Черчилль и Гитлер - Эндрю Робертс

Шахт действительно сумел добиться поразительного экономического роста, но какой ценой! Дефицитное финансирование гитлеровской программы перевооружения привело к тому, что через три года быстрого экономического роста, к середине 1930-х гг., продовольственные магазины в Германии начали ощущать нехватку товаров. Министр сельского хозяйства Рихард Дарре забеспокоился. Он забрасывал канцелярию Гитлера докладными записками и целых два года пытался добиться аудиенции фюрера, но безрезультатно. Гитлера не интересовали, как он считал, пустяковые экономические проблемы, решение которых следовало оставить специалистам.

Гитлер вмешался, только когда стало ясно, что его планы по наращиванию вооруженных сил под угрозой. Шахт предупреждал, что Германии грозит финансовый крах, если расходы на перевооружение не будут сокращены, но Геринг лучше него знал, что хочет слышать Гитлер, и хвастался: «Я ничего не понимаю в экономике, но я обладаю неудержимой волей». Если Шахт пытался ограничить программу по перевооружению, то Геринг видел возможность угодить своему боссу и укрепить свою власть. Он обещал осуществить т. н. четырехлетний план, который обеспечит страну как продовольствием, так и оружием. Так что Гитлер назначил его уполномоченным по четырехлетнему плану, и за какие-то несколько месяцев Геринг привлек к работе множество экспертов по различным экономическим вопросам, каждый из которых соперничал со своими коллегами из Министерства экономики Шахта.

В мае 1937 г. Шахт пожаловался Гитлеру на интриги Геринга, но фюрер отмахнулся от него. Он не желал больше заниматься этим вопросом и велел Шахту разбираться с Герингом самостоятельно. Спустя несколько месяцев Шахт понял, что ему ничего не остается, как подать в отставку. Это был типичный пример того, как Гитлер руководил нацистским государством. Его не интересовали стратегические или административные детали. Вместо этого он обозначал общие цели и задачи, а затем предоставлял своим подчиненным самим справляться с их выполнением.

Для подчиненных лучшим способом взаимодействия с Гитлером было придерживаться тактики генерал-полковника Вальтера Моделя, который избегал обращаться к фюреру с просьбами, всегда выступал с убедительными предложениями, свидетельствовавшими о его энергичности, периодически игнорировал приказы, выполнение которых считал невозможным, и часто ставил Гитлера перед свершившимся фактом, докладывая о том, что уже было сделано. Это часто срабатывало, особенно если Моделю удавалось убедить фюрера, что он сам является автором той или иной стратегии, и в этом случае поддержка ему была обеспечена. Модель не отличался хорошими манерами, но был абсолютно предан. Прозванный «львом обороны» и «пожарным фюрера» за то, что Гитлер постоянно перебрасывал его с одного фронта на другой в попытках сдержать наступление Красной Армии в 1944–1945 гг., Модель, в конце концов, застрелился 20 апреля 1945 г.

Гитлер даже поощрял конкуренцию между различными частями государственного аппарата, поддерживая своего рода неодарвинистское соперничество между министрами и приспешниками. Придерживаясь абсолютно противоположных «командному методу» способов управления, Гитлер никогда не обращал внимания, если кто-то из членов правительства вдруг становился другим поперек горла. Так, министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа терпеть не мог министр пропаганды Йозеф Геббельс, которого в свою очередь не выносил партийный босс Мартин Борман, которого ненавидел шеф СС Генрих Гиммлер, которого боялся министр вооружений и боеприпасов и личный архитектор Гитлера Альберт Шпеер, которого не любил командующий Люфтваффе Герман Геринг, которого в свою очередь ненавидел Риббентроп. Поддерживал же огонь под этим бурлящим котлом вражды и ненависти сам фюрер, которому все они, в конечном счете, подчинялись. Ситуация явно была абсурдной, но она устраивала Гитлера, поскольку отвечала его дарвинистским взглядам и укрепляла личную власть, ставя его в положение верховного арбитра между всеми соперничающими группировками.

Иллюстрацией избранного Гитлером метода руководства могут служить воспоминания Шпеера о том, что

одним из видов удовольствия было для него выслушивание пересказов, с массой подробностей, послом Хевелем, представителем Риббентропа при Гитлере, разговоров по телефону с министром иностранных дел. Гитлер давал ему советы, каким образом он может смутить или привести в смятение своего шефа. Бывало, что Гитлер вплотную подходил к Хевелю, беседовавшему с Риббентропом, и тот, прикрыв микрофон рукой, повторял слова министра, а Гитлер нашептывал ответы. Чаще всего это были саркастические реплики, которые не могли не усиливать озабоченность и без того подозрительного министра, что во внешнеполитических вопросах Гитлер может оказаться под влиянием не тех кругов и тем самым поставить под вопрос его компетентность как министра[58].

Управлять правительством подобным образом было неприемлемо.

После начала войны в 1939 г. Черчилль получил пост первого лорда Адмиралтейства, возглавив весь театр военно-морских действий. Сразу же стало очевидно, что пребывание в политической опале не уменьшило склонности Черчилля к микроменеджменту. Из своего офиса в здании Старого Адмиралтейства – который сегодня называют «Кабинетом Черчилля» – он забрасывал подчиненных и коллег записками, касавшимися буквально всех аспектов ведущейся войны. Один морской офицер писал в своем дневнике: «Уинстон Черчилль проявляет огромную личную заинтересованность и стремится вникнуть в морское дело. Он удивительный человек и проявляет поразительное понимание ситуации, но я бы предпочел, чтобы он действовал в своей области»[59]. Черчилль признавал в себе это качество, заявив в Палате общин три года спустя: «Я не из тех, кого нужно подталкивать. Я сам, если хотите, подтолкну кого угодно».

В понимании Черчилля, «область» его деятельности как первого лорда адмиралтейства выходила далеко за рамки забот о нуждах британского флота. В письме к министру иностранных дел лорду Галифаксу, написанном 10 сентября 1939 г., всего через неделю после вступления в должность, Черчилль, прежде чем перейти к комментариям телеграмм из Египта, высказывал мнение, что друг министра, посол Великобритании в Италии сэр Перси Лорейн, «не понимает наших намерений». Окончание письма звучит как вежливая угроза: «Я надеюсь, что вы не будете против, если время от времени я стану обращать ваше внимание на содержание телеграмм, показавшееся мне странным, поскольку это будет лучше, чем если я подниму этот вопрос на заседании кабинета». Через несколько дней Черчилль направил Галифаксу служебную записку, в которой призывал включить Болгарию в Балканский блок. В то же время он писал письма лорду-хранителю печати Сэмюэлю Хору, начинавшиеся словами «Мой дорогой Сэм», в которых интересовался необходимостью введения нормированного распределения бензина и мяса, ограничения увеселительных мероприятий, затемнения, и предлагал формировать «войска местной обороны из пятисот тысяч мужчин старше сорока». Последнее так же завершалось угрожающими интонациями: «Со всех сторон я постоянно слышу жалобы на отсутствие организации на внутреннем фронте. Можем мы с этим разобраться?»