШКОМ ТЩЕСЛАВЕН, ЧТОБЫ НОСИТЬ ОЧКИ»; «МАЛЬЧИК, КОТОРЫЙ УЦЕЛЕЛ, СЛИШКОМ МНОГО ВООБРАЖАЕТ? », а Гарри ненавидел подобные вещи.

— Это только на время, — мягко произнесла Гермиона. — Корректирующее заклятие. Пока мы не найдем твои очки.

— Хорошо, — он закрыл глаза.

Она вынула палочку и коснулась кончиком его век. Затем она нагнулась вперед и прижала пальцы к его вискам.

— Не дергайся, — посоветовала Гермиона, и он взял ее за запястья, чтобы сидеть спокойно. — Окулус!