Подростки - Олег Болтогаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, у тебя еще нет того, отчего могут быть дети.
— Чего нет?
— Чего, чего. Спермы, чего же еще, — тихо сказал он.
— Есть, — ответил я, не задумываясь.
— А я думаю, нет.
— Почему ты так думаешь?
— Сер ты очень в этих вопросах.
— Это не связанные вещи.
— Еще как связанные. А чего ты волнуешься? Если есть — докажи.
— Докажу.
— Докажи.
Почему я завелся? Не знаю. Наверное, надо было промолчать, да и все. Но теперь отступать было некуда. Разговор слышали многие, если не все. Я должен был доказать. Но как?
В палате словно забыли наш спор. Славик неторопливо расстилал простынь, Сергей рассматривал в зеркальце свою физиономию. Чуть поодаль пацаны играли в шашки.
До отбоя оставалось полчаса.
Я стал взбивать подушку. Разделся, лег мордой к стенке. Прикрыл глаза. Все события сегодняшнего дня пробежали передо мной. Собственно, сегодня ничего и не было, кроме тех неведомых прежде ласк, которые позволила мне Марина.
Я вспомнил все, что между нами было. Пережитое волнение вернулось. Я опустил руку, коснулся своего разгоряченного, восставшего петушка. «Давай помоем твой петушок», — говорила мне в мама, когда я был совсем маленьким. Теперь он был большим и твердым. Как такое получается? Если его вставить в тело девочки, ей же будет страшно больно. Но пацаны говорят, что им, девушкам, это очень приятно, не меньше, чем нам, парням. Так, как вот мне сейчас. Я делал свое дело тихо и незаметно. Вспомнилось все. И то, что было, и то, чего не было.
Вообще, я редко это делаю. Говорят, это вредно. Но иногда бывает такой нетерпеж, что это единственный способ сбросить напряжение.
Кульминация приближалась. Вот сейчас. Вот почти.
Я повернулся лицом к палате. Сергей все разглядывал себя, ненаглядного.
— Иди сюда, — сказал я и не узнал свой голос.
Он послушно встал и шагнул ко мне.
— Смотри.
Он, видимо, не понял и слегка наклонился надо мной.
— Смотри, — и я отбросил простынь.
Он успел откинуться вбок, иначе бы сильная тугая струя, вылетевшая из моего петушка, попала бы ему в лицо. Фонтан получился почти на метр вверх, не меньше.
— Ни хрена себе! — изумленно рявкнул Сергей.
В палате наступила гробовая тишина. Потом кто-то хихикнул. Я прикрылся. Теперь мне было все равно. Приятное расслабление охватило все тело.
— Как у племенного жеребца! — Сергей смотрел на меня ошарашенно.
Затем он строго посмотрел на остальных пацанов. Смешки прекратились.
— Вот это доказал так доказал, — рассмеялся Сергей. Он уселся на кровать.
Я почувствовал, что взмыл вверх по иерархической лестнице этого курятника.
Выше был только Сергей. Даже Славик с его мануальными талантами сполз вниз.
— Ночь, мальчики, ночь, — влетела медсестра и выключила свет.
— Вот лягу мимо кровати, будете отвечать, — закричал Сергей.
— На ощупь, мальчики, ложитесь на ощупь.
— Тебя бы сейчас на ощупь, — тихо пробурчал Сергей и улегся.
Он лег лицом ко мне. Луна светила в окно, и мы хорошо видели друг друга.
— Ну, как Маринка? — спросил Сергей шепотом.
— Нормально, — также тихо ответил я.
— Ты, главное, не робей. Ты с девочкой еще никогда?
— Что — «никогда»?
— Палочку еще никому не кидал?
Этот жаргон был мне известен. «Кинуть палочку» — значит овладеть девушкой.
Высший шик — это «кинуть пару палочек». Еще лучше не «палочек», а «палок», так, вроде, солиднее. По-взрослому.
— Нет, не кидал, — ответил я честно.
— А я кидал, — сказал он.
— Много? — не удержался я.
— Нет, три раза. К нам приезжала девушка из Москвы. Так вот с ней.
— А здесь что же?
— Да вот не дает пока. Стонет, скулит, дрожит, а не дает.
— Расскажи про ту, из Москвы.
— Она на год старше меня. Красивая. Ходили мы с ней недели две. Целовались, лапать давала везде. Стал ее уговаривать, давай, мол. Темнела лицом, не давала. А я все лезу со своим. Стали в лесок прогуливаться вечерами. Однажды почти раздел ее, но все равно не дала. Потом как-то шли с танцев, это довольно далековато. Обнял я ее, а она дрожит вся. Словно кто толкнул меня. Повел я ее в сторону от дорожки. Кустики небольшие, кинул пиджак на траву, обнял ее, целую, а она на ногах не стоит. Усадил я ее на пиджак, давай скоренько раздевать. А она, представляешь, дрожит вся, так, меленько. Стал снимать с нее трусики, а она не сопротивляется. Ночь светлая, как сегодня. Трусики на ней белые, в цветочек, как сейчас вижу. Навалился я на нее, стаскиваю с себя брюки, она молчит, ни слова. Развел ей ноги, тронул рукой ее там внизу, а она влажная вся, ты себе не представляешь. Тычусь, тычусь, попасть не могу. И вдруг она берет меня за это дело и сама в себя направляет. Я чуть не спустил от ее прикосновения. И так хорошо вошел. Ну а потом уже сплошной кайф. Это не описать словами.
— Вы предохранялись?
— Нет. Первый раз нет. И думать об этом не думал. Я представляешь, считал, что вся процедура проходит молча, но она через некоторое время стала так громко стонать и охать, что я даже испугался, не услышит ли кто-нибудь нас с дороги. Слава богу, никого не было. Потом вдруг как начала кусать меня в плечо, выгнулась вся дугой, трясет ее всю, стонет в голос, стучит по моей жопе пятками, какое там предохранение, пришла моя минута, извергся я в нее со страшной силой, как ты сегодня, и мысли не было, что нужно прерваться или еще что. Это на следующий день, когда я снова стал ее заваливать, она говорит мне, вот, надень это, и достает из кармашка юбки пакетик. Честно, сказать, неудобное это дело. Без него лучше. И кайф сильнее. Но нельзя же думать только о себе. Стал надевать. Она лежит, ждет. Юбка задрана, ноги раздвинуты, живот голый. Надел, навалился на нее. Вошел, делаю свое дело, вроде все путем, а сам думаю, хоть бы не порвалась эта гадость. Но все равно хорошо получилось.
— Она была девушкой?
— Ну что ты говоришь! Потом она мне рассказывала, что у нее в Москве есть жених, но он ее, как она говорила, не удовлетворял как мужчина. Она сказала, что, вот с тобой, Сережа, мне хорошо, женись на мне.
— Ну и?
— Что «и»? Уехала через три дня. Еще разок побывали мы с ней на нашем месте.
— Письма писала?
— Нет. Да что я ей. Там, в Москве, найдет себе сотню таких же или получше.
— Да, повезло тебе.
— Я говорю тебе, не дрейфь, они сами этого хотят.
— Но у тебя ведь здесь не получается?
— Ну, не всегда же так сразу. Потом, не исключено, что она целка. Тут будет посложнее.