«Если», 2004 № 01 - Эликс Делламоника

Мастерсон искал дополнительные точки пересечения и нашел их. Испанец дважды наведывался в небольшую деревушку к северу от Неаполя, где лежала, как все предполагали, на своем смертном одре малютка Мария Томасси, исцелившаяся номер три. Как ни странно, между этими двумя визитами семья свозила обреченную девятилетнюю дочку в путешествие по Марокко, после чего она полностью поправилась. Ему еще предстояло найти прямую связь с четвертым исцелившимся, женой иорданского переводчика, который два года работал в ООН, но марокканский дипломат вполне мог встречаться с этой парой в обществе, если уж не по службе. Женщина отказалась разговаривать с Мастерсоном, а девочка Томасси и вся ее семья погибли, кода их деревня в буквальном смысле провалилась сквозь землю во время землетрясения.

Проследить передвижения исцеленных по территории Марокко оказалось намного сложнее, поскольку интервал между каждыми двумя поездками составлял больше года. Хотя все главные города Северной Африки в той или иной степени стали космополитическими, в глубинке же ни о каком порядке говорить уже не приходилось. Двое из четверых побывали в Марракеше, все провели хотя бы одну ночь в Рабате. Система резервирования мест и платежей по кредитным карточкам существовала в отеле в электронном виде, а значит, эти сведения можно было нелегально получить и проанализировать. Во внутренних же частях страны все записи обыкновенно велись вручную, если вообще велись. Мастерсон продал еще часть своего дела, и его агенты потянулись в пустыню, в деревни, в поисках информации. Время сравнительного благополучия для него явно заканчивалось, Мастерсон дошел до грани отчаяния и уже подумывал о самоубийстве, когда наконец получил сообщение, сулившее надежду.

Все четверо побывали в одной и той же захолустной южной деревне.

Медленно продвигаясь в глубь городка, Мастерсон встречал разных прохожих. Большинство бросало в его сторону безразличные взгляды, несколько человек яростно грозили кулаками вслед поднявшему пыльную бурю автомобилю. Тувареш представлял собой захолустное поселение, обитатели которого едва сводили концы с концами, кормясь плодами скудного урожая или продавая предметы грубых ремесел. Агенты Мастерсона сообщили, что своей полиции здесь нет. Если стражи порядка все же требовались, их можно было вызвать по рации. Впрочем, это еще не гарантировало, что они и впрямь приедут. Больницы как таковой не было, только лечебница с единственным врачом, тоже местным жителем, который учился в Европе, но отказался от места в Рабате и вернулся в родную деревню.

Мастерсон колесил вокруг деревни, пока не уперся в холм. Составив общее представление о местности, он вернулся назад, на маленькое открытое плато, и остановил «лэнд-ровер» на самом виду как раз над рыночной площадью. Он запер двери, включил сигнализацию и электронных «сторожей», удостоверившись, что наблюдавшие за ним мальчишки видели его действия, равно как и револьвер, который он сунул в карман пиджака.

Рынок представлял собой кладезь материала для изучения контрастов. Его пестрые ряды словно сошли с экрана старого кинематографа: владельцы торговых палаток расхваливали красочную материю, резьбу по дереву, глиняные горшки или какую-нибудь снедь. Одни торговцы выглядели вполне традиционно, точно перенеслись сюда из далеких веков. Другие же имели весьма современный вид. Возле некоторых жужжали или шипели портативные электрогенераторы, там покупатели могли выбрать электронные игры, западные пиратские видеокассеты или музыкальные CD. Там же можно было выйти в интернет, чтобы посмотреть порно-сайты.

Чтобы пройти по рынку, потребовалось всего несколько минут, ничего особенно интересного Мастерсон не заметил. Он попробовал заговорить по-арабски с девушкой, которая либо не поняла его, либо была слишком застенчива и не ответила, потом купил фруктов у одного из торговцев, пялившегося на него, не скрывая любопытства.

— Не подскажете, где я могу найти доктора Масуда? — спросил он, медленно выговаривая слова.

Торговец, худой, но вполне здоровый на вид человек средних лет, медленно кивнул.

— Через две улицы после авторемонта, месье, — ответил он на сносном французском, явно ошибившись относительно национальности Мастерсона. — Над дверью красный полумесяц.

Мастерсон поблагодарил его и вернулся к «лэнд-роверу», который, слава Богу, никто не тронул, хотя теперь вокруг него сидело и стояло не меньше дюжины подростков. Мастерсон вдруг сообразил, что никто из них еще не обращался к нему за милостыней, что было крайне необычно. Они смотрели, как он отключает охранное поле, и не выказали ни удовольствия, ни разочарования, когда машина уехала.

Врача он нашел без труда. Лечебница стояла на окраине деревни и вплотную примыкала к тому самому холму, который ранее преграждал ему путь. Она выглядела чуть лучше, чем деревенские лачуги, но это еще ни о чем не говорило. Крыша производила впечатление новой и прочной, современные ставни на окнах были в хорошем состоянии, в металлическом сарайчике сбоку мирно урчал генератор. Однако оштукатуренные стены местами облупились, а неряшливые пятна на них отдаленно напоминали грозовые тучи. Над дверью была прилажена электрическая лампочка, сквозь тонкие занавеси изнутри проникал яркий свет.

Поскольку звонка не обнаружилось, Мастерсон постучал, раздумывая, не лучше ли просто открыть дверь и войти.

Он уже собрался это сделать, когда услышал какой-то звук внутри. Через секунду дверь распахнулась, и в проеме появился неестественно высокий человек с длинной седой бородой. На нем была европейская фланелевая рубашка, никак не вязавшаяся с мешковатыми шелковыми шароварами.

Он окинул Мастерсона оценивающим взглядом, потом обратился к нему по-испански:

— Могу я вам чем-то помочь, сеньор?

— Я ищу доктора Масуда, — ответил гость по-арабски. — И я не испанец. Меня зовут Карл Мастерсон, я американец.

В то время испанцы не вызывали особого дружелюбия в Марокко. Главным образом из-за своей несговорчивости в вопросах передачи арабам последних маленьких анклавов на континенте и горстки островов в Средиземном море.

— Я Масуд, — лицо человека оставалось настороженным, хотя и чуть менее враждебным. — Вам нужна медицинская помощь?

— Да. Можно мне войти?

— В таком случае добро пожаловать. — Масуд отступил, и Мастерсон вошел в лечебницу.

Вопреки ожиданиям, она оказалась пустой, если не считать самого Масуда. Странным казалось даже не отсутствие каких-либо других сотрудников или пациентов, удивляло, скорее, ощущение необычного запустения. Комната не выглядела грязной, но кровати стояли голые — без простыней или покрывал, медицинских инструментов не было видно, на всем лежал тонкий слой пыли. Возможно, Мастерсон пришел как раз в то время, когда тяжело больных уже выписали из клиники, но, поразмышляв на эту тему, он вспомнил, что все попадавшиеся ему обитатели Тувареша производили впечатление людей здоровых, в отличие от жителей других городов и деревень, которые проезжал путешественник. На улицах он не заметил попрошаек — ни дряхлых стариков, ни детей, намеренно изувеченных родителями, чтобы выжимать слезу из богатых европейцев. В Тувареше люди, возможно, тоже затягивали пояса, как и по всей Северной Африке, но эндемические заболевания, поражавшие соседей, обошли их стороной. Придя к такому выводу, Мастерсон испытал первый с той поры, как вышел из самолета в Рабате, прилив оптимизма.