Под глифом "Бесконечность" (СИ) - Морох Ольга

— Дышать можно, — выдохнула она и повалилась вперёд. Верно, можно. Воздух разряжен, но пригоден для дыхания, похоже, экстренный сброс закончен и система обеспечения газового состава снова заработала. Вик поймал потяжелевшее тело подруги. Похоже, вырубилась. Он, крякнув, завалил её на плечо. «Прости, детка».

Он огляделся. Похоже, они оказались в нижних кварталах, близких к коллектору. Здесь почти нет жилья, одни обслуживающие производства.

Где-то на грани слышимости почудилось жужжание. Пора сваливать. Вик развернулся и похромал прочь. Надо найти хоть какое убежище. В гудящей серверной можно попробовать отдышаться. Там все частоты глушит местный излучатель.

Дверь поддалась на третий удар плечом. Осторожно прикрыв створку, Вик опустил свою ношу среди ощерившихся проводами коробок. Прислушался к себе. Стимулятор давно перестал действовать и теперь Вик держался на одном адреналине, который вот-вот грозил схлынуть, оставив телу усталость и боль. Он осторожно опустился рядом с неподвижной женщиной. Бросить её? Уходить самому? Куда? Сейчас это как клетка, большая, с запутанной сетью ходов, но клетка. Не уйти. Да и надо ли? Может, принять бой? Наверняка здесь есть какое-то оружие. Хоть его и запретили к ввозу, всё равно жители как-то умудряются постреливать друг в друга.

По виску скатилась капля пота, и Вик смахнул её ладонью. Жрать хочется. И пить. И спать. Почти смертельно. И неплохо бы ещё пару доз анальгетика.

Тори откашлялась, почти вывернув желудок наружу. Кажется, у неё непереносимость стимулятора. Откуда он помнит?

— Где… где мы? — отдышавшись спросила она.

— Где-то в нижней сфере, не знаю, где, — как эхо, отозвался Вик, перекатывая голову на затылке. Как маятник. Туда-сюда, туда-сюда. Внутри всё сжимается и проводов перед глазами становится вдвое больше.

— Ты в порядке? — зачем она спрашивает? Ей никогда это было не интересно. Никогда? Да, никогда. Они же знакомы целую вечность. Она всегда рядом. Стерва. Выкручивает волю, как суставы при допросе. Сука. «Ненавижу»

— Вик?

Она всегда была такой. Холодной, как космос. И такой же недостижимой. Всегда? Надо было прикончить её ещё тогда, на Терре. Чтобы не мучила его.

— Вик? Слышишь меня?

Она, как напоминание о чём-то, о чём он хотел забыть. Что-то щемящее, как рана, тянет вниз и истекает кровью воспоминаний. Память не даётся в руки, как птаха, постоянно ускользает из пальцев, утекает, словно песок. А она… она всегда рядом. Руки и ноги похолодели. Скоро… Скоро…

— Тебе нужен тисанитин…

Нужен…

— Вик!

В судороге сжимаются пальцы. Сжимаются и зубы до боли в челюсти, и ломоты в сухожилиях.

— Я скоро, держись!

Убирайся! Уходи! И не возвращайся! Забери с собой режущие до кости безликие воспоминания. «Ненавижу». Зачем она здесь? Вик едва ли отдавал себе отчёт, что происходит с ним или вокруг. Он не почувствовал, как Тори уложила его на пол, заставила разжать челюсти и вставила между ними плотный жгут из ткани, не услышал, как она вышла. В голове, как в клетке, всё его существо билось в агонии, подогреваемой изнутри. «Убить, убить, убить». Её лицо расплывалось в памяти, а потом сфокусировалось на острие воспоминаний. Тонкое, как игла, пронзающее тело от ключицы до самых пяток. Насквозь. Игла дёрнулась, вырывая вместе с собой всё, что он хотел, но не мог забыть. Чужие лица, собственные руки в крови, и опускающаяся прямо в глазное яблоко ржавая игла манипулятора.

«Умри»

Игла вошла в глаз медленно, смакуя каждый миллиметр агонии. Боль взорвала голову и свет погас.

Глава 17

… — Полетим к атоллу? — против солнца совсем не видно лица. Она такая солнечная, светлая.

— Как скажешь, детка…

— Скажи ещё раз, — она со смехом наваливается на грудь и прикосновения её прохладной кожи отзывается внутри желанием. На ней ничего нет. Только солнце.

— Что?

— Ну, давай!

— Я люблю тебя…

Эти слова вызывают в ней приступ безудержного веселья. Она смеётся. Он любил её смех когда-то.

— Что смешного?

— Ты дурак!

Одно движение и она уже лежит под ним, вяло вырываясь. Его руки ласкают ей грудь и спускаются ниже, к упругому животу, а затем ещё ниже.

— А кто ты?

— А я дура… — выдыхает она, отвечая на поцелуй…

… — Критические повреждения, множественные переломы…

— Химический ожог…

— Готовьте операционную…

— Жив? — это уже Тори, где она? Её совсем не видно. А это отчего-то важно. Вик только на доли секунды закрыл глаза, а когда открыл их перед ним уже стоял длинный стол и несколько человек в белых халатах за ним.

— Комиссия рассмотрела ваше прошение.

Прошение…

— Вам отказано на основании статьи четыре федерального закона о дополнительных свободах.

— Почему? — Вик опустил взгляд на собственные кисти рук на коленях. На правой поверх зеленоватых синяков от послеоперационных шрамов бирка психиатрической клиники. Имя, фамилия, диагноз: посттравматический психоз. — У меня есть право…

— Нет, — жёстко отрезал седовласый моложавый мужчина. — После инцидента вы его утратили. Реабилитационный период длится около года, если не потребуется дольше. Вас ждёт корректирующая терапия.

Почему-то по спине проходит леденящий ветер, вызывая головокружение и рвотные позывы.

— Нельзя… без этого?

— Нет, — это уже благообразная дама с короткой стрижкой слева, — согласно проведённому тестированию, это необходимая мера. Вернётесь полноценным членом общества.

— Я имею право на рассмотрение дела федеральной комиссией, — упрямо повторил Вик, чуть склоняя голову направо. Неудобно. Правый глаз закрыт плотной повязкой, левый с трудом различает черты сидящих напротив, а в спине вставлен штифт.

— Федеральная комиссия не станет рассматривать дела участников этого… инцидента, — отрезал кто-то ещё, кажется вон тот пончик с рыхлыми щеками, — для этого есть военный трибунал. И военные психиатры.

Сказать нечего, но что-то нужно. Нельзя сдаваться просто так. Им всё равно. Должен быть хоть один аргумент, чтобы не исчезнуть в стенах психушки навсегда.

— Ваше дело будет передано в центр корректирующей терапии. Там пройдёте полный курс до полной психологической стабилизации.

Крутить головой неудобно.

— Нет. Подождите… я….

— Следующий…

— Нет… — они что, не слышат? Со спины подходят двое и крепко берут под плечи. Сил совсем нет. Почему?

— Нет.

— Тёмка? — это рядом, это она, Тори.

— Лис! — почему он назвал её так? Это её имя? Это её настоящее имя.

— Тёмка! — она почти рядом, бьётся в руках таких же крепких санитаров. Но её быстро оттаскивают в ту самую комнату с пятью безразличными халатами.

— Стой! —

Вик дёрнул плечами, сбрасывая с себя чужие руки, но едва он освободился, как в плечо впилась игла. Стой…

— Тёмка! Пустите! Встретимся в…!

А вокруг снова битый кирпич и тревожащие звуки разрывов.

«Дурак ты, Тёмка!» — смеётся девчонка в светлом комбинезоне. Эти слова режут сильнее ножа, до самого сердца, заставляя задыхаться и биться в темнице собственного тела…

Вдох, и снова над головой своды хирургической капсулы. Сон это или нет?

Реальность стала так похожа на сон, а сон на реальность. Немудрено перепутать. Где он и… когда? Как мучительно больно осознавать своё поражение. Рядом с капсулой слышны чьи-то шаги.

— Проснулся? — над головой склоняется Тори. Или Лис. Кто она на самом деле?

— В этот раз тебя хорошо приложило, — фыркнула Тори и снова исчезла из поля зрения, — но операцию сделали, заменили тебе блок памяти и модуль связи.

— Операцию? — выдохнул Вик.

— Мы на Терре, — беспечно отозвалась Тори, — в клинике «Эвангелион»

Как они из Арканума попали на Терру? Как?

— Я тебе всё объясню чуть позже, — Тори присела рядом и положила голову на борт капсулы, задумчиво разглядывая лежащего внутри Вика, — ты накрепко вырубился. Мне пришлось пойти на некоторые уступки…