Сокрушительное бегство - Алексей Зубко

— А вот и они, — заметив выступившую из-за безлистых деревьев делегацию, предупредил я джинна. Не стоит ему выдавать свое существование. Какой-никакой, а даже плохенький козырь в рукаве ценнее джокера в отбое. — Как заказывал.

Приближавшиеся танцовщицы пожелания джинна, разумеется, слышать не могли, но предугадать сумели. По крайней мере, в вопросе доступности их тел взорам. Покрывавшая их от обритой наголо макушки до пят газовая ткань столь прозрачна, что при всей очевидности наличия одежды утверждать это не повернется язык. Единственное, что недоступно взору, это содержимое плетеных корзинок в их руках. Восемь одинаковой бочкообразной формы и одна прямоугольная. Интересно, что в них? Наверное, угощение…

— Вах! Какие красавицы… Персики! — Укрывшийся за моей спиной джинн выдвинул глаза по принципу перископа, один над моим левым плечом, второй над правым, и восторженно зацокал языком. — Стихи сами рождаются в моей душе.

Из всех плодово-ягодных персик наиболее точно обрисовывает облик танцовщиц, в этом непризнанный гений из сосуда прав. Танцовщицы как одна низенькие и полненькие. Округлые формы толстушек тем не менее полны той сочной упругости, которая придает телу вид пышущей здоровьем молодости, а коже — шелковистый глянец. Сама белоснежная кожа, по всей видимости от рождения не знавшая солнца, словно кожура персика покрыта мягким пушком, старательно выкрашенным в яркий красный цвет. Это сколько же времени нужно было потратить на покраску… уму непостижимо!

Приблизившись к основанию холма, на котором находится ложе, танцовщицы опустили на землю корзинки и выстроились у самой воды в два ряда. Четыре спереди, остальные пять позади них.

— А почему они лысые? — зашептал джинн, чей взор наконец-то поднялся на достаточную для установления этого факта высоту.

Отвечать ему я не стал, сосредоточившись на придании лицу величественного выражения, которое положено по статусу Сокрушителю.

Девушки переднего ряда опустились на колени и, выловив из воды по цветку кувшинки, принялись обрывать их лепестки и разбрасывать по сторонам.

Второй ряд возвел руки к небу и, раскачиваясь из стороны в сторону на носочках, медленно пропел:

— О Великий дракон, хвала тебе за деяния твои великие, средние и малые.

Покончив с первой партией кувшинок, коленопреклоненные танцовщицы взялись за вторую со словами:

— Почтение наше тебе, Великий! — Ядовито-желтые лепестки, кружась, падают на воду, на землю и на головы танцовщиц.

— Любовь наша тебе, Великий!

Одним движением руки пять девушек из второго ряда сбрасывают газовые накидки, открыв взору то, что и до этого момента не было от него сокрыто.

Танцовщицы все как одна замерли.

Если они ожидали знака с небес или моих бурных аплодисментов, то их ожидало разочарование. Я тоже замер, выжидая.

Лишь джинн за спиной, причмокивая, пускал слюну. Хорошо, что он призрачный, а то потом доказывай, что недержание не профессиональное заболевание Сокрушителей. Нечеловеческое напряжение, сплошные стрессы, и вот результат…

Оставшиеся условно одетыми танцовщицы оставили в покое цветы и поднялись на ноги.

— Любовь наша тебе, Великий!

Медленно оседая, словно опускающийся на землю туман, их прозрачные накидки падают под ноги.

— Это они тебе? — шепотом спросил меня джинн.

— Н-н-не знаю…

Откуда-то издалека доносится ритмичный бой барабанов и пронзительный визг неизвестного мне духового инструмента. Рваная мелодия мгновенно находит отзвук в телах танцовщиц. Они начинают приплясывать. Такое впечатление, что они движутся каждая по себе: одна изгибается словно змея, вторая скачет словно горная коза, третья раскачивается, потрясая… воображение своей гибкостью. Но вместе их движения сливаются в одно, словно что-то огромное трепещет, покорное воле звуков.

Одна из девушек внезапно замерла, словно киборг, у которого завис основной процессор. Остальные, не прекращая танца, достали из прямоугольной корзины блестящее нашитыми на него пластинами одеяние и проворно надели его через голову на неподвижно замершую подругу. Бой барабанов стал совершенно неистовым, исступленным.

— Аватара Великого дракона пришел к нам, — пропели, не прекращая танца, девушки. — Твоему воплощению, дракон, наше почтение и любовь.

Адекватного перевода слова «аватара» мой мозг не смог подыскать, лишь интуиция подсказала, что, по их мнению, я аватара Великого дракона, то бишь его земное воплощение. Что даже более почетно, чем Сокрушитель. Облаченная в блестящее одеяние девушка ожила. Она взмахнула руками и закружилась в танце. Отделанная железными чешуйками ткань плотно облегает тело, имитируя чешую рептилии. А развевающаяся от кисти до локтя бахрома, по-видимому, должна символизировать крылья, равно как острые и кривые ножи на щиколотках — когти дракона. Пока изображающая дракона девушка кружится в танце, ее товарки берут бочкообразные корзинки и, образовав вокруг танцующей круг, начинают приплясывать, встряхивая содержимым плетенок.

«Едва ли там угощение», — понимаю я. Молниеносно сорвав крышки, танцовщицы тотчас опускают корзинки на землю, перевернув вверх дном.

— О дракон! — восклицают они и бросаются ко мне.

От неожиданности я немею, пытаясь, подобно хамелеону, слиться с ложем, а джинн поспешно прячется под покрывалом.

Перепрыгнув через условную водную преграду, девушки падают ниц на бледные орхидеи.

— Да… — бормочет невидимый дух кувшина. — Клумбе хана!

Лишь одна, наряженная драконом, танцовщица по-прежнему кружится в танце среди корзинок. Ее движения стремительны, прыжки высоки, а накладная чешуя от каждого движения тонко звенит. Это еще не балет: слишком много инстинктивной, неосмысленной импровизации, начатых, но неоконченных пируэтов и первобытного темперамента, но это уже искусство: порой начинает мерещиться, что не девушка двигается в лучах утреннего солнца, а некое мифическое существо — оборотень, способный в один миг менять свой облик.

Все происходящее сейчас очень напоминает то, что, по мнению джинна, я должен был бы заказать у него. В центре композиции, на широком ложе, в окружении цветов и обнаженных девушек возлежу я — этакий всевластный султан гарема из девяти душ. Поодаль самозабвенно исполняет танец живота прелестная наложница. Но действительность все повернула круче, чем мог бы вообразить себе древний исполнитель желаний с дефектом в области основного назначения. Здесь я не повелитель и господин, здесь я бог. Ну, почти…

Взмахнув руками-крыльями, танцовщица кузнечиком взлетела на одну из перевернутых корзин. Плетеная конструкция дрогнула, но удержала вес девушки.

«Начинаются акробатические номера», — решил я.

И ошибся.

Изображающая дракона танцовщица что-то гортанно пропела и стремительно перепрыгнула на соседнюю корзину, опрокинув набок ту, на которой балансировала до этого.

— Ах! — слаженно вздохнули ее подружки по танцевальной труппе.

Признаюсь, с моих губ тоже сорвалось восклицание, но несколько иное:

— фу-у-у…

Не люблю змей. Возможно, это как-то связано с тем, что сотворил один из их рода в Эдеме, не знаю… но это отвращение сильнее меня.

Завалившаяся набок корзина освободила заключенную в ней гадину, которая незамедлительно поспешила продемонстрировать свою принадлежность к роду кобр, поднявшись в стойке и раздув капюшон, помеченный на спине парой светлых пятен.

Перепрыгивая с корзины на корзину, словно дрессированный пес с тумбы на тумбу, танцовщица добилась того, что освободила всех пресмыкающихся, заключенных в корзинах.

Хорошее угощение…

— Ах-ах-ах! — стенают обнаженные тела у основания ложа. — Ух-ух-ух…

— Ай! Ай! — прыгает в кругу раскачивающихся в предупредительной стойке кобр девушка — якобы дракон. А змеи что собой в этом случае олицетворяют?

Злобное шипение гадов становится все громче, а их выпады стремительнее и опаснее. Может, это и изысканное зрелище, кое должно ублажать взор будущего спасителя этого мира, но мне оно не нравится. Более того, вызывает брезгливое неприятие.

Уклоняясь от броска кобры, танцовщица по мере возможности пытается нанести ответный удар укрепленным у голени ножом. Но то ли она слишком нерасторопна, то ли змеиная чешуя достаточно прочна, только результата взмахи ногами не приносят. А круг все сужается, разъяренные пресмыкающиеся становятся все наглее. Вот один из выпадов оканчивается ударом, и девушка падает на колени.

Схватив меч и издав вопль, достойный не то что жалкого аватары, а и самого Великого и Могучего дракона, я бросаюсь спасать танцовщицу от смертельной опасности, нависшей над ней в виде восьми очень ядовитых змей. Распростертые на склоне холма девушки верещат. Не поймешь — радостно или испуганно, но однозначно от всей души. Перепрыгивая через распростертые тела, я размахиваю не только мечом, но и тем единственно доступным оставшемуся в чем мать родила воину оружием, которым наделила меня матушка природа. Скажу без лишней скромности: им я владею куда лучше, чем тем же мечом. Тут и врожденная предрасположенность, и больший практический опыт. Если бы не опасение, что данный текст может попасть на глаза какой-либо представительнице прелестной половины человечества, я назвал бы вещи своими именами, а так придется юлить и подбирать слова. Остановимся, пожалуй, на облагороженном англичанами варианте данного действа — боксе. Хотя само действо, происходящее на ринге, мало походит на то, чему обучает жизнь и инструктор рукопашного боя. Вот только применять против кобр кулак я не буду — моя жизнь не настолько отвратительна, как может порой показаться.